Ковчег

* * *

«В буднях великих строек,
В весёлом грохоте, в огнях и звонах»

Лежащий на скромной постели в двухместной комнате деревянного барака старик откинул одеяло, приподнявшись на локтях, глянул в голубой квадрат раскрытого окна, из которого доносилась знакомая с детства с песня, и с кряхтением перешёл в сидячее положение. Умели раньше, если хотели… И строить, и воевать, и песни сочинять… И любить. Сейчас так не могут.

Старик поднялся на ноги, и, по укоренившейся привычке направился к окну — вдохнуть свежего утреннего воздуха, и полюбоваться на радующую глаз панораму. Вокруг, куда не кинь взгляд, раскинулись те самые стройки, которые «в весёлом грохоте…» Может, пускай пока не великие, но всё же… Самая оживлённая стройка кипела у Портала, расположенного в пятистах метрах южнее, на склоне одного из высоких холмов предгорий Южного Хребта, чьи блистающие снегом вершины были видны даже отсюда — за полтораста километров.

Старик помнил, что всего пару месяцев назад из инженерных сооружений у Портала имелся только шлагбаум и караульная будка. Ну, дальше ещё несколько сараев и бараков. Теперь же Портал скрывался внутри пока ещё небольшого, но, судя по уже залитому фундаменту и ещё готовящейся площадке рядом, обещающего стать довольно внушительным, сооружения. Совсем рядом с местным концом пуповины, соединяющейо миры, росла железобетонная башня из привозных материалов. Чуть поодаль от неё стены какого-то большого строения возводились уже из местного кирпича. Цемент пока был привозной. Но это ненадолго. Месторождения известняка уже найдены. Скоро, очень скоро цемент будет свой. Местное руководство не откладывало важные дела в долгий ящик.

Дальше от Портала кирпичные строения сменялись деревянными. Пока что дерево было самым доступным строительным материалом, пусть и не таким долговечным, как кирпич или бетон. И кругом — рокот снующих туда-сюда грузовиков с громоздкими газогенераторами за кабинами, стрелы подъёмных кранов, строительные леса…

«Здравствуй, страна героев!
Страна мечтателей, страна учёных!»

Как приятно видеть строительство не очередного супергипермаркета, не надменной башни элитного небоскрёба, а новых цехов, мастерских, корпусов учебных заведений. В каковых учебных заведениях, кстати, люди будут учиться, чтобы принести пользу своей стране, а не чтобы закосить от армии, или получить диплом, необходимый для занятия местечка «по блату», или чтобы с полученными знаниями свалить за границу…

Полное сходство со временами юности старика картинке придавал зависший у причальной мачты большой серебристый дирижабль. А что делать? С топливом и технологической базой в новом мире напряжёнка. Приходится возвращаться, так сказать, к истокам…

Хорошо, конечно, вот так стоять, но надо умываться, собираться, завтракать, и на работу. Отвернувшись от окна, старик засеменил к санузлу. Вот чем местные бараки отличались от советских, так это наличием индивидуальных «удобств». По пути старик бросил печальный взгляд на пустующую соседнюю койку.

Сегодня девять дней, как скончался его сосед. Тоже немолодой человек. Теперь лежит на местном кладбище под свежим холмиком земли. А рядом уже ещё шесть таких же. Правда, те умерли в основном из-за несоблюдения техники безопасности, причём двое, от распития украденного антифриза. А вот сосед, царствие ему небесное, удостоился стать первым человеком на Ковчеге, умершим от старости.

Да… Первое кладбище, первые могилы… А сколько их ещё будет. По всему новому миру, по всей планете.

«Ты по степи, ты по лесу,
Ты к тропикам, ты к полюсу
Легла родимая, необозримая,
Несокрушимая моя.»

Ну да ничего, за хорошее дело, как говорится, и умереть не жалко. Лишь бы тут всё сложилось не так, как на родине. Как в России….

Григорию Евгеньевичу Машунину шёл семьдесят пятый год. Часто говорят «жизнь пролетела незаметно». Но это действительно так. Вот, казалось бы только вчера, добрая мама, игрушки, школа… Трудное голодное военное и послевоенное время. Отца Григорий Евгеньевич не помнил — он был слишком маленьким, когда тот ушёл на фронт и погиб на войне. А вот мама… На её хрупкие плечи легла нелёгкая ноша содержания семьи и воспитания сыновей. Может, потому она ушла так рано. Пятьдесят два года — не возраст. Хм… Скажите это двадцатилетним.

Но, когда Григорий Сергеевич, тогда ещё просто Гриша, поступил на геологический факультет МГУ, она была ещё жива, и казалось, что и он, и она будут жить вечно. В институте будущий геолог повстречал первую любовь… Как потом выяснилось — и последнюю. Поженились, родились дети… Григорий редко бывал дома. Экспедиции, тайга, палатка, песни у костра… «Держись, геолог, крепись, геолог»… Держался, крепился. Стране нужен был металл, стране нужен был уголь, стране нужна была нефть… Потом Григорий… нет, теперь уже «Григорий Сергеевич» перешёл на научную работу. Кандидатская, докторская… Дочь вышла замуж, сын женился. Пошли внуки.

«Нам нет преград ни в море, ни на суше,
Нам не страшны не льды, ни облака.»

А потом страны не стало… Дочь ушла из разогнанного НИИ торговать на рынок, простудилась, заболела и умерла. Вскоре и сын, в «новой, светлой жизни» переквалифицировавшийся в «челноки», разбился насмерть в автокатастрофе. Чиновник, вылетевший на своём джипе на встречную полосу, естественно, не понёс никакого наказания. Жена Григория Сергеевича, не перенеся двойной утраты, сгорела буквально за полгода. Так пришло одиночество…

«Пламя души своей, знамя страны своей
Мы пронесем через миры и века!»

«Через миры уже пронесли. А вот через века… Вряд ли. Мой век уже подходит к концу».

Старик вздохнул, быстро привёл себя в порядок, и под звуки льющейся из громкоговорителя песни бодрым шагом направился в столовую. Вот чего здесь не было, так это индивидуальных кухонь. Только общая столовая. Хочешь кушать — изволь вовремя прийти… Но это мелочи… По сравнению со всем остальным…

Молодым трудно понять стариков. Особенно — одиноких стариков. Когда все близкие и родные лица остались только в твоей памяти и на надгробьях могил… Когда знаешь, что можешь сегодня уснуть, а завтра не проснуться. Или упасть на улице, и не подняться… Или… И каждый день, каждый час, каждую минуту понимать, что жизнь прожита зря. Что всё, что ты сделал за жизнь, никому не нужно. И ты сам никому не нужен. И после того как ты сдохнешь… Именно сдохнешь, а не умрешь. Или в одиночестве в своей старой облезлой квартире, или, если успеешь набрать «03», — в реанимации, под крики, стоны и хрипы таких же безнадёжных больных мужского и женского пола, разложенных по жёстким кушеткам в общей палате, ловя на себе безразлично-нетерпеливые взгляды медсестёр: «Ну когда же этого больного, с которого ничего не возьмешь, наконец-то можно будет отправить в морг, и освободить место для следующего?»

«Нам ли стоять на месте!
В своих дерзаниях всегда мы правы.
Труд наш — есть дело чести,
Есть дело доблести и подвиг славы.»

Всё-таки раньше были песни! Не то, что сейчас. Вокруг сплошной «шансон». Из окон крутых джипов и крутых квартир, и даже в маршрутках на всю страну орёт музыка уголовников. Уже отсидевших, или ещё сядущих. Или откупившихся и откупящихся ещё не раз… Правильно здесь сделали, что запретили эти «песни». Правильно! А то в России уже дошло до того, что хор МВД на день милиции поёт «Мурку» или «Гоп-стоп! Мы подошли из-за угла…». Не только при Иосифе Виссарионовиче, но даже и при Леониде Ильиче после такого исполнения на Колыму, к ценителям этих «шедевров» отправился бы не только хор в полном составе, но и сам министр… А у нас… Эх… — входя в столовую, старик досадливо махнул рукой своим мыслям. Но при виде простых, но аппетитных, а самое главное, бесплатных блюд настроение его резко улучшилось. Да… Здесь вам не там! Старый геолог подсел за столик к группе таких же, как он, пожилых людей. Решение местных хозяев набирать специалистов из «старых проверенных кадров» он горячо одобрял. Разве можно найти нормального специалиста среди молодёжи? Ничего не знают, и знать не хотят. «У меня нет знаний для этой работы. Я не знаю нужных людей» — так они говорят, так понгимают слово «знания».

Потеряв всех родных (внуки деда не очень-то жаловали, презрительно называя его словом, придуманных снобами-тунеядцами ещё во время СССР, и с удовольствием подхваченным современными же снобами-тунеядцами «демократами» в современном полумёртвом СНГ — «совок»), Сергей Евгеньевич уже прикидывал, не переехать ли ему в Дом престарелых. Всё не так одиноко. Смущало только, что дома престарелых по всей стране горят, как свечки, словно по расписанию. В таком аспекте гораздо заманчивее выглядело шутливое предложение одного из ещё живых знакомых украсть чего-нибудь, и отправиться доживать свой век на зону. Тюрьмы, в отличие от домов престарелых, почему-то не горят, да и пенсию зэкам-пенсионерам выплачивают в полном объёме, в отличие от их законопослушных собратьев в богадельнях.

Но тут в гости к несчастному и отчаявшемуся человеку заглянул один из его учеников. И не просто так, а с деловым предложением…

«К станку ли ты склоняешься,
В скалу ли ты врубаешься, —
Мечта прекрасная, еще неясная,
Уже зовет тебя вперед»

Какая всё-таки отличная штука — репродуктор. Григорий Евгеньевич помнил времена, когда вся страна, затаив дыхание, собиралась у репродукторов, чтобы выслушать радостную или печальную новость, когда люди слушали одну музыку… А теперь — у каждого в ушах наушники плеера. Каждый сам по себе. И сам за себя, как шакал в старом мультике о Маугли. Нет больше единого народа…

Ученик предложил бывшему учителю… Работу. Правда, где-то на краю света — в Африке. Если бы Григорий Евгеньевич не знал хорошо своего собеседника, то подумал бы, что его просто хотят выманить из квартиры, чтобы завладеть ею и продать, как это был ужу с сотнями, а может быть и тысячами одиноких пенсионеров. Но нет — этому человеку можно было верить. Бывший ученик сказал прямо, что эта работа — последний шанс прожить оставшуюся жизнь, сколько бы её не было ещё отмеряно, достойно. Да и просто чуть подольше. «Там» заинтересованы в как можно более длительном сотрудничестве с уважаемым геологом. Вот только вернуться обратно, — честно предупредил ученик, — уже не удастся.

Григорий Евгеньевич подумал… И согласился. Через две недели, из личных вещей взяв с собой только старый фотоальбом и горсть земли с могил близких, он уже был в Кении. А ещё через неделю ступил на землю Ковчега. Где сразу и приступил к работе в качестве преподавателя на спешно организованных курсах геологов. А если точнее — в качестве руководителя образующегося Горного Института. Студенты у него, правда, были те ещё… И из урок, и из беспризорников, и из понимавших русский язык с пятого на десятое сомалийцев. После окончания курсов его ученики уходили в неизвестность в составе разведгрупп. Пока вернулись всего четверо. Остальные или всё ещё были в пути, или пропали без вести. Двух самых прилежных учеников старый геолог в экспедиции не отпускал. Он очень боялся, что если умрёт, то готовить кадры будет некому, поэтому готовил себе замену. Молодые ребята учились быстро, и если на преподавателей ВУЗа ещё не тянули, то в качестве лекторов на курсах уже годились вполне.

«Создан наш мир на славу.
За годы сделаны дела столетий,
Счастье берем по праву,
И жарко любим, и поем, как дети»