Индия. Тысячелетия и современность

Но все смелей и уверенней смуглые руки с тонкими пальцами, руки, которые умеют делать прекрасным все, к чему прикасаются, берутся за создание вещей, необходимых новому времени.

Никто не может точно сказать, что только то или только это характерно для Индии. Для нее характерно то, что она является огромным потоком, состоящим из сотен тысяч струй, которые все время меняют свою форму, сливаются и разливаются, оставаясь все же струями в том же потоке. И что в целом он поворачивает сейчас в новое русло, которое прямее и определеннее прежнего, которое сжимает весь поток и выпрямляет извивы его струй, придавая им больше единообразия и заставляя соединяться в более крупные. А пока все, что рождалось в стране в течение тысячелетий, в той или иной форме, в том или ином объеме продолжает существовать, и рано или поздно его увидит всякий, кто внимательно всмотрится в жизнь народа.

Так, например, всюду в Махараштре почитают супружескую чету богов по имени Виттоль (он) и Рукминй (она). Отдельных храмов для них даже и нет, все храмы посвящены обычным богам индуизма, а вместе с тем в каждом храме и в каждом доме есть их изображения.

В общем-то Виттоль — должно быть, Вишну, или, вернее, позже он стал чем-то вроде Вишну, но его происхождение объясняют так: когда-то этот бог пришел к юноше по имени Пундалик и позвал его зачем-то. Но Пундалик сказал, что он занят почитанием своих родителей, а это для него в соответствии с дхармой важнее всего на свете. Он бросил кирпич к ногам Виттоля и попросил его встать на кирпич и подождать. Виттоль встал, упер руки в бока и простоял в терпеливом ожидании 28 юг.

Виттоля всегда изображают стоящим на кирпиче. Почему на кирпиче? И «бросил» или почтительно предложил? Не значит ли, что «28 юг» тому назад кирпич — искусственный камень, который и делать-то умели тогда немногие и секрет производства которого приравнивался к магическому действию, — был достоин того, чтобы служить подножием бога? Сколько же времени 28 юг? В «Деккан колледже» я видела модель разреза раскопок в Невасе. На глубине примерно в 15–18 м кирпича нет, есть остатки деревянных, обмазанных глиной построек. Но потом выше — дома из кирпича и черепица в каждом слое. И так до верха. Не в те ли годы, не на этой ли глубине возник и сам Виттоль? Или если не возник, то был поставлен именно на кирпич, как на постамент, достойный бога?

Его супруга Рукмини обычно стоит отдельно, а иногда и с ним. Древние это боги, но никто не скажет, из каких культов пришли они в индуизм.

В Махараштре вообще много древних и непонятных богов со странными именами: Мхасоба, Кхандоба. Я была в храме Кхандобы по дороге из Пуны в деревню Джезури. Говорят, что он XII в. Стоит на горе, венчая ее вершину. Наверх, по склону, ведут лестницы из разновеликих каменных ступеней, отполированных до железного блеска ногами паломников. Вдоль лестниц, то по одному, то по нескольку, стоят ламповые столбы — высокие, из темного камня, конусовидные. Они, как шипами, густо усажены каменными толстыми крючьями с загибом кверху. Это и подставки для светильников и ступени для тех, кто лезет ставить светильник на самую вершину столба. Можно себе представить, как красива в безлунные ночи, в ночи поклонения Кхандобе, вся дорога, озаряемая огнями. И что за вид снизу. Лестницы проходят сквозь много арочных ворот, разных по размеру и архитектуре. Некоторые уже почти разрушены. То там, то тут сбоку ступеней в беспорядке каменные фигуры или рельефы на камне: боги и святые, связанные с культом Кхандобьт. Стоят и маленькие бычки Нанди, и каменные овцы (или козы) — вероятно, изображения жертвенных животных. В камнях самих ступеней тоже видны рельефы каких-то грубо сработанных фигурок. Кто это? Неизвестно. Чьи-то имена, как часто бывает в храмах, когда-то были вытесаны на ступенях, сейчас они уже почти стерлись. Странно и своеобразно выглядит архитектурное убранство горы.

Ритма нет никакого ни в ступенях, ни в воротах, ни в столбах. Все поднимается кверху по склонам, как придется. Лестница принимает какое-то организованное направление только перед самим храмом. Там большие Нанди, с желтым порошком на лбу. Там, оскалив зубы, лежат каменные тигр и лев, украшенные спиральными завитками по всему телу. Там последние ворота с тяжелой окованной дверью, которая закрывается на замок. Она навешена недавно, после того, как храм ограбили.

Двор храма большой, обнесен толстой стеной-галереей. Сам храм невелик и по виду похож на мечеть — купол, как у мечетей, и четыре минарета вокруг него. На крытом крыльце хранится огромный железный меч в 40 кг весом и толстый грубый щит. Говорят, что девушек, которые дали обет безбрачия, венчают с этим мечом.

— Что бывает потом? — спросила я.

Никто мне сразу не объяснил. Рассказали через некоторое время, когда мы встретили группу танцоров-вагхья и танцовщиц-мурали. Мурали безбрачны, но принадлежат паломникам за деньги, подобно бывшим храмовым проституткам юга Индии, знаменитым танцовщицам-девадаси.

Вагхья-мурали обычно бывают из низких каст. Между собой они все состоят в многоженном и многомужнем браке, отражающем древнейшую форму семьи.

Они танцуют и поют о боге, о Кхандобе, которого не признают читпаван-брахманы, но который дорог всем исконным маратхам.

— Кхандоба — это Шива? — поинтересовалась я.

И из многих ответов сделала вывод, что оба бога очень близки друг другу. Большинство считает Кхандобу воплощением Шивы, его аватарой.

Перед входом в храм Кхандобы лежит каменный Нанди с подчеркнутыми символами его плодородной силы. Совершенно как перед храмами Шивы. Против входа, на другой стороне двора, большая фигура демона-ракшаса. Он поставлен здесь для напоминания паломникам о том, что его убил Кхандоба, непобедимый бог.

Под порогом, т. е. с внешней стороны порога, у входа в святилище изображено лицо.

— Кто это? Тоже отец Парвати?

— Нет, — ответили мне здесь, — ракшас.

— Почему же он здесь?

— Он хочет, чтобы ноги молящихся, проносимые над ним, прихватывали как бы и его с собой в храм, ведь сам он не имеет права туда войти.

Какое поэтичное, хотя и несколько витиеватое объяснение!

В первом приделе храма каменный Кхандоба на скачущем коне. На нем облегающий кафтан, высокие сапоги с загнутыми вверх носами, круглый колпак. Он очень похож на скифа.

На алтаре — в гарбагрихе — статуя Кхандобы из камня. На ней — простая белая домотканая рубаха, присборенная у кокетки. Такую носят крестьяне на севере Махараштры и в Гуджарате. На голове — шапка. Лицо круглое, темное, с широко поставленными белыми глазами. Нос короткий, приплюснутый. И четыре руки, в правых — меч и трезубец, в левых — барабанчик и что-то неясное. По сторонам фигуры его две жены. Перед ним — три пары божеств, отлитых из серебра и нарядно одетых. Это пожертвования от одного из пешв и князей времен Шиваджи. Были раньше и золотые, но их-то и украли. И тогда сделали из глины две статуэтки и поставили у ног Кхандобы. Там они и сейчас стоят.

Сюда веками приводили и продолжают приводить коз в жертву богу. Раньше животных и забивали здесь, но сейчас их уводят и делают это внизу, под горой. В храме оставляют только цветы, деньги, сладости, кокосы и бесчисленное количество желтого и красного порошка.

Существует обычай идти наверх в храм в мокрой одежде. Может быть, так легче выносить жару? Или воду приносят на себе, символизируя священное омовение в пруду храма, поскольку там, наверху, воды нет? Трудно ответить, никто не знает почему.

Кхандоба — бог маратхских скотоводов. В Махараштре разводят множество мелкого скота — коз и овец. Этим занимается крупная каста дхангаров. Некоторые из них живут в деревнях, а многие бродят по стране, как цыгане, с повозками, женщинами и детьми. И с собаками. Собаки здесь не презренные животные, как на севере Индии, а вполне уважаемые. Их часто изображают рядом с Кхандобой.

Дхангары за деньги ночуют со стадами на чужих полях — ведь после ухода стад поле бывает покрыто толстым слоем навоза (главного вида удобрения, применяемого местными крестьянами). Они также ткут и продают грубошерстные одеяла, продают и своих коз и овец. И это все составляет три основные статьи их дохода.

В Махараштре не так высоко развит культ священной коровы, как на равнинах. Видимо, решающую роль сыграли природные условия. На волах и буйволах пашут, их разводят, любят, украшают бубенцами и ожерельями, в дни праздников раскрашивают их самих и золотят им рога, но мне показалось, что сердцам марат-хов козы ближе.

Сотни козьих пастухов стекаются к храмам Кхандобы в дни ежегодных ярких и шумных его праздников. Огни костров, огни светильников на горе наполняют ночь блеском. Всюду пляшут танцоры, кувыркаются акробаты. Народ веселится от души.

И лучшим украшением каждого праздника является тамаша — совсем особенный местный вид театрального представления, который не увидишь больше нигде и на который не принято ходить женщинам из респектабельных семей.

В Пуне есть постоянно действующий театр, где идут тамаша. Их поочередно играют все труппы, существующие в Махараштре.

Озорные постановки коротких пьес перемежаются плясками, песнями, наполненными двусмысленностями и солеными остротами. Они возникли в те далекие времена, когда маратхи проводили долгие месяцы в походах, а возвратившись, жаждали веселья и наслаждений. Женщины, заждавшиеся их, с радостью дарили им и веселье, и наслаждения, и вся пряность этих встреч и все острые ситуации, возникавшие в семьях в связи с долгими разлуками, нашли отражение в тамашах.

Я, как иностранка, могла пойти на тамашу, не боясь вызвать осуждение. И я ходила. И никогда не забуду танцовщиц, пламенно заигрывавших со зрителями и отпускавших такие шуточки, которые никто не соглашался мне переводить, и их партнеров, пересыпавших крупной солью свои реплики, приводящие всех в неописуемый восторг.

Оглушительная музыка, пение на грани крика, смелые жесты, сочный юмор и яркие бутафорские декорации, грим и костюмы — вот тамаша, какой ее любили воины-маратхи, какой ее любят и сейчас и какой мне посчастливилось ее увидеть.

Говорят, что многие тексты не меняются в течение нескольких столетий. Верю, так как в этом нет ничего особенного для Индии, где столетие часто значит то же, что в Европе год.

Но вместе с тем тамаша откликается и на все злободневное, высмеивая действия городских и деревенских властей, новые законы, газеты, брахманов, чиновников и кого угодно.

На тамаше я впервые услышала, что слово «маратха» расшифровывается так: «мара лекин хата нехин», т. е. «умри, но не отступай». Хорошая расшифровка! На тамаше я узнала и историю правительницы маратхского княжества Индбр — рани Ахйлла-деви, которая жила в XVII в. Она была умна, сильна и независима и имела армию в 30 тысяч солдат, мужчин и женщин. И когда один из пешв собрался напасть на Индор, чтобы разграбить его, она послала к нему гонца со словами: «Если тебе нужны деньги, приходи ко мне за подаянием, как положено брахману, и я одарю тебя. Но не будет предела твоему стыду, когда твои полки будут разгромлены армией, в рядах которой сражаются женщины». И пристыженный пешва отказался от намерения идти походом на Индор.