Мортофидем. Акт 1. Суд Посмертия

Стих Второй

Брести так сложно, тяжко

По колено в мутнеющей воде,

Столь тяжела казалась пряжка,

И судьба, в суровой сей среде.

И вязкая чернеющая кровь,

Что водою казалась поначалу,

Была подобна звериному оскалу

И цедила: «Сей край суров»…

Рассудок мой, казалось, канул

В несуществующем пространстве.

В черноту я мельком глянул

И осознал — тону я в дилетантстве.

Но шаг я продолжал к крестам вдали,

Не внимая разума терзаньям,

Их, казалось, напрасно возвели,

Здесь ведь явно всё за гранью.

За гранью пылающей морали,

Забытых, треснувших мечтаний,

Бесполезных, лживых знаний —

Их вовсе не важны детали…

Детали верности душевной,

Покойной памяти господство,

Изрытой жалкой той деревне

Мне не подать величья благородства.

И жаль бродячих мертвецов,

Кто, быть может, к сему явленью

Вовсе не был здесь готов. Среди крестов

Я оказался мигом по теченью.

Тот миг казался столь печален,

И взгляд цеплял угрюмость лиц,

Мне было жаль среди зарниц

Слышать вой, что был прощален…

Прощались духи с жизнию прошедшей,

Поняв судьбы жестокое решенье,

Шли дальше, к толпе дошедшей

Узреть посмертия творенье.

Я к мёртвым подходил без страха,

Взгляд бросал в пустующие взоры,

Их плоть, казалось, делана из праха,

А души укрывали печальные те горы,

Что каждому из нас удастся повидать.

И знать не нужно, сколь их здесь,

Ведь предсмертной воли спесь

Ни одной душе не гоже вспоминать.

Никто, однако, не обратил вниманья

На душу неприкаянной свободы,

Но мне, по правде, досталось пониманье,

Что я такой же, и те же всё невзгоды.

И больно было понимать,

В воспоминаниях лелеять

Ту волю, забытую печать,

Что здесь приходиться мне сеять

И забывать, подобно счастью.

Угрюмостью порабощая сердце,

Я верю, ждёт у мрачной дверце

Наделённый злостной властью.

И становиться мне страшно…

Что дальше будет? Как шагну?

И что же будет важно,

Когда поймаю я блесну?..

***

Во сплине прогремела жадно,

Растаяв тысячью непрошенных надежд,

И за спиною смеялся так злорадно

Тот чёрт, неверящий в невежд,

Кто мне казался столь знакомым,

Что веры не было во злостность,

Лишь в амбиций грандиозность,

Но груз казался столь весомым,

Что я невольно ощутил прохладу

Задумчивых, великих мук,

И кто-то сжёг ту баррикаду,

Что защищала нас без рук.

И обернулся под горящим небом,

Утопая в вязкой глупости неверья,

И оказался вдруг я под прицелом

Страха, великого творенья.

На ухо всё шептал проклятья,

Грубость, жёсткость, непокорность,

Плач, невзрачность, беспризорность,

А я взирал на грубые распятья

На стенах чёрного жестокого двора,

А чёрт смеялся громче-громче,

Не доведёт же это до добра, —

А смех казался ёмче-ёмче,

Звенел металлом, а вот и вдруг…

Набатом…