Обними. Поклянись. Останься

Глава 4

Квартира находилась на втором этаже серой невзрачной девятиэтажки, прямо над продуктовым магазином, что по-своему вызвало интерес. Хоть за продуктами не нужно будет далеко ходить. Если ещё и садик окажется где-нибудь на районе — вообще будет супер.

Туалет совмещался с ванной, что, мягко говоря, слегка огорчало, ну да ладно. Невелика проблема. Кухня тоже была не особо просторной. Втроем едва бы разминулись. Зато спальня и зал порадовали. Я бы даже сказала, что спальню можно было чуток и уменьшить, выиграв тем самым площадь для кухни.

С мебелью проблем не было. Стенка старого образца, два громоздких комода, диван, двуспальная кровать, несколько кресел, с десяток стульев. А сколько тут было полок, этажерок и низеньких табуреток — такое впечатление, что данная квартира играла роль некого склада.

— Ма-а-ам, — Варя потерла глаза, рассматривая сонно сие великолепие, — мы что, тут теперь будем жить?

Я принялась стаскивать с неё верхнюю одежду, дабы хоть как-то скрыть растерянность.

— Да, поживем некоторое время. Ты не смотри, что тут везде пыльно. Сейчас уже поздно, а завтра первым делом обязательно наведём тут порядок.

Дочь шагнула вдоль узкого коридора, рассматривая висящие на стене чёрно-белые фотографии. Пока я возилась со своей шубой, она осторожно изучила все комнаты, рассматривая раритетную мебель округлившими от удивления глазами.

— Мам, а кто это? — ткнула пальцем на висевший в спальне портрет Тонькиной бабули. — Похожа на бабку Ёжку.

Несмотря на нервную дрожь, я рассмеялась.

— Ты как скажешь! Это бабушка тёть Тони. Она когда-то жила здесь. Это её квартира.

Дочка сморщила носик, придирчиво рассматривая давно умершую женщину. Ну да, начес на полголовы, слегка крючковатый нос и хищный взгляд из-под выщипанных в тонкую нить бровей не особо располагали к симпатии, но отозваться о ней неуважительно не позволяла совесть.

— Ну а что? У неё на голове настоящий кошмар, бррр. Мам, может, снимем его?

— Давай снимем, — согласилась, выполняя просьбу. Успокоившись, Варя увидела на одной из полок коллекцию кукол и, выбрав себе самую длинноволосую, залезла на застланную пыльным покрывалом постель. — Варь, подожди. Встань. Сейчас я тут немного уберусь, потом ляжешь.

Под пледом кровать была заправлена чистым бельем. После смерти Тониной бабушки, в ней некоторое время жили её родители, да и сейчас, они иногда наведывались, дабы проверить, не затопил ли кто и хоть как-то убраться. Видно, что спрятанные в одежном шкафу постельное белье было выстирано и находилось в довольно-таки неплохом состоянии, но я всё же побрезговала на нем спать. Лучше всё перестирать, перегладить, а потом уже контактировать голой кожей.

Единственное, что я могла пока предложить Варе — это поспать первую ночь в одежде под взятым со шкафа одеялом, а там будет видно.

На вопрос, не хочет ли она кушать, дочка ответила отрицательно. И я в который раз мысленно поблагодарила Глеба за предложенным им перекус. Не знаю, где бы я сейчас искала еду, изъяви дочь желание подкрепиться.

Пока я изучала кухню и содержимое полок, Варя снова уснула, прижав к груди куклу с фиолетовыми волосами. Что мне больше всего нравилось в моей дочери, так это её готовность везде и всегда следовать за мной. Да, она порой капризничала, как и все дети её возраста, но эти капризы были всегда чем-то обоснованы.

Она была в меру самостоятельна. Могла запросто приготовить яичницу, помыть после себя посуду. Одеться, прибраться, завязать шнурки, заплести себе косички. Единственным её недостатком была быстрая привязанность к людям, и в особенности к Игнату. Она знала, что он неродной ей отец, поэтому всячески старалась завоевать его внимание, признание и любовь.

Конечно, Игнат не относился к ней пренебрежительно. Наоборот. Чем старше она становилась, тем сильнее росла его привязанность, но я понимала, что в один прекрасный день эта связь по-любому оборвется. И если сначала я ещё на что-то надеялась, рисуя в воображении воздушные замки, то потом, с каждым прожитым вместе годом эти замки становились всё расплывчатей и расплывчатей.

Я старалась быть идеальной женщиной, и из кожи вон лезла, показывая, насколько я отличалась от прежней жены Игната. Я и работала, и всегда старалась выготавливать разные кулинарные шедевры, и в постели никогда не жаловалась на головную боль, только вот… забеременеть никак не могла.

Ладно. Хватит о наболевшем.

Завтра первым делом отзвонюсь Игнату, а потом и Тоне. Должен же быть какой-то выход. Сидеть сложа руки я точно не смогу, да жить за что-то надо. На те жалкие остатки зарплаты, что остались у меня после некоторых трат далеко не уедешь. Это ещё хорошо, что подвезший нас мужчина не взял денег. Хоть как-то сэкономила.

От мыслей о Глебе по коже пробежал озноб. А я, оказывается, рисковая. Мама б точно покрутила пальцем у виска, а с бабушкой и вовсе случился сердечный приступ.

Если честно, меня и саму начал бить колотун. Сейчас, когда удалось так удачно покинуть город, когда моя сладкая ягодка спала в соседней комнате, я наконец-то осознала весь масштаб катастрофы. Нет, я не рисковая, а больная на всю голову.

И жизнь у меня постоянно совершала грандиозные скачки и стоило заметить, не за какой-то там период времени, а резко, в одно мгновение. Будто сглазили. Как началось ещё в шестнадцать, так и не отпускало. Нет, чтобы смиловаться и оставить меня в покое. Какой там! Так же неинтересно. Куда лучше, когда вот так, трахты-барахты, словно обухом по голове.

Несмотря на отказ от аборта, постоянный прессинг родителей и безграничную любовь к дочери, я всё-таки плохая мать. Разве не так? Ну кто бы на моем месте бросился с ребёнком на трассу останавливать попутки? А если бы на месте Глеба оказался какой-нибудь маньяк или сутенер? Кого бы потом пришлось винить?

Сердце предлагало как минимум несколько вариантов, благодаря которым моему ребёнку не пришлось бы куковать на безлюдной трассе в разгар метели. Да хоть бы элементарный поход в милицию — и вуаля, плохие дяденьки за решеткой.

Только был ещё и разум: трезвый, умело оценивающий ситуацию и вопящий во всю глотку о постигшей меня опасности. Где гарантии, что мне бы помогли в милиции? Возможно, я бы даже не дошла до неё.

К родителям ехать — тоже не вариант. И не только потому, что туда могли нагрянуть. Просто жизнь с ними была сродни пыткам. А вот Тоне большое спасибо. Если бы не её помощь, я даже не знаю, как бы всё сложилось. Куда бы я бежала, где именно пряталась.

Об Игнате старалась не думать. И так еле справлялась с накопившейся злостью. Значит, я должна была всё принять и податься в бега, потому что так надо, а кто-то даже не соизволил признаться во всем вовремя.

— Ах, Игнат, ах!.. — смела рукой собравшуюся на пустых кухонных полках паутину, кусая от досады губы. — Как же ты нас всех подставил!

Хоть бы какой-то пакет круп завалялся. Из еды нашла только пачку рассыпного чая и полупустую сахарницу. Но легче от этого не стало. Пока перемывала припорошенную пылью посуду, ни с того ни с сего над головой вдруг с треском перегорела лампочка и мне не оставалось ничего другого, как горько разрыдаться, рухнув за поскрипывающий от старости стол.

Что делать? Как быть? За что сначала хвататься и куда идти? Денег с трудом хватит на месяц, а потом как? Неизвестность убивала, лишала какой-либо надежды. Интуиция подсказывала, что мы тут надолго, поэтому стоило приступить к поискам работы как можно скорее.

Выплакавшись, подошла к окну, распахнула шторы, впуская в комнату лунный свет, и прижалась разгоряченным лбом к прохладному стеклу.

Метель прекратилась, являя спящему городу звёздное небо. Кое-где в окнах светился свет, выставляя напоказ сквозь не плотно зашторенные окна личную жизнь. Я безучастно скользнула по ним взглядом и сосредоточилась на усыпанной снегом улице.

— Не поняла… — смахнула с ресниц остатки слёз, всматриваясь в стоявший возле подъезда внедорожник. — Он что, не уехал? * * *

Пришлось несколько раз моргнуть, проясняя зрение. Не может быть! Сначала была мысль, что это просто совпадение и нас с Варей несказанно повезло: подвёзший нас мужчина не просто ехал в нужный нам город, а ещё и жил в том же дворе. Но потом… Свет от фонаря отлично освещал придомовую территорию, и я четко увидела спящего в водительском кресле мужчину.

Это как понимать?

Ему что, некуда податься или же… Нет-нет, преследовать меня он точно не мог. Будь это так — сразу бы отвез к своему шефу в качестве приманки. А вдруг ему стало плохо? В жизни ведь всякое бывает. Ни за что не поверю, что ему некуда податься…

Опомнилась уже на выходе из подъезда, когда обутые в растоптанные тапки ноги лизнул январский мороз.

Замерла, кутаясь в наброшенную на плечи шубу. А оно мне надо, а? Какое мне дело, уснул он там просто или отдал богу душу? Словно своих проблема мало.

Думала одно, а вот ноги всё равно понесли к грозному танку. Всё-таки спокойная жизнь не для меня.

— Эй! — поскреблась ноготками по стеклу, заглядывая в салон. Господи, пускай он окажется жив. Мне только трупа тут не хватало.

Ноль реакции.

— Глеб! — застучала сильнее, начиная замерзать. Твою ж мать. — Вы меня слышите? Просыпайтесь.

После моей «канонады» мужчина наконец-то изволил подать признаки жизни. Сначала лениво открыл один глаз, потом второй, и уставился на меня, будто на полоумную.

— Богдана? — приоткрыл дверь, зевая во весь рот. То, что у него проблемы с воспитанием я поняла ещё в пути. Бескультурный. Хоть бы рот прикрыл. — Что-то случилось? — вылез из салона, разминая широкие плечи, а мне вдруг стало не по себе. Не скажу, что была значительно ниже его. Может, на полголовы. Просто энергетика у него была такая, что хотелось невольно втянуть эту самую голову в плечи.

— Ничего не случилось. Думала, вам плохо.

Я уже успела пожалеть о своей добросердечности. Что-то не очень нравилось, как он на меня зыркнул. Раньше в моем представлении самыми холодными глазами были серые и голубые. Но теперь я пересмотрела свое мнение, добавив к этому разряду ещё зелёно-карие. Было в этих глазах что-то такое, отчего у меня в венах стыла кровь. Неестественный какой-то оттенок. Никогда не видела, чтобы карий настолько отдавал желтизной.

— Вам? — удивился знаток разновидностей вшей. — Я считал, что после по-братски разделенного хот-дога мы давно перешли на «ты».

И не понять, серьёзно говорит, или с издевкой. Не знала, как и реагировать. Не чувствовалось в его тоне заигрывания или маломальского флирта. Ни разу не посмотрел на меня двусмысленно, что признаюсь, было слегка удивительно. Зачастую мужчины старались завязать со мной разговор, строили глазки, подмигивали, а этот… Смотрел исподлобья, как на врага народа. Будто у меня на лбу написана вся биография. И вроде, неплохой. Сразу видно: заботливый, внимательный, и в то же время… далекий, безучастный, равнодушный. Такой точно не будет заигрывать просто так, от нефиг делать.

— Какая разница — «ты», «вы», — поежилась, зарываясь носом в меховой воротник. — Вы… то есть, ты, почему не уехал? Столько времени прошло, поздно уже.

Глеб криво ухмыльнулся, рассматривая меня оценивающим взглядом.