Цена измены. Вернуть жену

Глава 24.

Судорожный вдох спазмом сжимает горло. Резко выпрямляюсь на руках, потому как запах сырой земли забивает легкие.

– Боже! – вырывается хриплый стон, когда острая боль простреливает все тело.

Валюсь обратно и одновременно перекатываюсь на бок, тяну за собой ногу.

После этого меня снова накрывает острый приступ боли и я теперь четко понимаю, что нога повреждена.

– Господи! – сжимаю зубы, чтобы не закричать и опираясь ладонями о землю, пытаюсь принять вертикальное положение. Получается, с третьего раза.

Но лучше бы не получилось. Лучше бы так и осталась валяться без памяти, может тогда не было бы так больно осознавать то, что произошло.

Сумерки, которые опустились на землю, не помешали мне увидеть темное пятно расползшееся по джинсам. По телу прокатилась судорога. Сжала пальцами живот.

Нет! Нет! Только не это! Только не это!

Сердце загрохотало в груди, отдаваясь в ушах звонким эхом. Не чувствуя под собой ног, я подползла к стене дома попыталась встать. Царапая ногтями бревна, я то и дело соскальзывая, падала. Слезы бессилия катясь по щекам заливали шею, грудь. В этот момент я осознала только одно: если я не смогу встать, если я не смогу выбраться, я умру.

Собравшись с силами, я делаю еще несколько попыток, силы стремительно покидают мое тело и, я понимаю, что еще немного и мне придется сдаться. Придется остаться здесь и умереть.

Закрываю глаза. Делаю глубокий, шумной вдох. Молюсь. Прошу, Бога, о помощи. И надеюсь на чудо, которое только ОН может послать.

Все что происходит дальше, это не поддается объяснению.

Провожу ладонью по бревну и внезапно нащупываю в гладком бревне брак. Выступ. Хватаюсь за него. Подтягиваюсь. Боли в теле уже не ощущаю.

Я только позже пойму, спустя какое-то время, что это была агония, последний рывок, последний шанс остаться живой, последние силы.

Выступ за выступом, я все выше ползу по стене и наконец-то мне удается встать на ноги. Упираюсь лопатками в стену, запрокидываю голову вверх, с силой ударяюсь макушкой о бревно. Сглатываю не прекращающиеся течь слезы, судорожно выдыхаю отчаяние.

Страх, боль, жалость. Все перемешалось, туманя отравляющим коктейлем сознание. Я ничего не соображаю. Ничего не понимаю, действую инстинктивно, бессознательно. На автопилоте.

Держась за стену. Сильно припадая на ногу, пытаюсь идти. Получается плохо. Но… я стараюсь. Иду. Медленно, но целенаправленно. Я хочу жить. Хочу, чтобы мой ребенок жил.

Добралась до калитки только благодаря высшим силам, так как физических уже совсем не осталось. Цепляясь за забор, судорожно сжимаю пальцами штакетник пытаюсь устоять, удержаться на месте. Повторяя про себя, как заклинание: только вперед, к спасению, только не упасть.

Последний рывок дается с трудом. Добравшись до ручки калитки почти падаю на нее всем телом, чтобы открыть и вываливаюсь на подъездную дорожку, а точнее утоптанную тропинку.

От резких движений, острый спазм боли скручивает в тугой жгут все нутро. Крик рвется наружу, но сжавший в тиски горло ужас не дает прорваться ни единому звуку.

Чувствую, как ноги с каждым шагом все сильнее подкашиваются и ступни будто утопают в болоте, замедляю шаг. Мозг в черепной коробке превращается в желе. Мысли-образы плавятся, растекаются, принимают вид тягучей серой массы. И тут я понимаю – это конец. Меня уже никто и ничто не спасет…Вокруг никого. Тишина. Деревня кажется вымершей.

Спотыкаюсь о кочку возле обочины и падаю лицом в дорогу. Вскидываю руки в самый последний момент чем немного смягчаю удар. Для того, чтобы встать у меня не хватает сил. Да и о чем я вообще, мне даже перевернуться не вмоготу.

– Помогите, – негромкий призыв вырывается изо рта, мешается с пылью. – По-мо-гите! – тяну, скорее больше успокаивая себя, чем надеюсь на реальную помощь.

Размыкаю в очередной раз потрескавшиеся губы, чтобы призвать на помощь, но ничего кроме свиста выдать не получилось. Закрываю глаза.

Хватить мучить себя, Ася! Все предрешено. Нужно смириться.

Как только внутри себя приняла это решение, тело сразу обмякло, распласталось на земле. Боль тугими жгутами сковала всё тело, до одури, до шока въедаясь в кожу. Мое сознание уже маячило на периферии и готово было вот-вот нырнуть в небытие, когда звук сирен и свист тормозов где-то совсем рядом оглушили меня. Зажмурилась. Попыталась открыть глаза и не смогла.

Последнее, что услышала перед тем как отключиться – это был голос Германа низкий пробирающий до мурашек:

– Ася! Родная! Держись, девочка моя! Я тебя вытащу…

… а дальше тишина. Пугающая. Страшная. Беспроглядная.

– Мы сделали все, что могли, – тяжелая ладонь опускается на мое плечо и придавливает меня к кровати. – Отдыхайте, Ася.

Врач встает и направляется к выходу. Я не смотрю в его сторону. Нет ни желания, ни сил. Лежу, уставилась в одну точку.

– Ася, – в голосе мужчины проскальзывают нотки жалости.

Не шевелюсь. Я не хочу ни с кем разговаривать. Хочу остаться одна. Пережить ту боль, которая разрывает мое сердце в клочья.

– Я зайду позже, – произносит мужчина и покидает палату, оставив наконец-то меня один на один с моим горем.

“Ася, у вас произошел разрыв яичников, нам пришлось их удалить.”

Стучат набатом в голове только что сказанные врачом слова.

“Ребенка вы потеряли.”

“На восстановление нужно время.”

“В течении нескольких лет лучше воздержаться от беременности.”

“Беременность возможна, Ася. Вы не расстраивайтесь. ЭКО сейчас дает хорошие результаты.”

Я знаю, что врач пытался меня успокоить. Все знаю. И я делала вид, что принимаю его объяснения и жалость к себе. Но так же, я точно знаю, что не смогу забеременеть, потому что я отчетливо слышала в его голосе ложь. Он врал, потому как совсем не был уверен в своих словах.

Чувствую,как из уголков глаз потекли слезы.

Все что я сейчас могу это – плакать, омывая слезами боль утраты. Душевных сил на другие эмоции просто не осталось.

Поток переживания, растекающийся по моим венам отравляющей горечью, прервался из-за внезапного появления на пороге моей палаты Германа. Затаила дыхание и стала смотреть на мужчину округлившимися глазами.

– Как ты… прошел? – проскрежетала сухими губами.

– Сказал, что твой муж, – Герман оценивающе посмотрел на меня, нахмурился. – Как ты?

Спазм перехватывает горло. Поэтому все гадкие слова, которые крутятся у меня в голове, так и остались невысказанными, замерли на кончике языка.

Глаза защипала соленая влага. Резко отворачиваюсь лицом к окну:

– Уходи, Гер, – сухо бросаю, а в памяти вдруг всплывает красивая блондинка, мать Максимки.

– Ася, – мужчина молниеносно оказывается возле кровати.

– Я устала, Герман. И хочу спать. А тебя дома ждут. Уходи, – грубо отвечаю любимому мужчине, а у самой от моих же слов сердце кровью обливается.

Но я не хочу больше терпеть предательства. Хватит. Один раз меня уже предали. Второго такого раза я не хочу.

– Ты о чем? – внезапно голос мужчины меняется, становится ледовым, жестким.

– Я ее видела, Герман. И не нужно сейчас разыгрывать сцену. Блондинка, мать твоего сына, ждет тебя дома, – голос предательски срывается, становится высоким, тонким.

– Ася, что за бред. Зачем ты все это начинаешь? Я тебе уже говорил, что она в далеком прошлом и никакого отношения ко мне не имеет, как собственно и я к ней.

– Она так не думает, – огрызаюсь.

– Ася, – слышу как под тяжестью веса Германа скрипнула кровать, а потом почувствовала на своем бедре мужскую ладонь. – Роднуль, я знаю, что тебе сейчас нелегко и больно, но это не повод отталкивать меня.

Свободной рукой мужчина подхватывает мою ладонь, переплетает наши пальцы, чуть сжимает.

– Ты даже не можешь себе представить, что сейчас творится в моей душе. Как на куски рвется сердце, глядя на тебя. Ась, прошу не отталкивай меня.

– Господи, Герман. Ну зачем, зачем ты появился? – всхлипываю и меня разом накрывает истерика. – Это все из-за тебя. Из-за тебя я потеряла ребенка. Из-за тебя я больше не смогу иметь детей. Ты во всем … во всем виноват ты.

Интуитивно почувствовала, как воздух вокруг нас затрещал, заискрился, пробегая колючими токами по коже.

– Ась, ты зря так, – за черными зрачками прячется радужка и взгляд Германа становится невыносимо тяжелым.

– Уходи, Герман. Уходи. Я хочу побыть одна, – вырываю руку из его ослабленной хватки. Он больше не удерживает. Только смотрит на меня внимательно с прищуром.

– Я уйду, роднуль. Если ты этого действительно хочешь.

До хруста сжала челюсть. Его спокойствие и холодность, на фоне той эмоциональной бури, что скручивает в тугую спираль мое нутро – бесит. Хочется зарычать. Вгрызться в его толстую кожу, чтобы пробить его надменность и уверенность в том, что он во всем прав.

– Тебе нравится издеваться надо мной? Ты же видишь, что в данный момент я слаба и не могу тебе ответить, – с отчаянием произношу.

– Не нужно отвечать, Ася. Я не глупец и не дурак.

Вижу как с большой неохотой мужчина, любимый мужчина, все же прислушивается к моей просьбе и встает в изножье кровати, упирается в грядушку ладонями, нависает надо мной.

– Ответить мне еще на один вопрос, Ась. Только ты должна на него ответить предельно честно. Скажешь правду уйду. Хорошо?

Сжимаю в кулаках край пододеяльник. Коротко киваю.

– Кто был кроме тебе еще в доме?

Кроме меня в доме? – эхом отзывается вопрос Германа в голове.

И до меня вдруг доходит. Никто… Ведь совсем никто не знает, что Вадик приезжал. А ведь именно от него я пыталась убежать. Испугавшись, что он меня ударит я потеряла голову и сделала то, что сделала.

– Если задумала прикрыть кого, то можешь не утруждаться. Там по всему дому следы от грязных подошв…

– Это был бывший муж.

Перебивая Германа.

В палате на несколько секунд повисает могильная тишина. Мне кажется, что перестали трещать люминесцентные лампы.

– Ну, что ж, он сам подписал себе приговор, – буркнул Герман.

Да-да именно так, он сказал это так тихо, чтобы я не смогла разобрать.

– Что за приговор? – вырвалось со свистом, но мужчина не соизволил мне ответить.

– До встречи, роднуль. Береги себя, солнце. Я верю в то, что все только к лучшему. И будь аккуратна. В гипсе тебе еще как минимум пару месяцев нужно будет ходить.

Круто развернувшись ко мне спиной, вышел из палаты, оставляя меня в недоумении и полном непонимании происходящего.

Очнувшись через пару минут после того, как дверь с громким хлопком, разнесшимся эхом по плате, защелкнулась. Повернулась полубоком, потому как с гипсом сильно не покрутишься, обняла живот руками – закрыла глаза.

Он убьет Вадика!

Пронеслась нехорошая мысль в голове.

И его обязательно посадят. Мать Вадика не оставит убийство сына безнаказанным.

От этих мыслей, мы совсем сделалось плохо. Сердце больно сжалось в груди. На ресницах блеснули маленькие бисеринки скатившихся слез.

Рука сама полезла з телефоном под подушку. Разблокировав экран, открыла мессенджер. Кликнув по имени Германа, открыла окно сообщения. На миг задумалась, прежде чем написать то, о чем никогда не пожалею.