Другие

Глава 2

За полчаса до конца рабочего дня раздался сигнал серетаря через селектор.

— Товарищ полковник. В приёмной майор Васильев и подполковник Игнашев. Сказали — по вызову. Впускать?

— Давай, Миша. Я их жду.

В кабинет вошли двое. Совершенно разных внешне, но было видно, что всех троих связывало очень и очень многое.

Полковник вышел из-за стола, подошел к вошедшим. Обнял каждого и посадил рядом с собой.

Вызвал серетаря.

— Миша. Я тут чаю-кофе сделаю своим товарищам. Будь добр — сгоняй в столовку. Принеси с десяток бутербродов. А то мои гости голодные. Вон, аж лысины поблёкли.

Все рассмеялись. В кабинете была та атмосфера, когда становилось понятно, что люди собрались не только не случайные, а со своей общей если не тайной, то судьбой точно.

Интерлюдия.

Майор Алексей Евгеньевич Васильев, (по прозвищу Шприц) — невысокий колобок с блестящей лысиной и постоянной улыбкой на лице. Его полковник знал уж около сорока лет. Вместе были в Афгане. Тогда и познакомились. Там и побратались. С начала молодой старлей, рискуя жизнью, практически тащил на себе почти десяток километров до точки эвакуации молого врача-лейтенанта. А спустя полгода всё случилось наоборот. Уже лейтенант, буквально прикрывая своим телом раненого командира, одиночными отгонял окруживших их группу духов, дожидаясь эвакуационной вертушки. Всё тогда сложилось. Задание выполнили и группа не имела безвозвратных потерь, но целыми никто не остался. Всех попятнало. Потом опять госпиталя и судьба в дальнейшем их разбросала. Переписывались постоянно, звонили друг другу. Но позже, совершенно случайно, пересеклись на каком-то торжественном мероприятии и… далее держались вместе. Служа хоть и в разных подразделениях, но часто встречась и поддерживая друг друга.

А кличка Шприц к нему пристала из-за постоянного ношения одноразового шприца в упаковке в нагрудном кармане вместо авторучки. Когда спрашивали — зачем носишь, следовал традиционный ответ.

— Что вколоть, я всегда найду, а вот чем? Тут может возникнуть проблема. А так я всегда готов как пионер.

А по факту этот жизнерадостный человек был носителем энциклопедических знаний. И не только в медицине. Прекрасно знал литературу, разбирался как в классической, так и в современной музыке. А в истории живописи и архитектуре — он был настолько знатоком, что, порой, в Эрмитаже или Русском музее, когда тот приходил на очередную выставку, исскуствоведы, которые вели тематические экскурсии, видя Васильева, контролировали каждое слово, боясь ошибиться и сказать что-то не то. Многие знали или помнили, когда этот всезнайка, совершенно не стесняясь, прервал речь на открытии очередной выставке самого Пиотровского потому, что, как показалось Васильеву, тот не правильно назвал отчество супруги художника. А далее, в гробовой тишине, после слегка издевательского предложения провести самому экскурсию, мгновенно согласился и с энтузиазмом водил посетителей почти час по Эрмитажу, ни на минуту не закрывая рот.

После той экскурсии ему предложили перейти в штат Эрмитажа, но майор откзался. Зачем было время даром терять на обычные экскурсии, когда он мог посвятить его своему самообразованию.

* * *

Второй друг полковника, подполковник Игнашев Александр Александрович (Сан Саныч или СС) — был отцом его зятя. Они служили в последнее время в одной конторе, правда, в разных подразделениях после того, как и подполковника перевели в Питер из Москвы. А близко познакомили офицеров их собственные дети.

* * *

Сын Александра Александровича, Дмитрий, не захотел идти по стопам отца и закончил в Питере Корабелку. И на последнем курсе обучения, его закадычные друзья как-то пригласили на концерт в Филармонии. Все были с подругами, и только Дима был один.

Он был целеустремлённым человеком и никогда не пропускал занятий в институте. Он не хотел, как многие, иметь лишь корочки об окончании «вышки», а учился с полной отдачей и выходил на красный диплом. Да и с распределение было вообщем-то ясно. ТАКИХ студентов было немного и его давно приметили и вели лучшие преподаватели института. Одни предлагали остаться в аспирантуре и далее преподавать на кафедре. Другие преподаватели уже пытались его «продать» в ведущие КБ как гражданского, так военного профиля.

А Дима не хотел опять окунуться в армию. Он своё оттрубил после школы. Да, не смог поступить с первого раза, хоть и закончил школу с серебряной медалью. Но накануне первого экзамена подрался из-за незнакомой девушки. Надавал паре выпивших парней по мордАм и… попал в милицию за нанесение тяжких побоев несовершенннолетним.

Как оказалось, один из тех двоих уродов, что избивал девушку, был сынком какого-то высокого чиновника из мэрии. Родители «потерпевших» начали угрожать судом и реальным сроком заключения, требовать крупную материальную компенсацию и…. завертелось…

Когда Дима не позвонил в Москву родителям и не сообщил о результатах экзамена — об истории узнал его отец и, подключив уже свои связи, очень быстро освободил сына, но с поступлением, как говорится, «поезд уже ушел».

Отказавшись от помощи отца, пошел сам в армию. Без блата и протекции. Туда, куда Родина-мать пошлёт. И она «послала». Но, к дивлению Димы, в Ленобласть, в погранвойска. Самое забавное, что отец не предпринял никаких шагов для помощи сыну после резкого, на повышенных тонах, «разгора по душам». Он, конечно, отслеживал судьбу единственного ребёнка, но не вмешивался. Понимая, что если тот узнает, будет очередной сканадал дома, а его супруга и так очень близко приняла к сердцу провал с экзаменами и попадание сына в милицию, проведя последнее время на лекарствах от сердца и высокого давления, порой вызывая неотложку.

Отслужив положенное, парень, хорошо подготовившись, поступил практически слёту туда, куда и мечтал. А далее — серые и светлые будни обучения.

6 лет назад.

И вот Филармония… Дима немного завидовал своим друзьм, что у тех есть свои девушки, а его самый близкий друг, Паша, уже подал заявление в ЗАГС. У Димы тоже были подружки, но так, мимолётные. Не все могли вытерпеть, что высокий красивый парень предпочитал кафешкам и тусовкам учёбу, а вечеринкам — пропадал вечерами в лабораториях института. Так что, к последнему курсу, его не смогла охмурить и привязать к себе ни одна из красавиц, хоть было множество попыток.

Первое отделение концерта он просидел вполне спокойно, но всё же слегка устал. Ну не его это было — сидеть тихо и слушать спокойно музыку, когда в одной из лабораторий в это же самое время делали макет по его дипломной работе.

Не выдержав и извинившись перед друзьями, он, в антракте, оделся в гардеробе. Вышел на улицу, сделала пару шагов… подскользнулся и, услышав тихое — ОЙ… упал на что-то мягкое.

Это «мягкое», спустя пару секунд, тихо прошептало.

— Молодой человек. Я понимаю, что Вы можете лежать на мне и отдыхать довольно долго, но мне всё же холодно и… мокро. Не могли б Вы встать с меня и хотя бы извиниться? — и добавило тихо, почти не слышно.

— Ну за что мне сегодня такое? Второй раз за день один и тот же мужчина сбивает меня с ног и укладывается на меня совершенно беспардонно???

Дима, встав, протянул незнакомке руку и с ужасом понял, что буквально чуть более часа назад, выйдя из метро, уже сбивал с ног эту невысокую красивую милую девушку. Правда, первый раз, он её почти поймал, а она приняла его извинения молча и пошла своей дорогой. Он же почти не обратил внимания на свою «жертву», так как бежал на встречу к своими друзьм, боясь опоздать на концерт.

Сейчас же девушка выглядела совсем иначе. Её светлая шубка была мокрой и грязной после купания в луже. Она была как маленький мокрый котёнок. Жалкой, потеряной, но, как не мог не заметить Дима, безумно красивой и нежной. И на фоне её грязной белой вязаной шапочки — яркие зелёные глазища. И у Димы ёкнуло сердце. Впервые в жизни он почувствовал, что проглотил язык. Чуть ли не в прямом смысле.

В голове совершенно не было мыслей. Исчезли желания куда-то бежать и что-то делать. Ему хотелось только одного — прижать это мокрое маленькое существо к себе и никуда никогда не отпускать.

И всё, что мог сказать, это назвать — своё имя, буквально прорывая звуки через перехватившее спазмом горло.

— Д-Д-Ди. И. Ма. То есть Ди-И-Ма. Это как Дмитрий.

— Это «КАК» Дмитрий? Забавное, если б не было так обидно. Это Ваши извининения?

— Да. То есть нет. Нет. То есть. Да.

— Так да или нет? — строго спросила девушка.

— Не знаю, наверное. Да. Точно.

Она была безумно расстроена. Совершенно случайно ей достались билеты в театр, куда она хотела пригласить вечером свою подругу. Они так мечтали попасть на премьеру в свой любимый Ленсовета.

Виктория сунула руку в карман, где лежали заветные билеты и, вынув, поняла, что в театр они уже точно не попадут. Вместо билетов в её руке лежал мокрый бумажный комок, в котором только с большим трудом можно было опознать бывшие билеты. Жалко было билетов, жалко было денег, заплаченных за них. Ведь она студентка, да и живёт далеко от дома. Да, папа помогает, но и соблазнов в этом городе так много…

И так стало ей обидно и захотелось плакать… А тут ещё эта косноязычная дылда. Нет, он был по-своему симпатичен, но Вике в данный момент хотелось только исчезнуть, мгновенно оказавшись у себя в комнате, где можно было бы переодеться в сухое и просто тихо поплакать… А этот… Ну что ему ещё надо? Что он пристал?…

Сквозь душившие слёзы, как сквозь вату, она услышала его слова. Подняла свои глаза и увидела. Чёрт! Не хватало только ЕГО дурацкого и, похоже, ехидного голоса.

Ей показалось, что тот просто издевается над ней, но совершенно не расстроен случившимся. Да и почему ОН должен быть расстроен? Ведь это она лежала в этой дурацкой луже, а он почти лежал до этого на ней, прижав своим телом так, чтот б, наверное, вся вода, что была вокруг, впиталась в её одежду. И за что мне такое???

Так… Надо хоть немного успокоиться и, в конце концов, попытаться исчезнуть от этого…

— Молодой человек! Отпустите меня. Что Вы в меня вцепились? Я в состоянии стоять сама. И вообще. Странно. Раньше я слышала иные слова. Извините. Простите. Другие слова и выражения, которые более понятны для слуха нормального человека. А здесь — ДИ-И-МА. И всё?

— Наверное, да. А что Вам не нравится в моём имени?

— А. Так это, оказывается, Ваше имя? А я думала, что ДИ — И-МА — это извинение на языке племени тумба-юмба.

— Нет. Это моё имя. А как Ва-ас зовут?

— А зачем ВАМ моё имя?

— А может Ваше имя звучит на языке племени… как там? Тумба-юмба? Да? Как красивое, но мокрое?

— Хватит издеваться! Из-за Вас мне сейчас надо будет добраться как-то домой и переодеться. Меня ж в таком виде даже в метро не пустят. Как облезшая кошка! Да и в театр уже не смогу пойти. Помимо того, что и билеты теперь не билеты. ВОТ — И Вика протянула буквально к глазам юноши мокрый бумажный комок. — Так если б даже они были бы целы, кто в таком виде меня б пустил? У меня не только шуба мокрая, а, пожалуй, и всё, что одето на мне… Как облезшая кошка!!!