Бог Гнева

— И... как мне это сделать?

— Это сильно зависит от ситуации. Во-первых, расскажи мне об этой Сесилии. Она была на твоем пути после всего, что случилось с Анникой и Крейтоном?

— Нет. Она была моей гораздо раньше.

Интересно.

Он никогда не упоминал о ней и, вероятно, не говорил о ней ни Аннике, ни моей жене. А я бы знал, потому что наша дочь — полная противоположность своему брату. В то время как он все держит под замком, она все выпускает наружу.

— И что? — я подталкиваю его дальше. — Почему ты ее отпустил?

Еще глоток водки, и еще.

И еще.

— Ей нравился другой парень, но я безоговорочно увел ее у него. Я думал, что смогу заполучить ее полностью. Что со временем она забудет о нем. — Его пальцы сжались вокруг горлышка бутылки. — Я думал неправильно.

— Ты посмотрел на нее со всех сторон, прежде чем пришел к такому выводу?

— Эти кадры. — Он указывает на экран. — Это было во время инициации, в которой она участвовала только для того, чтобы шпионить для него. А он, оказывается, лидер конкурирующей группы. Откуда мне знать, что она не шпионит для него с тех пор?

— Я не думаю, что она на это способна.

— Я тоже так не думал, папа, но тихие— самые хитрые, в конце концов.

— Она волонтер и верит во все праведное. Не говоря уже о том, что в маленькой группе Анники она ведет себя как мать. Такой человек физически не способен причинить вред, если его не загнать в угол. Ты загнал ее в угол?

Он покачал головой.

— Тогда почему ты так уверен в своих утверждениях?

— Она сама сказала мне, что шпионила для него. Все это время она наносила мне удары в спину, прося моего доверия.

— Это признание было сделано под принуждением?

— Нет.

— Тогда это должно быть хорошим знаком.

— Или попытка обмануть меня еще больше.

— Джереми. — Я хватаю его за плечо, заставляя повернуть стул так, чтобы он оказался лицом ко мне. — Сынок. У нас с тобой есть одна досадная проблема — отсутствие доверия. Мы всегда думаем, что люди либо хотят добраться до нас, либо в конечном итоге сделают это, и хотя это хорошая черта для выживания и управления Братвой, она мешает нам в личной жизни. Когда-то давно я тоже не доверял твоей матери, и в ответ она отдалилась от меня, пока я чуть не потерял ее. Так что если эта Сесилия значит для тебя хоть немного того, что твоя мать значит для меня, не повторяй моей ошибки.

— Как я могу доверять ей, когда знаю, что в ее сердце живет другой мужчина? Что бы я ни делал, я всегда буду для нее вторым выбором.

Боль, прозвучавшая в его голосе, делает со мной неприятные вещи. Джереми не только мой сын, моя кровь и моя гордость. Он — часть меня. Он — шанс, который у меня был, чтобы доказать, что я не похож на своего отца. Поэтому, видя его страдания, мне хочется уничтожить его демонов ради него.

Но я не могу и не буду.

— У меня нет ответа на этот вопрос. У тебя есть. Любое внешнее вмешательство даст лишь временное облегчение. Если ты не будешь смотреть внутрь себя, ты не сможешь ослабить узел.

Он проводит рукой по волосам.

— Я не хочу терять ее, но сейчас я также не могу ей доверять.

— Тогда не торопись. Но не слишком много, иначе она может ускользнуть от тебя. Если, конечно, ты этого хочешь?

— Это не то, чего я хочу. — Он скользит рукой по комиксу. — Сначала она напоминала мне маму. У нее были моменты, когда она становилась вялой и уходила в свои мысли, в конце концов превращаясь в призрака. Я не мог помочь маме, когда она была в таком состоянии, но я хотел помочь Сесилии. Теперь, когда я думаю об этом, это был первый раз, когда я проявил такой интерес к кому-то, кто не является членом семьи. Я просто хотел сделать ее лучше и в то же время владеть ею. Этот план провалился, но я все же смог разобраться с причиной этих отключений. Со временем это переросло в нечто большее. Я думал, что спасаю ее, но оказалось, что она спасает меня от моих собственных нерешенных проблем.

Я внимательно слушаю каждое слово, слежу за каждым выражением лица и каждым движением его пальцев по комиксу.

Несмотря на то, что он стал идеальным, ответственным взрослым, я не настолько глуп, чтобы думать, что Джереми стер все, что произошло, пока он рос. Он не настолько молод, чтобы забыть о своей «мамочке-призраке».

И я знаю, что воспоминания о той версии его матери были еще свежи в его голове, когда ему было семь, восемь и девять лет, потому что он иногда спрашивал меня, вернется ли когда-нибудь «мама-призрак».

Однако он не упоминал об этом с тех пор, как Лия снова обрела равновесие, и это первый раз, когда он добровольно заговорил об этом.

— Как спасла тебя? — спрашиваю я низким голосом, чтобы поддержать его разговор.

— Когда я рос, я немного обижался на маму за то, что она стерла нас с тобой. За то, что она не узнавала нас несколько дней подряд. За то, что она была настолько не в себе, что я часто видел, как она бьется во сне. За то, что она смотрела на нас и не видела нас.

— Джереми. У твоей матери проблемы с психикой...

— Я знаю, но я все равно иногда ненавидел ее. А ты нет?

— Я хотел вытрясти из нее всю дурь, и она тоже иногда меня ненавидит, но это нормально. Мы не можем быть полны любви и понимания всю жизнь.

— Сесилия сказала мне это. Она также сказала мне не винить маму, потому что если бы у нее был выбор, она бы не стала призраком. И она любила нас достаточно, чтобы бороться со своими демонами и вернуться к нам.

Хм.

Кажется, мне нравится эта девушка.

— Поэтому ты так часто звонишь маме в последнее время?

Он кивает.

— Я научился отпускать. Видеть в маме лучшую версию себя, а не ту ужасную версию, которая была в детстве.

Я дважды похлопываю его по плечу, прежде чем отпустить.

— Я горжусь тобой, сын.

— А я нет.

— Почему?

— Я сам себе сейчас не нравлюсь. Я должен пытаться забыть ее, а я выступаю ее защитником и думаю о том, как ее вернуть.

— Если ты хочешь ее вернуть, сделай это. Иначе будешь жалеть об этом всю оставшуюся жизнь.

— А что если все опять сорвется?

— Поговори с ней и выслушай. Действительно слушай, Джереми. Не умом, а сердцем и душой. Слушай ее теми частями себя, которые она помогла исцелить. И если ты все еще не можешь ей доверять, пусть будет так.

Он начинает делать глоток водки, потом решает отказаться и оставляет бутылку на столе.

— Я сделаю это, когда буду трезв.

— Я согласен. И, Джереми?

— Да?

— Разговор, который мы только что вели о твоей матери, останется нашим секретом. Она ни при каких обстоятельствах не должна узнать об этом, иначе она будет чувствовать себя ужасно, а мы этого не хотим.

— Я не собирался ей говорить.

— Хорошо.

— Спасибо, папа.

— За что?

— За то, что выслушал меня сейчас, а также за то, что был рядом со мной и мамой все эти годы. Спасибо, что не бросил ни ее, ни меня, как бы тяжело ни было.

Я улыбаюсь.

— Я бы сделал это снова в одно мгновение, малыш.

На этот раз это я делаю глоток из его бутылки водки, а затем направляю ее на него.

— Как только ты получишь свою девочку, приведи ее домой, чтобы она познакомилась с нами. Твоя мать будет в восторге от нее.

— Только если она захочет быть со мной.

— Для этого есть простое решение, сынок.

— Какое?

— Не сдавайся, пока она не захочет. Именно так я поступил с твоей матерью.

Говоря о моей прекрасной жене, мне лучше закончить свои дела в этой богом забытой стране, чтобы я мог вернуться к ней.

Находиться в физической разлуке с Лией — это все равно, что дышать через соломинку и оттягивать момент, когда она снова окажется в моих объятиях.

Джереми поблагодарил меня за то, что я не отказался от нее, но я благодарен за то, что и она не отказалась от меня.

Мои сын и дочь всегда должны были уехать, но Лия — единственная постоянная в моей жизни.

Моя жена.

Моя одержимость.

Моя.