Интернет-романс

ГЛАВА 2

Обнаруженный утром бумажник не давал покоя, и, вернувшись домой, я возобновила поиски Мишки Князева. Действовала по совету Чумы: включила компьютер и попыталась зайти на сайт «Одноклассники» Сделать это было непросто, поскольку в социальных сетях я редкий гость. Для того, чтобы найти кого-либо на «Одноклассниках», надо было отправить эсемеску, а на телефоне закончились деньги (это у меня не первый раз — забываю положить вовремя, наверное, надо ещё и организованность в себе воспитывать). Пришлось отправить Дашку на первый этаж, в офис Билайна, а самой продолжить поиски. «Мир тесен» совсем не порадовал, компьютер зависал на каждой картинке. В «Контакте» я долго ничего не смогла понять — зарегистрирована я там давно, даже в какие-то лица прислали приглашения в друзья, но поиск мне выдавать Князева категорически отказался, предлагая сообщества группы «Король и шут». Через почту зашла на «Мой мир», но даже здесь, прежде чем начать поиск, требовалось заполнить собственную страницу. Фота в компьютере нашлась довольно быстро — я в гамаке с Чарликом на руках (Дашка фотографировала прошлым летом на даче). Чарлик получился замечательно, правда, меня за ним почти не видно, но какая разница? Не на паспорт фоткались. Указывать свои приметы и факты биографии я не стала, пообещала компьютеру сделать это позже, нажав соответствующий значок, и набрала в поиске «Михаил Князев». Компьютер на секунду задумался и выдал несколько десятков страниц. Я принялась рассматривать этих Князевых: были так себе, а были и ничего — симпатичные. Компьютер очень быстро заскучал от такого количества Мишек Князевых и начал зависать. Вероятно, надеялся, что я предложу ему что-нибудь поинтереснее, например, поиграть в маджонг. Но я была тверда в своем стремлении вернуть Князеву портмоне. Перегружая комп очередной раз, я обнаружила, что среди тридцатисемилетних Мишек Князевых, проживающих во всех концах нашей Родины, оказался один без фотографии и без указания места жительства. На всякий случай я ему написала «Миша, добрый вечер! То, что ты потерял, у меня». Получилось коряво, но как смогла — не литератор. Из растерянности меня вывел телефонный звонок. Фантастически красивый мужской голос поинтересовался, не забыто ли у меня портмоне с кредитной картой.

— Миш, я тебя везде ищу, чтобы отдать, даже в Интернете сейчас только разыскивала, а тебя нигде нет.

— Как видишь, я сам нашёлся.

— А мой телефон у тебя откуда?

— В сердце берег, — я не услышала, а ясно увидела усмешку красивого рта. Ну, нашел где-то мой номер — и слава богу, а иначе что бы я с этим его кошельком делала?

И, словно оправдываясь, я принялась рассказывать Князеву, как с утра, желая вернуть деньги, искала его телефон. Откуда это у меня? Я никогда ничего не прикарманиваю, а доказывала свою честность как завзятая воровка. Договорились, что в четверг вечером Князев заедет ко мне и заберет свои кредитки и ассигнации.

Следующий звонок был от Чумы:

— Мы с Людкой к тебе в четверг подвалим, поздравим. Или как?

Забыла совсем: послезавтра мой День рождения. Надо будет после работы заскочить в магазин, купить тортик, приготовиться к празднику. А может, это и не праздник уже в моем возрасте?

— Конечно, приезжайте. Кстати, и Князев приедет.

— Нашла! — восхитилась Танька.

— Сам нашелся. Минуту назад.

— А ты сразу его на День рождения! Тогда мы с Людкой в другой раз, чтобы вам не мешать.

— С ума сошла! Он на минуту заскочит, портмоне заберет. Так что давайте, подъезжайте. Я дома с семи.

Подъезжать Таньке одну остановку, Людочке пешком пять минут. Но видимся мы нечасто. Всё время у них какие-то дела, у меня — случаи.

Татьяна Чумакова и Людмила Калужина мои школьные подруги, и послешкольные, и вообще — подруги на все времена. Нашей дружбе удивлялись все. Чума и Людочка — это два полюса, а я где-то посередине. Меня в классе называли воробьем, потому что фамилия моя была Воробьева, но мне сейчас думается, что называли так и потому, что я серая и неприметная, как эта птичка, не гадкий утёнок, конечно, но и не прекрасный лебедь. Вот Калужину все, кроме Чумы, называли исключительно Людочкой, про неё ещё в начальной школе наша Галина Васильевна говорила: «Людочка — девочка с исключительно правильным отношением к учебе». У Людочки и черты лица правильные, и слова правильные, и дела — словом, исключительно правильная девочка. А Танька Чума с её отвязанностью, полным равнодушием к оценкам и умением знакомиться с мальчиками из старших классов почему-то сдружилась именно с нами.

И вот в четверг мы сидели за моим кухонным столом, уставленным низкокалорийными салатиками, и обсуждали нашу любимую женскую тему: «Ну почему они все козлы?!».

— А я считаю, что пора заканчивать людей смешить, — назидательно говорила Людочка, — надо не о мужиках думать, а детей на ноги ставить.

— Ты на всех свои комплексы не распространяй, — буркнула Чума.

— Это, девочки, не комплексы, а реальный взгляд на жизнь. Надо прекращать иллюзиями жить. Сходили замуж, и хватит.

Людочка была умнее многих, знала это и постоянно напоминала, чтобы не забывали.

— Люд, я тебе своих мужиков не навязываю, но и ты мне не указывай, что хорошо, что плохо. Мне сорок скоро, я как-нибудь сама разберусь, — усмехнулась Чума.

— Я не указываю, просто надоело смотреть, как ты на одни и те же грабли с маниакальным упорством наступаешь.

— А ты не смотри, раз противно. Или самой хочется, да страшно. Один послал, вдруг и остальные не заценят.

— Девчат, прекращайте, а то черт знает до чего договоримся, — не выдержала я, — давайте лучше за детей выпьем.

От Людочки три года назад ушел муж Игорь. Игорь был никудышным зятем, а следовательно, мужем и отцом он был тоже никудышным. Так решила тётя Нина, Людочкина мать, а она являлась главным авторитетом для нашей подруги. Прожив десять бесполезных для семьи лет, Игорь, вместо того, чтобы уважать семейные ценности, боготворить тёщу и радоваться её советам, ушел к потаскухе. У его новой избранницы, вероятно, было и другое имя, но оно не упоминалось. Людочка долго не понимала, что произошло: уйти от мужа-недоумка могла лишь она, умница-красавица, в течение десяти лет терпевшая его ограниченность и бестолковость. Он права на уход не имел. Мы с Чумой успокаивали Людочку как умели. Я убеждала в том, что куда он на фиг денется — прибежит как миленький; Чума утешала тем, что мало ли Педров в Бразилии, оглянись вокруг — всех не перетрахаешь. Надо сказать, Людочка достаточно быстро пришла в себя, перестала страдать, твердо объявив, что впредь ни с кем нигде и никогда, любви нет, а задача женщины — воспитание детей. Так живет её мама, тётя Нина, так следует жить всем достойным женщинам. Ну, это Людочкины тараканы, меня они не угнетали, а вот Чума, когда Людочка принималась морализировать, аж подпрыгивала от возмущения: «Девки у неё проститутками-двоечницами растут, у самой на плечах не голова а жопа тёти Нины, но всё туда же — все в говне, она во фраке!».

Только были подняты бокалы за детей, как раздался уверенный звонок.

— А вот и Князев, — я поднялась открывать дверь.

Князев (ох, и красивый же мужик) был с пакетами и цветами, как знал (а, может, и знал), что пришел к новорождённой.

— Михаил, дай полюбоваться на тебя, — не шла, плыла по узкому коридорчику Танька. Бедра в тугих джинсах плавно покачиваются, грудь отдельный танец исполняет, рот полуоткрыт в улыбке. — Ну, целуй красивую женщину в красивую щёку.

Следом в прихожей Людочка появилась. Личико нежное, взгляд приветливый, словно и не поджимала губы минуту назад:

— Миша, тебя сразу и не узнаешь.

Почему не узнаешь? Очень даже узнаешь. Или это Людочка так интересничает?

— Ой, девочки мои хорошие! — Князев просиял так, будто всю жизнь стремился к нашей встрече.

Сидели мы в тот вечер долго, смеялись, вспоминая, как легко и просто жили: и жизнь казалась понятной, и мечты легко исполнимыми… Пили за меня, новорождённую, за всех нас, за наших учителей. Пришла улицы Дашка, обрадовалась Князеву как родному (Чума изумленно вскинула брови), но быстро ушла за компьютер, у неё в Интернете шла своя напряженная личная жизнь.

Расстались около полуночи, сожалея о том, что завтра рабочий день, а то можно было и не уходить вовсе. Князев, впрочем, остался, не интересуясь моим мнением, как имеющий своё постоянное спальное место на моей кухне.

— Миша, у меня не ночлежка, — попыталась я отстоять своё право на частное пространство.

— И это правильно, а то повадятся к одинокой женщине мужчины ходить ночевать, — похвалил Князев. — А нравственное падение страшнее физического!

На этот раз я молниеносно уснула, даже про так упорно не звонившего Анатолия почти не думала. Вспомнила Людочкино «надо не о мужиках думать, а детей на ноги ставить» и на том успокоилась. Калужина — золотая медалистка, значит, понимает о чём говорит.