Наследник для авторитета

– Пять тыщ? Серьезно, Эль? Ты стоишь так мало?

Мне омерзительно находиться с ней рядом, вонь с похмелья ужасает, так что я даже не отвечаю ей. Прохожу в свою комнату и заваливаюсь на кровать.

– Че молчишь, мисс чопорность? Растрясла булками перед Галаевым? Арина мне все рассказала, как ты из трусов перед ним выпрыгивала. Хотела крупную рыбу поймать да не вышло?

Я зарываюсь носом в подушку и накрываюсь с головой одеялом. По щекам текут слезы, постель уже немного влажная. Прикусываю практически до крови губу и жду, когда сестра, которую я считала своей единственной опорой, уйдет из дома. На учебу, экзамен, куда угодно, лишь бы не слышать ее глумливый голос. У меня напрочь отшибло память, но мозги еще на месте, и сложить два плюс два и понять, что я лишилась девственности с этим зверем, не сложно. Особенно, когда между ног основательно саднит, будто мне загоняли внутрь бутылку.

– Боже, – встаю, когда слышу хлопок входной двери.

На полусогнутых ногах доходу до ванной, раздеваюсь и встаю под струи воды. На внутренней стороне бедер засохшие пятна крови, так что мылю себя там, не глядя. Боюсь потерять сознание от омерзения.

Оглушающий звонок телефона бьет по нервам.

– Алло, – не могу не взять, директор танцевальной студии, где я преподаю танцы детям, не звонит по пустякам.

– Эльвира Денисовна, доброе утро, – голос женщины слегка виноватый, будто ей стыдно.

– Анна Николаевна, здравствуйте, – стараюсь говорить бодрым голосом, – я немного приболела, попрошу Виолетту взять на сегодня мою группу новичков.

– Ох, Эля, я совсем по другому поводу, – печальный тон, – тут такое дело, мама одной из девочек утверждает, что видела тебя выступающей в стриптиз…эм…клубе…право слово, мне неловко это даже произносить. Но женщина – жена одного влиятельного депутата, мы не можем оставить ее слова без внимания, да и среди других клиентов уже поползли слухи. Так что я не могу не спросить, ты не переживай, если это поклёп, то мы защитим тебя и…

Мои щеки краснеют от стыда и я жмурюсь, а потом нахожу в себе силы признаться.

– Не нужно, Анна Николаевна, я сегодня же заявление на увольнение напишу, приду после обеда, – слышу в трубке только ее размеренное и глубокое дыхание, не в пример собственному.

Нет сил признаться, что мама девочки права, и видела точно меня. И не возникает у меня мысли, каким образом меня могли узнать, настолько я опустошена, что эта новость никак не трогает.

– Хорошо, – покладисто соглашается директриса.

И от горечи, разлившейся в груди, мне хочется свернуться клубочком и плакать, выплескивая всю боль от вселенской несправедливость. И стоило быть хорошей приличной девочкой, чтобы в одночасье все потерять? И репутацию, и работу, и честь?