Русские богатыри

— Откуда ты, добрый молодец? Какого рода, племени? Как тебя звать, величать?

— Зовут меня Ильёю, по отчеству Ивановичем; приехал я из города Мурома, из села Карачарова, ехал дорогою прямоезжею, выехал из дому, как отошла заутреня, хотел было попасть сюда к обедне, да в дороге позамешкался.

Много было богатырей на весёлом пиру, все они переглянулись, рассмеялись, говорят князю:

— Князь Владимир, ласковое наше Солнышко! В глаза детина-то над тобою насмехается, завирается: нельзя проехать из Мурома по прямой дороге в Киев, залегла прямоезжая дорога уже тридцать лет, есть на ней застава разбойничья, засел там Соловей-разбойник, не пропускает ни конного, ни пешего.

Не взглянул на них Илья, не ответил им, а сказал опять князю Владимиру:

— Ты не хочешь ли, князь, посмотреть на мою удачу богатырскую? Я привёз тебе в подарок Соловья-разбойника, он теперь на твоём широком дворе привязан у моего стремени… Оттого я и позамешкался, что очистил дорогу прямоезжую.

Повскакали тут с мест и Владимир, и все богатыри, спешат с Ильёю на двор княжеский.

Подошёл князь к Соловью, подивился на него, говорит ему:

— Ну-ка, Соловей Рахманович, засвищи-ка по-соловьиному, потешь нас с богатырями да с витязями.

Не глянул на него Соловей, отвернулся.

— Не твой хлеб, князь, кушаю, не тебя и слушаю, — говорит.

Поклонился тогда Владимир Илье Муромцу:

— Илья свет Иванович! Прикажи своему Соловью засвистать, потешь нас.

— Ой, великий князь стольно-Киевский, запеклись у Соловья уста его, не свистнуть ему теперь; вели ему вынести чару зелена вина в полтора ведра, да другую пива пьяного, да третью мёда сладкого, да дай закусить калачом крупитчатым величиною с турий рог, вот тогда он и засвищет, потешит нас…

Принесли Соловью чару зелена вина, принесли пива, мёду сладкого — освежил он свою голову, приготовился свистать.

— Ты смотри мне, Соловей, не вздумай свистать иначе, как в полсвиста, — сказал ему Илья.

Взял Илья князя с княгинею под мышки, прикрыл их плечами своими могучими и велел Соловью свистнуть. Не послушал Соловей наказа богатырского: засвистал во всю свою мочь, зашипел по-змеиному, заревел по-звериному, земля всколебалась, с теремов маковки попадали, оконные стёкла повысыпались, старые дома развалились, кони богатырские разбежались, все богатыри на землю попадали, замертво лежат, не шелохнутся.

Испугался Владимир.

— Уйми, Илья, своего Соловья, такие-то шутки нам не надобны; не пускай его на волю, натворит он беды немалые.

А Соловей стал упрашивать:

— Отпустите вы меня на волю, я выстрою вокруг Киева сёла с присёлками, города с пригородами, настрою церквей, монастырей, буду грехи свои тяжкие замаливать.

Не слушает его Илья Муромец.

— Нельзя, — говорит, — отпустить его, он опять будет разбой держать; не строитель он вековой, а разоритель.

Вывел он его в чистое поле, отсёк ему буйную голову, рассёк его на мелкие части, сжёг эти мелкие части, разметал пепел по чистому полю.

Как приехали через трое суток дети Соловьиные, как услышали, что нет в живых Соловья-разбойника, заплакали, закручинились. Не взял с них Илья ни серебра, ни золота.

— Это, — говорит, — вам именьице осталось от вашего батюшки, чтобы могли вы жизнь прожить честно и мирно, не разбойничать. Ступайте себе, берите ваше богатство-имение, оно мне не надобно.

Так и отпустил их на все четыре стороны, а сам остался служить у Владимира Красного Солнышка.