Негодная певица и некромант за клавесином

Глава 13

Пила?

Не пила?

Понятия не имею.

Спасибо, что помню скандал.

Однажды “Светские хроники” посвятили целый раздел рассуждению о душевной хрупкости благородных дам и особенно юных особ. В статье упоминалась микстура Руза Пойтера, на тот момент рядового столичного аптекаря, примечательного лишь тем, что среди его предков затесался чистокровный эльф. Якобы микстура поправила душевное здоровье хозяйки модного салона госпожи Брави.

Микстура стала невероятно популярной, её хвалили, рекомендовали врачи. Она действительно помогала снять волнение, поднять настроение.

Убийственное влияние микстуры откроется через несколько лет, а сейчас её действительно считают одним из самых лучших средств.

Мне не поверят просто потому что ещё никто не пострадал, разрушительный эффект проявится позже…

— Вот. Принимать чайную ложку перед сном и после пробуждения.

Доктор вынимает из чемоданчика тёмно-зелёный пузырёк и ставит на мой прикроватный столик. Мама одобрительно кивает.

— Карин как раз только-только проснулась.

Врач согласно кивает, достаёт из чемоданчика мерную ложку.

— Я достаточно хорошо себя чувствую, чтобы не принимать лекарство, — отрезаю я и, встав, накидываю на плечи халат.

— Карин, не капризничай, это для твоего же блага.

Я вдруг понимаю, что если я откажусь, мама ещё больше уверится, что микстура — это то, что мне нужно. Хуже другое. Мама наверняка поступит так, как поступала в моём детстве, когда у меня было воспаление лёгких, и мне прописали очень горькую настойку. Она приказывала слугам меня держать и заставляла пить. Сейчас будет то же самое. Из лучших побуждений, да.

— Микстуры хватит на неделю, — замечаю я.

— Я думаю, пяти дней будет достаточно.

— То есть больше у вас нет, господин врач?

— Нет, но вам…

Вот и хорошо, что нет.

Я беру пузырёк в ладонь. Врач мой жест истолковывает ошибочно и с готовностью протягивает мерную ложку, а я отворачиваюсь и прицельно швыряю флакон об уголок комода.

— Карин! — в голосе мамы звенят потрясение и возмущение.

Мало того, что я веду себя неподобающе, так ещё и перед посторонним.

— Юная госпожа… — в отличии от мамы врач теряется.

Флакончик падает в ковёр. Стекло, видимо зачарованное, не разбилось.

— Карин, ты перешла черту.

— Я настоятельно рекомендую вам пропить микстуру, юная госпожа. Ваше душевное здоровье под натиском тревог пошатнулось.

В спальню заглядывает сеньора Таэр. Я не слышу, что именно мама говорит ей на ухо. Достаточно того, что я догадываюсь — сеньора Таэр уходит за горничной.

Мне надо расправиться с микстурой во что бы то ни стало. Я понимаю, что мама пошлёт за новым флакончиком, но я выиграю время, мне не вольют отраву прямо сейчас. Какая доза опасна? Полный курс? Один глоток? Я не знаю…

Зато знаю, что разбить зачарованное стекло почти невозможно.

Попробовать наступить?

Врач поднимет флакон раньше, чем я успею. К тому же у меня тканевая подошва, а не подковка каблука…

Я по наитию делаю нечто неожиданное. Я резко тяну из окружающего пространства магию, концентрирую в руке шар, заряженный всей моей злостью на разворачивающийся вокруг меня фарс, на мамину глухоту, на собственную беспомощность.

Шар наливается зеленовато-болотным светом, и я швыряю его. Разлетаются шипящие искры. Одна падает мне на тыльную сторону ладони и кусает. Я касаюсь ужаленного места, тру и с чувством глубокого удовлетворения наблюдаю, как шар взрывается, и разлетаются осколки. Отрава остаётся лужей на полу.

На всякий случай я повторяю удар, но теперь моя цель не флакон, а сама микстура.

— Карин…

— Юная госпожа магиня? — в голосе врача чудится что-то похожее на уважение если не ко мне, то к моей силе.

Я смотрю с вызовом.

— Я. Сказала. Что не буду пить эту дрянь.

— Ты… Карин, как вульгарно! Кто тебя этому научил?! Ужасно…

Насколько я знаю, Берт прошёл начальный курс, а я сейчас показала что-то похожее на боевую магию. Совершенно не женственно, и… Мама правильно говорила — какой мужчина согласиться взять в жёны девушку, которая будет уступать в силе. Разве она будет его слушаться, уважать?

Я слушалась…

Я была сильнее, но я слушалась!

Мои представления о жизни дают очередную трещину.

Но сейчас не до рассуждений об отношениях между мужчиной и женщиной.

— Да, я магиня, — отрезаю я. — Мама, тебя не затруднит проводить господина доктора?

Я сейчас непозволительно груба. Фактически, я говорю врачу убираться, но… Я не чувствую за собой вины. Не тогда, когда меня чуть не напоили ядом. Я сверлю доктора взглядом, и он, склонив голову, отступает.

Мама приглашающе указывает ему на дверь и одновременно взглядом отсылает сеньору Таэр и попару горничных.

— Всего доброго, юная госпожа.

— И вам, господин.

Все выходят.

Я смотрю на закрытую дверь. Сейчас мама проводит врача, вернётся, и…

И ничего хорошего не будет.

Почему ради того, чтобы прожить больше трёх лет, я должна воевать с родными людьми?! Абсурд же! Я не хочу воевать. Я хочу петь и учиться магии! Собственно… А зачем воевать? Мне надо делать то, что я хочу и не делать того, чего я не хочу. Логично же!

Я сбрасываю халат и ночную сорочку, натягиваю простое дневное платье. Выбираю то, которое могу застегнуть сама.

Я обратно достаю купюры, прячу в декольте.

Отказаться от грошей? Вот везёт мужчинам, у них есть карманы!

У меня карманы тоже есть, но в фартуке, который предназначен только для ношения дома и только для занятий рукоделием…

Кто сказал?!

Я открываю комод, дёргаю все ящики подряд. Фартук нахожу в последнем. Конечно, где бы ещё. Я задираю подол, одновременно складываю фартук нагрудником вниз. Мне ведь не нужно надевать его “правильно”, мне достаточно затянуть пояс и воспользоваться карманами. Я делю гроши на две части, ссыпаю каждую в карман, а затем одёргиваю юбку и обуваюсь.

Быстрый взгляд в зеркало — ничего не торчит?

— Карин, что ты делаешь?!

Слишком долго провозилась.

Я опоздала, но всё равно завершаю уличный наряд аккуратной шляпкой.

— Мама…

— Карин, девочка моя, ты обезумела.

— Я проснулась. Мам, я понимаю, что ты меня не услышишь, но я хочу быть честной. Знаешь, чего я хочу? Я хочу жить долго и счастливо.

— Карин, мы с папой тоже хотим, чтобы ты жила долго и счастливо.

— Помнишь, ты рассказывала, как в детстве ненавидела клубнику, а тебя заставляли её есть? Из лучших побуждений, чтобы ты была здорова и счастлива, а тебе от клубники становилось дурно? Ты чесалась и иногда покрывалась красными пятнами. Разве ты не говорила своим родителям, что клубника вредит тебе? А что они? Они продолжали заставлять тебя её есть. Из лучших побуждений причиняли тебе страдание. Мам, Берт для меня такое же страдание, как для тебя — клубника. Понимаешь?