Бог злости

Чем больше он их игнорирует, тем более популярным он становится. Реми это не нравится, так как Крей отнимает у него статус «золотого мальчика».

Они оба специализируются на бизнесе — Крей на втором курсе, а Реми на четвертом. Нет нужды говорить, что девушки в бизнес-школе падают на колени, чтобы получить хоть каплю их внимания.

Я росла с этими парнями всю свою жизнь. Наши родители дружили с тех пор, как они учились в школе, и мы продолжаем это наследие.

Когда вы являетесь детьми родителей, обладающих статусом богов, вы учитесь держаться вместе. Чтобы как-то противостоять давлению таких родителей.

Это одна из причин, почему мы близки по природе. В каком-то смысле, Реми и Крей ничем не отличаются от Лэна и Брэна.

Ладно, может быть, только Брэна. Лэн находится в своей собственной лиге.

Сесили закатывает глаза на драматический тон Реми.

— И что это может быть за несчастье?

— То, что никто из вас, девочки, не попросил меня подвезти до кампуса. Я даже припас все ваши любимые песни для поездки.

— Это потому, что мы прекрасно умеем водить машину, — говорит Сесили. —Кроме того, ты оставил без ответа сообщение, которое я тебе отправила.

— Moi? – мне? — Он отпускает меня, берет свой телефон и останавливается на месте. — Ни за что на свете... Крей, маленький засранец. Что ты сейчас сделал? Ты взломал мой телефон?

Мой кузен, который стоит по другую сторону от меня, пожимает плечами, но ничего не говорит.

Я поворачиваю голову и вижу телефон Реми, заполненный порнографическими картинками.

— Свинья, — говорю я себе под нос.

Сесили краснеет, и если бы здесь была Ава, она бы назвала ее ханжой, потому что в каком-то смысле так оно и есть. Сесили просто не очень хорошо относится к любым разговорам сексуального характера.

— Ты отвратителен, — говорит она Реми.

— Нет, это Крей. — Реми хватает моего кузена за воротник его рубашки-поло. — Это он взломал мой телефон и записал все это.

Выражение лица Крея остается невозмутимым.

— Доказательства?

— Я выбью всю дурь из твоей задницы, наглый ублюдок.

— Можешь попробовать.

— Я не могу в это поверить! — ворчит Реми. — Я усыновляю чудака под зонтиком моей светлости, а он пытается саботировать не только мой статус популярности, но и мое благородное имя. Я отрекусь от тебя, отпрыск! Не прибегай ко мне с поджатым хвостом, когда не сможешь самостоятельно выскользнуть из толпы.

— Я выживу.

Методичный, несколько безэмоциональный ответ Крея только еще больше разозлил Реми.

— Не пиши моей светлости, когда тебе скучно.

— Это ты так делаешь

Реми сужает глаза, затем ухмыляется.

— Я не буду прикрывать тебя, когда позвонят твои родители. Попробуй побороть это, отпрыск.

Сесили переплетает свою руку с рукой Крея.

— Не обращай на него внимания. У тебя есть мы.

— Эй!! Не кради моего приемного сына. — Реми отталкивает ее и осматривает Крея. — Самка пумы что-нибудь сделала с тобой, отпрыск? Скажи моей светлости, и я позабочусь о ней.

Мой кузен поднимает бровь.

— Я думал, ты отрекаешься от меня?

— Глупости. Если я отрекусь от тебя, как ты выживешь?

— Ты уверена, что не наоборот? — Сесили скрестила руки. — Твое внимание к Крейту — это метод, который ты используешь, чтобы чувствовать, что делаешь добро, так что это самообслуживание.

— Звонили из полиции ботаников и сказали, что ты слишком ботаник, чтобы кому-то понравиться.

— Уверен, что это не полиция мужских шлюх, которая сказала, что у тебя повышенный риск венерических заболеваний?

— Это говорит ханжа.

— Если ты думаешь, что это оскорбление, попробуй еще раз. По крайней мере, я не подвергаюсь риску заражения венерическими заболеваниями.

—Есть такая штука, называется презерватив. Слышал о таком? О, прости, забыл, что ты ханжа.

— Однажды он забыл воспользоваться презервативом, — говорит Крейтон, и мы все поворачиваемся к нему.

Реми закрыл его головой.

— Не выбалтывай секреты моей светлости, наглый ублюдок.

Сесили, как собака, нашедшая кость, бросается на Реми со злобностью воина.

Я смеюсь, или, точнее, выдавливаю смех, притворяясь, что счастлива больше, чем есть на самом деле. Притворяюсь, что эта сцена может помочь уменьшить хаос, бурлящий внутри меня.

В периферийном зрении мелькает черная точка, и я кручусь так быстро, что удивляюсь, как не споткнулась.

Это снова было там.

Я уверена, что кто-то смотрел на меня из тени, следя за каждым моим движением.

Тепло моего тела поднимается, и я потираю ладонью бок своих шорт. Один раз.

Дважды.

Мой телефон горит в кармане, и я не могу перестать думать о сообщении, полученном два дня назад.

Я отказалась думать о нем в тот момент, задвинула его на задний план и притворилась, что оно принадлежит к остальному багажу, который разрушает мою жизнь. Но я больше не думаю, что могу так поступать.

Дело уже не в Деве?

Или все намного хуже?

Разговоры в группе, в которой я нахожусь, начинают растворяться, превращаясь в белый шум. Мое зрение становится размытым.

Все расплывается.

Я даже не вижу своих пальцев.

Моя правая нога делает шаг назад, затем другая. Я отступаю, но не знаю, куда.

Или как.

Я уверен только в том, что мне нужно убираться отсюда.

Сейчас.

Я напишу ребятам позже и скажу, что почувствовала себя неважно. Хотя, возможно, мне нужно сменить эту отговорку, учитывая, что в последнее время я использовала ее довольно часто...

Сильная рука прижимается к моему рту, и я вскрикиваю, когда меня отбрасывает назад.

Единственный звук, который вырывается из меня, — это жуткий, приглушенный шум, переполненный отчаянием за жизнь.

Жестокая рука обхватывает мой рот, когда я ударяюсь спиной о стену. Мои глаза расширяются, когда встречаются с глазами психопата.

Они тусклые, безжизненные — совсем как две ночи назад.

Он говорит, его голос — мрачный шепот.

— Тебя трудно застать в одиночестве, Глиндон.