Внешность может обмануть

— Ты ужинать будешь? — спросил папа.

— Буду.

— Тогда пошли. Макароны по-флотски готовы, — сказал он. — А чего глаза на мокром месте? Обидел кто?

— Нет. Просто много всего навалилось.

— И что на тебя навалилось?

Мы прошли с ним на кухню. Я заметила на столе початую бутылку водки.

— Чего празднуешь?

— Начало новой жизни, — ответил папа. — Пришлось с работы уйти. Твоя мама постаралась и подгадила.

— Чего же она сделала?

— То, чего делать не обещала. Но на это не будем обращать внимание. Всегда есть шанс начать все сначала.

— Поедешь в другой город? Куда ты до этого ездил?

— Пока нет. Там нужно время. А работу я найду. Но сегодня буду праздновать.

— Чего?

— Что теперь я ее точно не прощу. Думал примириться, но не прощу. Какая же она дура. Ведь не справится одна, но…

— Так ее любишь?

— Нет. Но мне ее жаль. Мне их всех просто жаль, — как-то обреченно сказал папа. Налил себе водки. Быстро ее выпил и стал накладывать макароны по тарелкам. — Так чего у тебя случилось?

— Как вести себя с мужчиной, если не хочешь с ним встречаться, но при этом с ним интересно?

— Ты про Бориса или другого?

— Теоретически.

— Другому дружбу предложи. А Борису… Ир, с ним сложно. Он может пойти на принцип и подпортить жизнь.

— Вчера сказал, что он не будет дочери друга жизнь портить.

— Друга значит?

— Так вы дружили или нет?

— Когда неплохо общались. Потом поругались. Не помню, говорил я тебе или нет, но когда-то у нас с ним возникло много разногласий. Нравилась одна девчонка. Мы никак ее не могли поделить. Чтоб убрать его с дороги, я подставил Бориса. И в итоге его выгнали. Он не пошел учиться дальше. Попал в армию. Ну и связал свою жизнь с армией, пропав с горизонта. Потом ушел, потому что некому было с его матерью сидеть. Но мы все равно не общались.

— А та девчонка? Мама?

— Нет. У нас с ней ничего не получилось. Из-за глупости разругались и разошлись. Вот так бывает.

— Считаешь, что он так мстит тебе? Встречаясь со мной?

— Это в его стиле, — ответил папа.

— Но он вроде тебе помогает.

— Есть такое. Борис умеет добывать информацию. Он неплохо следит за людьми как самостоятельно, так и в интернете. А мне несколько раз нужны были его услуги.

— Но это не законно.

— На грани. У него много друзей, которые его отмажут в любом случае. Как и мало врагов. Скорее уж его опасаются. Будешь пить?

— Я так сопьюсь.

— Не сопьешься, если будешь себя контролировать, — ответил папа.

— Хрен знает какая у меня генетика. Я же не знаю кто мои родители. Может, алкаши или наркоманы какие-нибудь.

— А хочешь знать? — спросил папа.

— Пока не думала об этом. Времени не было. Одно событие другим сменяется с такой скоростью, что я не успеваю на них реагировать.

— Нечего мне макароны на уши вешать. Мы их лучше с тобой съедим, — доставая вторую рюмку, сказал папа. — Были же такие мысли. Они, естественно, возникнут. И появятся сомнения, а стоит ли искать или нет.

— Ладно, мысли были, — согласилась я.

— А хочешь, я тебе открою этот «страшный» секрет?

— Знаешь, кто моя мать?

— Знаю, — разливая водку по рюмкам, сказал папа. — Так рассказать?

— А давай! — согласилась я, выпивая махом водку. Папа одобрительно кивнул. Наклонился вперед, словно не хотел, чтоб нас кто-то услышал.

— Степана Федоровича знаешь?

— Который все к бабушке чай ходил пить, пока она у себя жила и к нам не переехала?

— Да. Про него самого. Вот он твой биологический отец. Инженер, который спьяну твою в кавычках бабушку зажал. Снасильничал. Она уже в возрасте была. Подумала, что климакс начался. А когда узнала, что ты у нее будешь, чуть с инфарктом не легла. Хотела подпольно аборт сделать. Никто не взялся. Мы посовещались с женой и решили, что тебя возьмем и воспитаем.

Сказать, что я была в шоке, то ничего не сказать. Я вспомнила, который конфеты все мне пихал. Странный дед с большим клетчатым платком и постоянным насморком.

— Они же вместе чай пили, — выпалила я. — Она его не посадила?

— Нет. Но и не простила. Терпела, потому что вроде бы ты и его дочь. Когда у него ноги почти отказали, то он решил тебе все рассказать. Тогда мы и решили твою бабушку или биологическую маму к себе забрать. Он же просто не смог доехать.

— А дед?

— Он не знал, кто твой отец.

— Пап, но это же дичь какая-то.

— Дичь не дичь, но правда.

Теперь я начала понимать, почему она меня так не любила. Я же чувствовала, что она именно меня ненавидела, но причину этой ненависти не видела. Не знаю, наверное это был нервное, но я рассмеялась. Как же все оказалось диким. Ненормально диким и каким-то абсурдным.

— Не хочу это обсуждать. Не хочу ни с кем разговаривать. Вроде бы надо было бы поехать и поговорить, а я не хочу.

— Не разговаривай, — ответил папа.

— Думаешь, что нужно все это забыть и жить дальше как ни в чем не бывало?

— Нет. Знать надо. Но не надо из-за этих знаний менять планы. Мир перевернулся, но можно и в нем жить.

— Согласна. Но я хочу напиться. Больше ничего, кроме этого.

— Так давай напьемся. Нам есть чего похоронить и чего отметить.

Мы с ним выпили бутылку, но при этом почти не опьянели. Только ржали, как два ненормальных. При этом повода для смеха не было. Тут бы плакать, а вместо этого почему-то выходил ненормальный смех.

Папа рассказывала, что с мамой сошелся не по любви, а скорее от скуки и попытки забыть ту девчонку, из-за которой рассорился с Борисом. По разговору и тону было ясно, что он до сих пор о ней вспоминал с теплотой.

— Так почему бы вновь с ней не встретиться?

— Она замужем, — ответил папа. — Вышла назло мне. Думала, что я буду злиться, а я даже не знал, что это произошло.

— Забавно.

— Или грустно, — возразил он. — В любом случае, мой поезд ушел.

— Слушай, но если ты маму не любил, догадывался, что дети не твои, про меня и вовсе знал все, то почему не ушел? — спросила я. Мы уже перебрались в комнату и теперь валялись поперек кровати, продолжая этот дикий разговор. — Ты говорил, что не хотел меня там в обиду давать, но это ведь одна из причин. Всегда можно было что-то придумать.

— Любой человек мечтает о нормальной семье. Мне было это нужно. Я хотел свой кусочек счастья. Подумал, что его можно создать, закрыв глаза на обман. Сделать мирок из иллюзий. Но фундамент на иллюзиях — это плохая идея. При слабом ветерке вся конструкция разрушится. Поэтому не строй счастье на самообмане.

— Борис говорит, что я не замечаю вещей, которые мне неинтересны или того, что я не хочу знать.

— У тебя был плохой пример перед глазами. Дети чувствуют ложь лучше любого детектора. Видят то, что взрослые не замечают. Обман же длился ни один год. Для тебя это стало нормой.

— И как с этим теперь жить?

— Учиться не прятать глаза от вещей, которые тебе не нравятся. И учись отставить мнение, право жить так, как хочешь ты. Никто не должен на тебя давить и указывать, что для тебя лучше. Только ты сама знаешь, что тебе нужно. Не окружения, не какие-то друзья, мужчины, женщины. Только ты. Проще всего пойти у кого-то на поводу. Или закрыть глаза, отвернуться, но тогда ты многого не узнаешь. Что-то, но упустишь.

— Мне надо об этом подумать.

— Подумай. Ир, перед тобой весь мир. Все дороги. Рядом будут люди, которые всегда тебя поддержат. Не я, так кто-то другой всегда окажется в нужный момент и подаст руку. Учись идти вперед. Выбирать и не стоять на месте.

— Из-за этого ты поддержал меня, когда я решила, что поменяю профессию?

— Ир, хуже всего жить с ощущением ошибки. И каждое утро строить новый фундамент из иллюзий.

Я смотрела папу, а видела судьбу человека, который понял, что столько лет он ошибался. У него не было сожалений об ошибке, но с досадой он смириться не мог. Досадой на себя. Я не знала, как ему помочь. Не знала, что мне нужно было сказать такого, чтоб ободрить, пока не поняла, что он от меня ничего и не хотел. Мы просто разговаривали обо всем, создавая иллюзию, что дальше может все наладиться, а наш разрушенный мир — это начало для чего-то большего. Только я понимала, что не будет примирений, а будет лишь развалины, которые остались от семьи, которой не было.