Месье Рикар, спортивный маг

— То есть вы, месье Рикар, утверждаете, что можете сделать олимпийским чемпионом любого нашего биатлониста? — спросил заместитель министра спорта Матье Пиньон, самостоятельно подавая своему гостю — импозантному господину лет сорока пяти — изящную чашечку сваренного умной машиной кофе. Встреча была настолько важной и необычной, что месье Пиньон в целях соблюдения секретности еще два часа назад отослал домой своего секретаря.

— Спасибо, месье Пиньон, — ответил Рикар, принимая чашечку. Он отхлебнул из нее и продолжил: — Я утверждал не совсем это. Я могу сделать олимпийским чемпионом (причем многократным!) не любого биатлониста, а хорошего биатлониста. Того, кто в принципе способен относительно быстро бежать и сносно стрелять, но ему не хватает таланта, чтобы стать лучшим в мире. И, кстати, я могу работать не только с биатлонистами.

Пиньон часто получал предложения от самых разных специалистов, которые утверждали, что могут улучшить результаты спортсменов, но никогда у этих специалистов не было таких рекомендаций, как у Дидье Рикара. Если он начинал работать с какой-либо сборной, ее результаты неизменно улучшались, хотя никто не мог сказать, за счет чего именно это происходило. Одно было точно известно: Дидье Рикар не предлагал никаких усовершенствований тренировочного процесса и даже не встречался со спортсменами. На визитке же у месье Рикара значилось: «Дидье Рикар, спортивный маг».

— Вынужден сразу предупредить: допинг — не наш метод. Во всяком случае, не сейчас. Так что если вы предлагаете какие-то… препараты, мы не придем к взаимопониманию.

— Ну что вы, какой допинг! — рассмеялся Рикар. — Слишком грубо и слишком опасно с юридической точки зрения.

— Психологические практики? — предположил Пиньон.

— Нет. Малоэффективно.

— Какие-то манипуляции с инвентарем?

— Тем более нет. Все, что можно было улучшить в инвентаре, давно улучшили.

— Тогда что?!

— Если я вам скажу, вы все равно не поверите. Предлагаю сделку: я помогаю любому выбранному вами биатлонисту выиграть любую выбранную вами гонку, а после этого мы заключаем долгосрочный контракт. Цену мы с вами уже обсудили.

— Если помогаете, — уточнил Пиньон, сделав акцент на слове «если».

— Не «если», а «когда», — поправил Пиньона Рикар. — У меня не бывает провалов. Есть только одно условие: гонку должны показывать по телевизору в прямом эфире.

* * *

Уже три дня страдающий от острой вирусной инфекции коренной житель Инсбрука Людвиг Цауэр сидел в кресле, пил из большой синей кружки какую-то лекарственную бурду со вкусом малины и лениво переключал каналы телевизора. Днем, по его мнению, в принципе смотреть было нечего — сериалы для домохозяек, бесконечные новости, телемагазины, призывающие купить занавеску для душа, без которой не может обходиться ни один уважающий себя европеец, и спорт-спорт-спорт. Телевидение Инсбрука, дважды проводившего зимние олимпийские игры, было уверено, что всем его жителям спорт исключительно интересен.

Людвиг щелкнул пультом.

Очередной спортивный канал.

Показывали биатлон.

— Невероятная гонка преследования! — торжественно провозгласил комментатор. — Француз Сулье и норвежец Бергсон подходят к решающему огневому рубежу!

Внизу экрана промелькнула таблица с промежуточным положением спортсменов, Людвиг всмотрелся в нее и даже в первой тридцатке не нашел австрийцев.

«Наши, как всегда, в за…», — не успел додумать он эту мысль, потому что прямо на него смотрели пять черных глазков незакрытых мишеней, а сзади слышались чьи-то истошные вопли. Ему кричали, что он должен стрелять, и почему-то ругались вовсе уж неприличными словами.

Людвиг увидел, что у него в руках тяжелая неудобная винтовка, а сам он стоит на резиновом коврике, причем стоит на лыжах, а рядом с ковриком на снегу лежат лыжные палки.

— Стре-ляй! Стре-ляй! — скандировала толпа.

Людвиг, который последний раз стрелял из охотничьего ружья лет двадцать назад, неуверенно поднял винтовку, заметив, что у его лыжного комбинезона красные рукава.

«Кажется, я — норвежец», — отстраненно решил он.

— Стре-ляй!!! Стре-ляй!!!

«Какой-то кошмар…» — пронеслось в голове у Людвига. Он приложил винтовку к плечу и нажал на спусковой крючок, никуда не целясь.

Оглушительно грохнул выстрел. Болельщики разочарованно ухнули.

Людвиг попытался прицелиться. Руки и ноги у него тряслись, перед глазами все прыгало и поймать мишень в перекрестие прицела не получалось.

Людвиг выстрелил наугад, а потом, ни на что не надеясь, выстрелил еще три раза. Мишени так и остались непораженными. Людвиг давил и давил на спусковой крючок, но вместо выстрелов слышались лишь металлические щелчки бойка — патроны кончились.

— Беги! — ревели болельщики.

Людвиг, перестав понимать хоть что-то и повинуясь реву толпы, кое-как закинул винтовку за спину, наклонился, чтобы поднять палки, поскользнулся и растянулся на снегу, больно ударившись коленями и животом.

От этого удара он и проснулся. Чашка лежала на полу, лекарственная бурда разлилась вонючей лужицей, телевизор продолжал рассказывать о феерической биатлонной гонке.

«Видимо, температура подскочила», — подумал Людвиг сквозь шум в разболевшейся голове, выключил телевизор, промокнул лужицу на полу носовым платком, встал и пошел в спальню.

* * *

— Видите? Сулье, как вы и просили, победил, — сказал Рикар сразу после финиша гонки. — Теперь-то вы мне верите?

— Победил, — согласился Пиньон, — но мне кажется, его победа была случайностью.

— Это была совсем не случайная… случайность, — возразил Рикар и, понизив голос почти до шепота, проговорил: — Я немного поработал с норвежцем.

«Неужто порчу навел?» — изумился Пиньон, но вслух говорить это не стал. Накануне гонки он сам выбрал ее победителем среднего, хотя довольно стабильного, Антуана Сулье и ожидал, что увидит и поймет, в чем заключалась суть предлагаемой месье Рикаром технологии обеспечения этой победы. Этого не случилось.

Пиньон и Рикар пришли на биатлонный стадион за десять минут до старта гонки, Рикар походил вокруг телекамер, словно бы к чему-то примеряясь, встал возле одной из них и как будто глубоко задумался. Никаких пассов руками, никаких ритуалов-песен-танцев — по мнению Пиньона, не происходило вообще ничего магического. Пиньон был разочарован. Он одновременно и боялся, и ждал какого-нибудь шоу.

Шоу тем временем творилось на биатлонной трассе — спортсмены падали, ломали палки, сталкивались друг с другом, а лидер последних четырех сезонов норвежец Бергсон на решающей стрельбе промахнулся пять раз, потом упал и, кое-как поднявшись и все-таки убежав в гонку, смог финишировать лишь на тридцать восьмом месте. Антуан Сулье же впервые победил на соревнованиях такого уровня — месье Рикар сдержал свое обещание.

— Конечно, мы заключим с вами контракт. Однако я хочу, чтобы Сулье выиграл в этом сезоне кубок мира и к олимпийским играм у нас все было отработано как следует, — проговорил Пиньон.

— О, вам понравится моя работа! — улыбаясь, воскликнул Рикар. — Сулье так Сулье.

* * *

Дидье Рикар с раннего детства обожал смотреть телевизор. Новости, ток-шоу, развлекательные программы, спортивные трансляции, концерты… — ему было интересно все, что шло в эфире.

Телевидение завораживало и казалось Рикару чем-то волшебным. Оно и было волшебным: миллионы людей в одно и то же время смотрели одну и ту же программу — в этом не могло не заключаться какай-то особой магии.

Рикар решил связать с телевидением свою жизнь.

Еще старшим школьником он пошел подрабатывать установщиком телевизионных антенн, а потом поступил в университет и выучился на «инженера со специализацией в сфере телевещания».

Как-то вечером сильно уставший за рабочий день Рикар смотрел вечерние новости местного телеканала. В прямом эфире давал комментарий по какому-то информационному поводу мэр города. Рикар откровенно его недолюбливал — мэр всегда казался ему туповатым и злым человеком.

Невидимый журналист задавал вопросы, а Рикар, перестав следить за ответами мэра, смотрел на его лицо и… вдруг увидел перед собой оператора с телекамерой.

Теперь он стоял на улице, теплый ветерок трепал волосы на его голове, и хотелось заправить их за уши. Журналист, явно скучая, не слушал собеседника, просто удерживая перед ним микрофон.

«Я — мэр?! — поразился Рикар. — И я даю интервью?»

— Так что вы думаете по поводу этой ситуации?

Рикар понял, что не имеет никакого представления о той ситуации, по поводу которой он должен что-то думать, и неопределенно протянул:

— Э-э-э…

— По поводу возросшей наркотизации нашего города, — наконец-то подсказал журналист.

— По поводу наркотизации? — Рикар посмотрел прямо в камеру и проговорил: — Сложная проблема, знаете ли. Тут нельзя с плеча… И надо все хорошенько обдумать, — как назло, Рикару в голову не пришло ничего умного, но возникло острое желание сказать что-нибудь странное. — Я вот в юности курил травку, потом ЛСД баловался и все в порядке — вырос приличным человеком, мэром вот… стал.

«Какой дурацкий сон! — мелькнула у Рикара мысль. — И, кажется, пора просыпаться».

Он зажмурился, сделал над собой усилие и открыл глаза, снова сидя перед телевизором в своей квартире.

Рикар был уверен, что задремал и интервью ему приснилось, но утром весь город и все его средства массовой информации были увлечены обсуждением скандала — мэр признался, что был наркоманом.

У Рикара обнаружился дар — оказалось, что он мог в одно мгновение переместить свое сознание в человека, которого показывали по телевизору в прямом эфире. Такое перемещение длилось от силы пару минут, и на это время Рикар захватывал полный контроль над телом героя телевизионного репортажа (куда пропадало сознание этого героя, Рикар не понимал, хотя допускал, что оно занимает покинутое им тело).

Это было и весело, и пугающе. Рикар попытался найти еще какие-нибудь грани своего дара, например, способности к предсказыванию будущего, целительству, внушению мыслей другим людям, телекинезу… но ничего такого не обнаружил. Сфера «действия» его неожиданного таланта ограничивалась исключительно телевидением.

Еще выяснилось, что на современном телевидении очень редко что-то показывают в настоящем прямом эфире, и сказать нечто, например, за американского президента, у Рикара не получалось, хотя такая идея у него была.

Через несколько лет Рикар выяснил, что может не только сам перемещаться «на другую сторону телеэкрана», но и поменять местами других людей — героя телепрограммы и ее зрителя.

Однажды Рикар был на футбольном матче и сидел рядом с телеоператором. В какой-то момент он неожиданно отчетливо увидел телезрителя этого матча, у себя дома отчаянно болеющего за любимую команду, ощутил, что может заменить вратаря на этого телезрителя, и тут же так сделал.

Вратарь в ужасе уставился на свои руки, потом заозирался по сторонам, а после беспомощно проводил взглядом мяч, залетевший в ворота.

Рикар весь матч развлекался и манипулировал игрой, совершенствуя свой новоприобретенный навык. Тех нескольких секунд, когда телезритель на месте футболиста растерянно осматривался, хватало для срыва атаки или пропуска мяча вратарем. Оказалось, что влиять на результат матча было несложно.