Реинкарнация души и тела

– Что это, вернее, где ты это взял? – поинтересовался Вормер.

– Сегодня к нам в ремонтный цех поступил сёрвус от аристократии, я его начал разбирать и осматривать, а там за корпусом нашел эту заначку. До сих пор самому не вериться, – говорил он, рассматривая содержимое одной из бутылок на свет, – не знаю что это, но явно что-то дорогое, уж точно для нас.

– И ты их, конечно же, взял. Не боишься, что заметят хозяева.

– Я тебя умоляю! Если бы они помнили о своем, то забрали бы, а так им все равно. И, если что, скорей всего все повалят на смотрителей с перевалочного пункта.

Ноки без труда вытащил пробки из бутылок, и из их горлышек повалили небольшие газовые облака.

– Бери, не стесняйся, – сказал мастер, протягивая напиток другу.

Вормер не стал отказываться от угощения, но и не торопился его пить, хотя Ноки уже сделал два добрых глотка этого темно-фиолетового пойла. Судя по ягодному запаху, это было какое-то вино.

– Это алкоголь, но не крепкий. Только расслабишься, не опьянеешь.

Вормера позабавило высказывание этого горе – сомелье, но он решил довериться его мнению.

Вскоре они разговорились, и Ноки рассказал, что после обвала в «улье», появилось огромное свободное пространство похожее на зал. Он хотел показать это место другу. Вормер не понимал зачем, что там может быть такого особенного, но Ноки сильно на этом настаивал, поэтому мастер согласился.

– Далеко еще? – поинтересовался Вормер.

–Нет, почти пришли. Слушай, я смотрю ты не особо много выпил, не понравилось?

–Я просто хочу немного оставить. Не каждый день такое все-таки, – сказал парень, закрыв бутылку пробкой и аккуратно убрав ее в свою сумку с инструментами.

–Ну да, понимаю…. А вот было бы хорошо, если бы нам не приходилось экономить, иметь возможности и жить спокойно.

Эти слова заставили Вормера встрепенуться и начать серьезно вслушиваться в каждое предложение друга. Но по дороге к тому месту мастера шли в тишине, хотя Ноки явно что-то не договаривал и сгорал от нетерпения, это было видно по его постоянно меняющемуся выражению лица.

– Мы пришли, – сказал Ноки.

Впереди был вход, больше похожий на проем в шахту, ведущий в отдельное помещение.

– Слушай, Вормер, я там повесил пару масляных ламп. У тебя же есть зажигалка, зажги.

Мастер достал из кармана старую потертую зажигалку, на который был изображен герб Суммума. Она ему досталась несколько лет назад в качестве оплаты у одного жадного барона. Зажигалка неразборная – заправить ее нельзя, поэтому работает она уже еле – еле, но Вормер не из тех, кто разбрасывается вещами, даже уже неработающими, так что вскоре найдет ей применение.

Когда несколько десятков самодельных ламп были зажжены, можно было в полной мере оценить масштаб подземного зала. По размерам он схож с каким-нибудь крупным цехом, от каждого слова раздается эхо, а от земляных стен веет холодом и сыростью.

– Вау! Выглядит многообещающе, – удивленно сказал Вормер, – без преувеличений, сюда бы поместились все мастера!

– И я о том же, – вмешался Ноки, – это место могло бы идеально подойти для каких-нибудь собраний или…

– Хватит, – резко перебил его Вормер, с первой же фразы заподозрив его намерения.

– Ты чего?

– Сам знаешь, и вообще, у нас договор. Мы зареклись не поднимать эту тему еще 10 лет назад.

– Я знаю, и я терпеливо жил эти 10 лет и молчал. Жил по законам и правилам, навязанным теми, кто загнал всех нас, обычных людей, сюда в трущебы и нищету, сделал рабами и лишил всего, даже наших семей! – его возмущенный и озлобленный голос эхом разнесся по залу. Тяжело отдышавшись, выпустив пар, он продолжал. – И знаешь что самое странное, почему об этом говорю я и тем более тебе. Ты, сын Фортиса Цертамена – предводителя революции, ведущего за собой народ. И ты, обладатель такой фамилии, продолжаешь служить этой кровожадной знати?!

– Ты не смеешь осуждать меня за то, что я не такой горячей крови как мой отец! То восстание привело лишь к огромным жертвам и к полному бесправию нового поколения…. Я может очень хотел бы быть похожим на него, но я еще тогда смог понять, что эта победа нам не по зубам. Ни ты, ни я, никто не в силах пережить это все снова, все последствия, сопровождающие революции. А ведь мы еще тогда, в силу возраста, видели малую часть…

Этот разговор ввел мастеров в тупик. В тишине подземного зала были слышны лишь собственные мысли, и в памяти всплывали, как фотографии, моменты из их, особенно послереволюционной, жизни. Это время, когда человеческая жизнь ничего не стоит, когда восприятие важнее правды, не знаешь чему и кому верить, и когда люди показывают свою настоящую «смелость», тогда появилось очень много беглецов. Революция – время больших и страшных потерь. И особенно страшно становиться, когда приходиться выбирать между целью, ведущей к всеобщему благу, и своим близким или родным, который вдруг оказался предателем и трусом. Это было тяжело и физически и морально, те годы стали самыми суровыми. Но еще хуже были дела после революции. Сотни сирот, оставшихся без средств к существованию и видевших настоящий кошмар и смерть. Для их поколения осталось очень мрачное наследие. Многие обвиняли свои семьи в том, что они устроили гражданскую войну и тем самым бросили своих детей на произвол судьбы, хотя в глубине души понимали, что их родители хотели как лучше, за них же боролись, за их будущее и свободу. Никто не знал, что получиться вот так. Очень много ребят не пережили голода и холода, кто-то же вообще загнулся от горя и безысходности и сгинул под давлением Суммума.

– Ладно…. Свидимся еще, – пробормотал Вормер.

В ответ Ноки лишь ему кивнул, и Вормер спешным шагом пошел к своей комнате, потупив взгляд. Настроение полностью испортилось, и в голову лезли навязчивые дурные мысли. Глупо было отрицать все эти проблемы и это полное состояние безысходности и отчаяния, в которое удалось вогнать всех мастеров. Люди росли с этой мыслью, что они всего лишь «обслуживающий персонал», и любые попытки что-то решить приведут к еще большей крови.

На стороне Суммума не столько людей сколько машин. Парадокс: творения мастеров теперь идут против своих создателей и служат их заклятым врагам. За безопасность Суммума и ее элиты во главе с Канцлером отвечают Боевые сёрвусы:

«Стражники» – бипедальные четырехметровые паровые машины с человекоподобным эндоскелетом, сносящие все на своем пути огромной физической силой, именно ими были снесены все базы и постройки повстанцев. Они также являются сторожами границ Суммума. Об их приближении свидетельствует трясущаяся земля, грохот трущихся друг о друга шестеренок и оглушительных вой, создаваемый паром, вырывающимся под огромным давлением из труб.

«Пехота» – паровые сёрвусы, ростом 1.8 метра, созданные для сражений непосредственно с людьми. На их плечах, чуть выше головы, расположены два двуствольных ружья для дальнего боя, а вместо кистей рук – острые длинные кинжалы для ближнего боя. Их приход изначально можно принять за роту солдат, бегущих в бой. Но по мере приближения уже становиться понятно, кто это. Появляется запах горелого, вдали начинают виднеться огоньки теплого желтого света, а с каждым их шагом все громче становиться лязг ножей, и над головой начинают свистеть пули.

Разумеется, в борьбе человека с машиной, победят машины. Это еще не считая турелей, расставленных по всему городу.

Повернув старый ключ по часовой стрелке, дверь в лачугу мастера, с неприятным скрипом, открылась. Его комната была небольшой и поделена на две части самодельной ширмой. Проходя к себе, Вормер краем глаза заглянул в часть комнаты сестры.

– Снова…, – раздраженно прошипел Вормер.

Печальное настроение мастера сменилось злостью, ведь в очередной раз его младшая сестра целый день прохлаждалась без дела. Вормер взглянул на часы – второй час ночи, и про себя пообещал дождаться и серьезно поговорить с ней.

Пока что, он снял с себя верхнюю одежду и сел за рабочий стол. В его часть комнаты входят: стол с масляной лампой, небольшой покореженный шкаф, полки и старая скрипучая тахта. Мастер начал полировать и собирать в единый механизм все найденные им ненужные детали и металлолом. В этом занятии нет какой-либо цели, здесь важен процесс – если он доставляет удовольствие, то и результат в виде аккуратно собранных красивых механизмов будет на лицо. Одним словом, мастер вкладывает в эти простецкие детали настроение и душу. Все его творения аккуратно сложены на полках в углу. Он часами может рассматривать их. Казалось бы, абсолютно бесполезные движки и шестерные механизмы, но Вормер, глядя на них, может вспомнить, что испытывал и чувствовал когда собирал их, это как медитация. У каждого человека есть свои странные увлечения, вот у него такое, к тому же, не требующее денежных затрат.

Через полчаса раздался хлопок входной двери, и послышался звук торопливого закрывания замка. Вормер, только услышав это, сразу встал из-за стола и направился к источнику звука. Выглянув из своей каморки, он увидел сестру, заходившую в свою часть комнаты.

– Кассель, – позвал ее Вормер.

Она остановилась и развернулась лицом к старшему брату. Это была девчонка шестнадцати лет с зелеными глазами и светло-русыми волосами, убранными в хвост. Она была ниже Вормера чуть больше чем на голову – уменьшенная копия их матери. Кассель унаследовала ее форму лица с острыми выпирающими скулами и угловатую худую фигуру.

– Привет, Вормер, – сказала она.

Девушка неспешно подошла к брату, старательно пряча за спиной инкурват и смычок – это музыкальный инструмент с четырьмя струнами, напоминающий скрипку, который был создан самой девушкой. Также из ее наплечной сумки торчали тонкие деревянные дощечки, на которых углем были написаны ноты.

– И тебе добрый вечер, ты где была?

– Дела у меня были…

– Неужели, и что это за дела такие, с раннего утра до поздней ночи?

– Да я просто…

– Опять музыка, – насупился Вормер.

– Ты так об этом говоришь, как будто я совершила какое-то страшное преступление. Почему я не могу заниматься тем, что мне нравиться? – возмутилась Кассель, – что если я не хочу быть мастером?!

– Значит, останешься без крыши над головой! Ты уже не маленькая девочка, и кормить второй рот я не собираюсь! – сорвался он на сестру.

Для мастера каждый грош на счету и его злило такое легкомысленное отношение к труду.

– Но музыка такая же работа! И если я в этом плане отличаюсь своими взглядами, значит, я буду их защищать. Делай что хочешь Ворм, но мастером я никогда не буду! – вскрикнула Кассель и захлопнула ширму, перекрыв вход в свою часть комнаты.

Вормер еще минуты две стоял рядом с входной дверью и закрытым проходом в каморку Кассель, затем, чувствуя себя виноватым, пошел к себе. Очередная ссора с сестрой, опять «из пустого в порожнее». И так почти каждый день, и каждый раз после препирательств Вормер задавал себе лишь один вопрос: «Почему у нас никогда не получается нормального разговора?». Но он понимал, почему и ненавидел в себе эту черту характера, которая проявлялась в разговорах, подобно сегодняшнему с Ноки.