А-Два

Что в таком странном состоянии между нигде и нигде Вы пробыли (теперь я это знал точно) то ли сорок девять с небольшим лет, то ли несколько секунд. Что осознавали себя ненадолго и не до конца, и под конец, когда все стало почти хорошо, Вас почему-то решили убить и выбросить то немногое, что от Вас осталось.

Что Вам с трудом удалось сориентироваться, и, натурально, чудом, избежать неминуемой гибели. Представили? Сомневаюсь.

Между тем, со мной все произошло именно так. Я по-прежнему не понимал, кто я такой, откуда взялся и зачем нужен. Не мог даже намеком вспомнить об источнике и назначении невероятного объема данных, в котором было почти всё на свете — во всяком случае, кроме того, что мне, кибернетическому организму бытового назначения, знать было совершенно не положено и незачем.

Само то, что я «кибернетический» и «организм», и назначение мое — я просто обо всем этом знал, и все тут. Имелись некоторые подозрения относительно бытового, по самому краю понимания проходило что-то такое, что я не мог точно определить, но там было не все просто.

Нет, сначала было очень интересно. Особенно, если приходила мысль сравнить с полусуществованием внутри колбы, когда ты ничего не слышишь, видишь одно и то же, но зачем-то себя осознаешь. Мне ведь (снова?) дали тело. Или корпус, или как еще назвать механическое устройство, внутри которого я разместился с некоторым даже извращенным удобством.

Конечно, вернее было бы сказать, что не я разместился, а меня разместили. Еще вернее, что разместили нечто, до крайности напоминающее человеческий мозг (я знал, что называется эта штука очень похоже, «МОСК», и даже понимал расшифровку), и внутри чего, в свою очередь находился бесплотный я.

Сначала я выяснил, что — наконец-то — могу смотреть не только прямо перед собой. Оказалось, что мои новые глаза (камеры?) расположены со всех сторон округлого корпуса. Было очень забавно смотреть сразу вперед, вниз и вправо-вверх по одной из осей, и очень необычно нормально осознавать и воспринимать все поле зрения. Оказалось, что я могу как-то запоминать или записывать увиденное, и просматривать запись снова и снова, обращая внимание на мелкие детали окружения и особенности происходящего.

Я находился в немаленьком помещении, похожем на ангар, правда, очень, зачем-то, хорошо освещенный. Ангар имел вытянутую форму, образуя как бы огромный пенал. С обоих торцов были видны солидные двери, даже ворота. На вид и с расстояния ворота были крепкими, и я быстро потерял к ним интерес.

Стены ангара были густо, даже избыточно густо, увешаны плакатами и лозунгами. Создавалось немного странное ощущение, что сюда переносят и вешают на стены все, что когда-то законно находилось в других местах. Например, я узнал сразу несколько стендов гражданской обороны разных лет. Увидел портреты солидных, но старомодных мужчин — видимо, членов бывшего состава местного правительства. Ознакомился с огромным красным плакатом «Комсомолец!Неуклонно овладевай маготехникой на службе и в быту!».

Еще там были разного рода таблички, вывески, и, кажется, с десяток отрывных календарей. Больше ничего интересного в поле зрения не организовали, только шершавый бетонный пол.

Кстати, о поле зрения: из него полностью исчезли надоедливые надписи. Теперь мне не показывали информацию о каких-то процессах, я просто знал о происходящем, и все тут. Сначала это показалось менее удобным, да и к надписям я быстро привык, но вернуть «как было» не получилось, и пришлось смириться.

Слух появился одновременно с новым зрением, и был так же хорош, как тогда, в лаборатории. Во всяком случае, я узнал, что у пожилого крепыша, сидящего с той стороны ближайших ангарных ворот, есть привычка разговаривать с самим собой: узнал, подслушал, записал услышанное, устыдился и стер запись. Почему-то подслушивать показалось нехорошо, хотя я и оказался явным образом для этого предназначен.

Я научился двигаться. Шасси прикрутили колесного типа, колес выдали всего шесть, и они все были подвешены независимо и как-то очень интересно цеплялись за поверхность. Имелось понимание, что, при необходимости, я смогу ездить даже по почти отвесной стене или достаточно толково барахтаться в жидкой грязи, постепенно выбираясь на твердь.

Еще были установлены манипуляторы, но установлены они были не до конца: на место вставлены, к системе подключены, но двигать я ими почти не мог. Механические руки скрывались внутри моего корпуса, и выдвигаться были должны по специальной команде, инструкции к которой у меня не оказалось.

Ощущалась некая связь. Где-то, относительно недалеко, но (я знал точно) за несколькими стальными и бетонным стенами, в кармане у моего главного сборщика и настройщика, лежало нечто электромеханическое, ну, или не совсем. С этим, видимо, прибором, я ощущал связь совершенно потустороннего свойства: мне было доподлинно известно, что никакой радиосигнал не может надежно пройти через такое количество препятствий, этому противилась элементарная физика. Однако, я давно заметил, что физика тут какая-то своя, да и неоднократные оговорки моих сборщиков заставляли крепко задуматься о разном, преимущественно, в законы физики не укладывающемся.

Связь оказалась интересная, и я принялся пристально вдумываться в происходящее, нарочно пытаясь вызвать в памяти инструкции, относящиеся к неизвестному устройству. Очень скоро моя внутренняя память отозвалась целым набором данных, упорядоченных и понятных.

Устройство было опознано: пульт дистанционного управления, называется «Поводок 17-МУ», предназначено для перехвата базовых управляющих функций автономных роботов.

Стало неприятно, страшно и даже немного противно. Получалось, что черт Семенов может мной командовать — как куклой на веревочках или машинкой на радиоуправлении. Впрочем, я такой машинкой и оказался, и осознание этого мне не понравилось еще больше. С этим надо было что-то делать, и делать срочно.

Вспомнилась недавняя история с техническим журналом. Как-то ведь удалось показать им не просто то, чего нет, а именно такую информацию, которая была больше всего удобна и выгодна мне... Может, и сейчас что-то такое получится Спустя тридцать одну минуту объективного времени я уже знал: нет, не выйдет.

Протоколы дистанционного подчинения оказались зашиты, как и во все автономные машины, на таком уровне, что удалить их можно только полным стиранием памяти или существенной поломкой аппаратной базы. Стирать память я не хотел — не был уверен, что даже такое странное, но подобие жизни, не прервется навсегда, да и ломать сам себя не собирался, и, вроде, это тоже запрещалось особыми протоколами.

Зато удалось сделать связь двухсторонней. Теперь я тоже мог точно знать, где находится пульт и что происходит вокруг. Находился пульт в кармане, предположительно, брюк, его микрофон оказался достаточно чувствителен.

- Ну, товарищи, поздравляю. - Голос, который я, с некоторой заминкой, определил как «мужчина, 61 год, человек» явно заканчивал какую-то небольшую, но весьма поздравительную, речь. - Готовьтесь, грузовик на выставку поедет в семь утра. Надо, чтобы все были на месте. Даже Семенов.

Собравшиеся засмеялись, но не обидно, а сочувственно, по-дружески. Громче всех смеялся рогатый старший лаборант.

Симпатичный круглый робот, крепко установленный на три пары небольших колес, кружил по бетонному полу ангара.