Приговоренная к смерти или В плену у демонов

Глава 8

Дома, слегка оправившись от боли и шока, я подумала, что смогу защитить себя от надругательств, если обращусь непосредственно к Богу. Я хотела стать монахиней, мне казалось, что это обеспечит мне приемлемую жизнь, без сексуальных надругательств.

Я никому не могла пожаловаться, некому было защитить меня. Казалось, Церковь станет ответом на мои страдания, я начала разучивать молитвы и специфику жизни в монастыре. Мой опекун Билл разрешил мне исповедаться.

Католическая вера внушает идею, согласно которой человек не готов разговаривать с Богом напрямую, должен быть священник, исполняющий роль посредника. Для этого и служат исповеди.

Мне нужно было рассказать о своих грехах священнику, который передаст мое послание Богу. После чего мне скажут, сколько раз нужно прочесть молитвы «Аве Мария» и «Отче наш» в качестве покаяния или наказания.

Когда священник нашей церкви открыл маленькое окошечко в перегородке исповедальни, которая была размером со шкаф, я начала каяться:

— Прости меня, отец, ибо я согрешила…

Далее пришлось рассказать про то, что у меня было с Джорджем и дядей Биллом. Священник ответил, что я должна прочесть три раза «Аве Мария» и один раз «Отче наш», тогда буду прощена.

Я так и сделала, мне стало легче. Но на следующий день дядя Билл позвал меня для разговора. Видимо, он был в курсе того, что я говорила священнику. Билл потребовал, чтобы «отныне и всегда» на исповеди я говорила только, что ослушалась моего опекуна и нашего Главу. И больше ничего!

В следующий раз я пошла на исповедь вместе с подростками нашей общины. И сказала именно так, как мне велел Билл. Однако в открытое окошечко в перегородке исповедальни между мной и священником показался… его пенис.

— Бог сказал, что твое покаяние — это услаждение меня как духовного наставника твоего, — сказал священник. — И помни: все, что ты делаешь, ты делаешь для Бога, небесного отца нашего.

После орального секса со священником я вышла из исповедальни в весьма расстроенных чувствах. Остальные подростки были очень нетерпеливы, ожидая своей очереди. Наша наставница отругала меня за то, что я исповедовалась так долго, и в наказание велела прочесть дополнительно несколько раз «Отче наш.

С того дня я оставила свою идею стать монахиней. Я думала: либо эта исповедь была обманом, либо Бог попустительствует сексуальному насилию над подростками.

Если бы школьные учителя умели распознавать признаки надругательства над детьми, то мое молчаливое поведение, моя нелюдимость и погружение в себя были бы поняты ими как крик о помощи. Но на мою мечтательность, намеки на беспомощность и сексуальность в рисунках никто не реагировал.

Я продолжала поддерживать иллюзию нормальной жизни, хорошо училась благодаря прекрасной памяти. Но у меня по-прежнему не было друзей, я испытывала трудности в общении со сверстниками и затерялась в воображаемом мире из книг, которые дядя Билл велел мне читать: «Золушка», «Волшебник страны Оз», «Алиса в Стране чудес», «Остров голубых дельфинов», чуть позже истории Гарри Поттера и «Чернильные» истории — все они использовались в подготовке моей психики к тому, что скоро станет программируемым контролем над сознанием.

Особенности моего поведения, мое подавленное состояние бросались в глаза. Но на них не хотели обращать внимание. Тем более, мой опекун был весьма уважаемым человеком.

Я имела возможность быть среди людей, когда ходила в местную библиотеку за книгами. Наша организация содержала большую библиотеку, которая как будто создана была как центр идеологической обработки. Имелся видео зал, обязательный для посещений, и обучающие площадки для детей.

Однажды библиотекарь спросила, почему я так печальна. Я дала обычный ответ: «В книгах много печальных героев». А когда учительница спрашивала меня, почему я не общаюсь со сверстниками, я отвечала: «Ребята похожи друг на друга, а мне нравится проводить время с книжными героями». Если мне начинали задавать уточняющие вопросы, отделывалась с помощью религиозных фраз, таких как: «На все воля Божья!»

Окружающие обычно принимали мои ответы за личную особенность, своего рода проявления аутизма в сочетании с моей религиозностью. И дядя Билл поддерживал эту версию.

Мое поведение обсуждалось на консультации в школе, но его причины не были точно установлены. Решили, что все связано со смертью родителей. Мне дали абсурдный совет — излить свою печаль на бумаге, а потом разорвать ее. Но печаль, вызванная тяжелыми сексуальными надругательствами, не могла быть снята такими упрощенными средствами. Опекун же запретил мне проявлять эмоции, и я старалась соблюдать этот запрет.

И все же особенности моего поведения побудили моих кураторов перевести меня из обычной светской местной школы в католическую, церковно-приходскую. Где на мои отклонения от нормы не будут обращать внимания.

Джордж Абрамян поручил опекуну отправить меня в школу Католического центра в соседнем городе. Эта школа находилась в ведении Абрамяна.

К тому времени, когда я перешла в Католический центр, группы среди учеников старших классов уже сформировались. Я вписалась в сообщество «странных» детей, которые были близки мне тем, что то же подверглись насилию. Мы находились под контролем, нас держали в состоянии транса и программировали во время школьных занятий.

На обязательных религиозных уроках всех учеников готовили к исповеди перед отцом Вебером, ректором нашей школы. В тот день, когда сестра-попечительница велела нам идти на исповедь, я отказалась это делать. Потому что испытывала сильный страх, опасаясь, что меня опять подвергнут сексуальному насилию на исповеди, пока мои сверстники стоят в очереди за дверью исповедальни.

Но сестра объявила, что я сатанистка и попаду в ад. Меня, однако, не сильно это обеспокоило. Я уже не видела большой разницы между Католицизмом и Сатанизмом. И у меня не было больше желания придерживаться католических принципов. Мои иллюзии развеял тогда священник, подвергший меня насилию и такому опустошению, которое продолжительное время буквально вынуждало «сходить с ума».