Неприкаянный 1

- Значит, боли мы не чувствуем, а вот живучесть не превышает таковой у обычного человека, - не столько вслух, сколько про себя проговорил я, наблюдая за тем, как возможность существования покидает изувеченное тело вместе с последними каплями крови.

Стащив с окончательно умершего солдата вещмешок, карабин Мосина и ремень с подсумками, я двинулся по следу тех, кто совсем недавно наведывался к месту моего появления в этом мире. Поломанные ветки, продавленный мох, разворошенная листва – всего этого имелось в избытке на земле, что позволяло мне с легкостью поддерживать направление движения. Именно так я наткнулся на не подающее признаков жизни тело еще одного цивилизованного неандертальца. А как оно могло подавать эти самые признаки, если снесенная одним профессиональным ударом клинка голова покоилась метрах в четырех от остальной туши? Вот и я не знал, как можно после такого жить! Потому, прежде чем двигать дальше, задержался у покойника, как для его обыска, так и для приведения себя с оружием в относительный порядок, благо успел отойти метров на пятьсот от той «группы в полосатых купальниках».

Первое дало мне очередное непонимание ситуации, так как в карманах покойника обнаружилась связка ключей, носовой платок с вышитыми инициалами, похоже, что серебряные, часы на цепочке и кошель из кожи какого-то пресмыкающегося заполненный самыми разнообразными монетами. Российское и немецкое дореволюционное серебро разного номинала перемежалось расписанными совершенно неизвестными символами шестиугольниками с дырочкой посередине, опять же выполненными из серебра. Ни документов, ни каких-либо писем, ни чеков, ни одной завалящей бумажки, что позволила бы получить столь необходимую информацию, не обнаружилось. Хотя, учитывая совершенно непонятную принадлежность этих самых неандертальцев, еще не факт, что у меня вышло бы прочитать написанное ими. Но побурчать по этому поводу, пусть даже про себя, виделось не лишним. Заодно, параллельно с сетованием на несправедливую жизнь, я, как мог, вычищал прихваченный карабин. Обнаруженный в вещмешке набор для чистки, хоть и не давал мне познаний о разборке-сборке такого оружия, позволил хоть немного прочистить ствол с затвором от набившейся внутрь грязи. А вот инспекция вещмешка не принесла особой радости – ведь, помимо соли и облепленных всевозможной плесенью сухарей, ничего похожего на съестные припасы в ней не обнаружилось. Благо хоть не сильно попорченная смена исподнего нашлась. О боже! Какая же пошла вонища от сапог и ног, не расстававшихся друг с другом, судя по всему, неделями, если не месяцами, стоило мне только разуться. Чистейший цианистый фекалий, как мог сказать бы командир. Вот только делать было нечего, и кое-как оттертые чуть влажным мхом, а также обернутые в гораздо более свежие портянки ноги пришлось вбивать обратно в царство вони и бактерий, именуемое сапогами. Смердеть после частичной смены белья от меня стало поменьше, но жрать и пить все так же хотелось неимоверно. Облизывание жалких крох влаги со срываемых тут и там травинок не сильно помогало. Сейчас я бы с удовольствием сменял на глоток воды или же краюху хлеба тот же карабин.

Не знаю, сколько времени не потребляло, ни того, ни другого, доставшаяся мне тушка. Но, судя по ощущениям, счет шел на те же недели – столь сильно меня принялось штормить от общего упадка сил, стоило только мозгу понять, что опасность миновала. Адреналин адреналином, а без «топлива» организм напрочь отказывался функционировать должным образом. Я даже целую минуту с некоторым гастрономическим интересом поглядывал на покоящийся под боком обезглавленный труп. Ведь кровь могла помочь, как в борьбе с жаждой, так и притуплением чувства голода. Когда-то нас учили не брезговать ничем в целях обеспечения собственного выживания и ради выполнения поставленной задачи. Вот только у всего имелся свой предел. К тому же умный мозг предостерег от вполне возможного отравления трупным ядом и неизвестными химическими элементами, что могли иметься в крови этого неизвестного разумного. Хотя само тело выглядело вполне свежим с точки зрения становления покойником.

- Нет, нет, нет, нет, - пробурчал я себе под нос, гоня прочь мысли о том, сколь вкусной и живительной может быть кровь для умирающего от жажды человека. Благо попадавшиеся по пути сюда кусты черники смогли поделиться со мной своими недоспелыми ягодами, а также листьями, что хоть в какой-то мере позволило притупить терзавшие меня чувства. - Для одного дня достаточно того, что ты стал попаданцем. Становиться же сразу попаданцем-людоедом будет для тебя, Саня, перебором. Так что терпи.

Вот так, подбадривая самого себя, когда мысленно, а когда и едва слышимым сипом, в котором с трудом можно было опознать связную речь, я закончил с приведением в боевое состояние оружия и, мысленно перекрестившись, двинулся дальше по следу. Судя по всему, оставленный за спиной покойник был все же свежим, как и его кровушка - сглотнул я на этой мысли, рассматривая даже не думавшую подниматься траву, по которой успели потоптаться не менее полудюжины человек. Или не человек. И какого же было мое удивление, когда оставленные неизвестными следы вывели меня к дороге, где у выглядящего полным анахронизмом грузового автомобиля с крытым кузовом обнаружились еще четыре тела. Одно не подавало признаков жизни по причине пробития черепной коробки о придорожный камень – развязавшийся шнурок щегольских кожаных туфель сыграл с очередным увиденным мною «неандертальцем» злую шутку. Еще же два индивида находились метрах в двадцати от меня и активно штурмовали сосну в попытке добраться до четвертого замеченного мною персонажа разыгравшейся трагедии. По всей видимости, напарница оставленной в паре километрах за спиной озомбившейся эльфийки успела проявить изрядную прыть, чтобы не попасться в «дружеские объятия» еще одного неандертальца и такого же армейского отощавшего оборванца, каковым выглядел я сам.

К моему величайшему сожалению, возможности пристрелять или хотя бы проверить на функционирование трофейный ствол у меня не имелось. Уж очень не хотелось раньше времени уведомлять всех в округе, о своем нахождении в этой же местности. А сбитая мушка или же вообще разорванный при выстреле ствол могли стоить жизни уже мне – слишком уж сильными являлись эти непонятные зомби, которые вместо устроения обычного кровавого пиршества предпочитали крепкие объятия. Да и следов я насчитал поболе, чем лицезрел сейчас разумных разной степени целостности и разумности. К тому же отсутствие какой-либо информации обо всем творящемся вокруг заставляло меня испытывать чувство откровенной злости. Ведь совершенно неизвестная структура местного общества могла отнести меня, как к преступникам, так и к жертвам, убей я эту пару существ, что всеми силами пытались добраться до засевшей на дереве остроухой. С другой же стороны, пытаться урезонить их виделось откровенно провальной идеей по причине собственного паршивого состояния. Сейчас я не то, что драться, идти-то мог исключительно на силе воли и с черепашьей скоростью. Потому, в случае отсутствия какого-либо прогресса в разрешении сложившейся ситуации, мне оставалось только одно – стрелять и молиться, чтобы все сработало на ять. Но прежде следовало подождать, ведь, помимо внимательности и скрытности, умение медлить являлось одной из основных благодетелей разведчика. Все некогда знакомые мне торопыги давно сложили свои головы «за речкой», пополнив своими именами списки павших, либо же пропавших без вести.

Что бы я мог сказать о принятом решении? Оно оказалось донельзя верным и помогло прояснить немало важных моментов обо всей той чертовщине, свидетелем которой мне довелось стать. Минут через пятнадцать – двадцать, задняя дверь фургона отворилась, и из него выпал явно мало что соображающий очередной прошедший стадию эволюции неандерталец. Мне не хватило времени даже удивиться, по какой такой причине тот поступил столь неосмотрительным образом, как на бедолагу тут же навалились оба-двое осаждателей «древесной крепости» одной запуганной эльфийки. Что именно произошло, я так и не понял, но внезапно утративший интерес к своей жертве солдатик распрямился и с явным недоумением в глазах принялся осматриваться по сторонам.

Он делал это ровно две секунды, пока не оказался заключен в объятия своего бывшего напарника по штурму эльфячьего укрытия. И все повторилось вновь, но уже с начавшим осматриваться по сторонам неандертальцем. Так, действуя по кругу, они катались в общем клубке любителей объятий с полчаса, пока мне это откровенно не надоело. Прекрасно помня, что после подобных же объятий я не превращался в местный аналог зомби, решил ускорить развязку, внеся в творившееся действо свой скромный вклад. Пусть сил у меня имелся мизер, но несколько задубевший и потрескавшийся от времени ремень мосинки стал отличным сдерживающим фактором. Естественно, будучи накинутым на ноги намеченной мною жертвы, которой стал неандерталец. Точнее, которыми стали оба неандертальца. Ведь выбирая между своим в доску человеком и этими непонятными страшилами, я даже не сильно задумывался, кого спасать. По этой причине и поясной ремень тоже был пущен в дело, стоило солдатику в очередной раз превратиться из зомби в лупающего по сторонам глазами разумного.

Накинув путы на представителя альтернативной ветви эволюции предков человека, я прихватил ничего не понимающего бойца за шкирку и из последних сил потащил его вслед за собой. На бег не оставалось сил, ни у него, ни у меня, но и оба неандертальца уже не выказывали былую прыть, просто напросто ползя вслед за нами на руках. Утягивая ничего не понимающего, но и не сильно сопротивляющегося человека вдоль дороги, я дождался, пока один из преследователей заметно вырвется вперед и, подгадав момент, приголубил того прикладом по затылку. Да, это было не гуманно. Да, это могло привести к смерти неандертальца. И да, мне было все равно. Я слишком устал, а он стоял на моем пути к началу поисков того, чего меня лишили.

Расправившись со вторым схожим образом, я махнул рукой все еще ничего не понимающему солдату, чтобы он следовал за мной, и направился обратно к фургону в надежде отыскать в его недрах хоть что-то напоминающее воду и еду. Но каково же было мое удивление, когда вместо ожидаемого праздника живота мне выпала честь стать свидетелем очередной серии не желавшего прекращаться ужаса. Едва я подошел к задней двери фургона, как из него на меня кинулась та самая эльфийка, что прежде восседала высоко на древе. Вот только вместо радостных объятий и горячей благодарности, я получил уже столь хорошо знакомый бессознательный взгляд очередного зомби и крепкое пожатие своей шеи. Лишь появление бойца спасло меня от гибели в результате асфиксии, поскольку, не добившись от меня чего-то явно ожидаемого, та переключилась на новую жертву, от которой, о чудо, добилась много большего.

Еще четырежды они успели обменяться тем, что превращало разумного в зомби, а зомби в разумного, прежде чем я смог отдышаться и накинуть стянутый с себя ремень на ноги солдатику. Не то, чтобы эльфийка мне приглянулась больше. Хотя ее необычная, бросающаяся в глаза своей не свойственной природе идеальной очерченностью, словно у мраморной статуи, а не у живой девушки, внешность действительно вызывала интерес, как и все непривычное. Вот только сил тягаться с этой каланчой под два метра ростом и разворотом плеч не уступающим мне прошлому, не имелось в моем нынешнем тщедушном теле вовсе. Другое дело – изнуренный не менее моего боец. Аккуратно приголубив задергавшегося человеческого зомби прикладом по затылку и, убедившись, что процесс пошел тому на пользу – он перестал пытаться дотянуться до нас, я просто затолкал ничего не понимающую героиню сказок и влажных мальчишеских фантазий внутрь фургона, не забыв залезть туда следом и захлопнуть за собой дверь.