Семейные тайны

Глава 31. Решение

— Вина, Алексей Филипович? — предложил князь Бельский. Пропустить по бокалу стало у нас с ним уже традицией, которую мы неизменно соблюдали при моих визитах. Уж больно хорошее вино делают в кавказских виноградниках князя, должен признать.

— Благодарю, Дмитрий Сергеевич, было бы к месту, — немного рассеянно ответил я.

— Что-то случилось? — рассеянность мою князь заметил и поспешил проявить дежурную вежливость. А я ведь сейчас отвечу. Отвечу так, что ему не понравится...

— Случилось, Дмитрий Сергеевич, случилось, — признал я. — Только случилось оно два года тому назад. Вы тогда убили Петра Бабурова. Зарезали. Как я понимаю, кинжалом.

— И до этого добрались, — вздохнул князь. — Откуда вы узнали?

— Из этого вашего вопроса, — ответил я. — До сего момента всё основывалось исключительно на умственных построениях.

— Знаете, Алексей Филиппович, — задумчиво произнёс князь после некоторой паузы. — Было время, я считал страшным человеком себя. Но тогда я не был знаком с вами.

Ну вот, опять я страшный человек. Кто же меня так последний раз называл-то? Не помню, но вроде бы майор Лахвостев. И что такого страшного он и князь во мне углядели?

— Если не возражаете, Дмитрий Сергеевич, я расскажу вам, как я всё это вижу, а вы меня поправите, если в чём ошибусь, — предложил я.

— Не возражаю, Алексей Филиппович, — князь отсалютовал мне бокалом, и мы выпили. Что я пью с человеком, которого обвиняю в убийстве, мне было уже как-то безразлично. Я, в конце-то концов не ловить его пришёл, а пригласить к совместному поиску решения.

— Когда поймали бесчестного вымогателя Малецкого, — начал я, — один из его подручных, Бабуров, решил попытать счастья в деле вымогательства сам. Порочащие сведения, за неразглашение коих Малецкий вымогал со своих жертв деньги, добывал для него доктор Ломский, супруг известной вам Евдокии Ломской. Бабуров раньше служил в доме Ломских, оставался вхож туда и далее, вот однажды он и обокрал своих бывших хозяев, утащив часть бумаг, те самые сведения содержавших. В том числе и расписку, которую вы не так давно сожгли. Почему он начал именно с вас, теперь уже не узнать, но не столь оно и существенно. Как я понимаю, получив письмо с требованием денег за молчание о происхождении Александры, вы сразу и увязали это с тем, что её мать оставила расписку в получении денег от, как вы думали, Ломской.

Князь Бельский согласно кивнул, и я продолжил:

— Вы пошли к Ломской и потребовали объяснений. Тогда она и рассказала вам о бывшем слуге, укравшем расписку. О том, что он устроился служить у Эйнема в лавке, она тоже рассказала, как и о том, где того Петьку искать. Бабурова вы зарезали, но расписку не нашли. Впрочем, смерть вымогателя вас успокоила. Но когда спустя полтора года вы снова получили письмо с требованием денег, помочь вам найти вымогателя Ломская уже не смогла, потому что не знала, кто это. Вот тут вы забеспокоились и решили обезопасить себя, выдав Александру за племянника будущего старосты Боярской Думы.

Князь долго молчал, затем долил оба бокала почти до краёв и приглашающе поднял свой. Выпили мы их до дна.

— Знаете, Алексей Филиппович, — заговорил, наконец, князь, — я на службу в Стремянной Гренадёрский поступил... А потом на Кавказ по своей воле перевёлся, — говорить князю, что я о том знаю, я не стал, раз уж сам начал про Кавказ, пусть дальше расскажет, — хотел проверить себя в настоящем деле. Да и жизненные мои обстоятельства тогда были такие, что я, по правде сказать, пресытился и московской жизнью, и службой стремянного гренадёра, да и много чем ещё. А тут война, дикие горцы, опасность... Затянуло.

Князя я понимал, хотя и лишь отчасти. Да, сам в Усть-Невском в ополчение пошёл, имея право того не делать, но меня что-то не затянуло.

— А потом я заметил, что мне это всё нравится, — князь улыбнулся, но меня от его улыбки аж покорёжило, до того она смотрелась хищной и совсем не человеческой. — Нравится воевать, нравится ощущение опасности, нравится переносить и преодолевать тяготы походной жизни в горах... А главное — я понял, что мне нравится убивать. Отнять у врага жизнь, нанести ему рану, после которой он умрёт не сразу, но не сможет даже кричать или стонать... Такая, представьте себе, полная власть над чужой жизнью и чужой смертью... Но когда срок моей службы уже выходил, я подумал: и что мне с тем дальше-то делать? В Москву возвращаться, где кинжалом ничего не решишь, или остаться на войне? Сам я с теми раздумьями справиться не смог, пошёл к батюшке, отцу Афанасию. Батюшка как услышал про то, что мне убивать нравится, аж лицом почернел.

Князь налил ещё, мы выпили, закусили сыром, и он продолжил:

— Вот и напомнил мне тогда отец Афанасий, что за всё, что воин на царской службе совершает, ответ перед Господом царю и держать. А я и подумал: да как же я смею-то такое на государя нашего взваливать, раз на верность ему присягал?! Вот тогда мне первый раз по-настоящему страшно и стало... Я потом ещё к отцу Афанасию ходил, душевно мы с ним беседовали, а как срок вышел, я получил отставку и вернулся в Москву. Вскоре и отец мой, князь Сергей Владимирович, царствие ему небесное, преставился, и пришлось мне делами земельными заняться. Так вот всё, что на Кавказе со мной было, и ушло... А тут думаю, это что же, какой-то проходимец власти надо мной захотел?! Так я ему покажу, какая власть настоящая бывает! Ну и показал, уж показал, так показал!

Да уж... Не на того Бабуров нарвался, ох, не на того... Хотел денег на красивую, в его понимании, жизнь, а получил некрасивую смерть.

— Мне бы его допросить, а я по привычке сразу под грудину ударил, чтоб не пикнул, — невесело усмехнулся князь. — Расписку Татьянину искал, да не нашёл. Но подумал, раз уж требовать с меня денег теперь некому, то и Бог с ней, с распиской. А двух лет не прошло, снова письмо... Я вспомнил, Ломская говорила, что поганец тот у Эйнема служил, решил на всякий случай поменять поставщика сладостей. С Еленой посоветовался, вот и придумали мы с ней Александру к вам пристроить, чтобы боярин Левской в случае чего нам помог по-родственному. Юрия мне жаль было, конечно, но семья важнее.

Да, подвела князя привычка. Нашёл бы он тогда расписку, и не знаю даже, как всё тогда повернулось бы. Но что было, то и было.

— Теперь снова ваш черёд, Алексей Филиппович, — князь налил ещё вина, на сей раз по полбокала. — Как вы вообще до всего этого докопались?

— Про свой интерес в розыске Петра Бабурова я вам, Дмитрий Сергеевич, уже говорил, — сказал я. — С губным сыском у меня особые отношения, так что возможность участвовать в розыске я получил. А вскоре узнал, что выдать Александру за меня вы собираетесь, не принимая во внимание её чувств к Юрию Азарьеву. Перспектива иметь супругу, питающую чувства к другому, меня не порадовала, и я попытался выяснить, что за предполагающимся семейным союзом стоит. Польза для нас тут была очевидна, а вот чем такой брак мог быть полезным для вас, я не видел, и это вызвало у меня желание разобраться.

— Вы всегда начинаете разбираться и выяснять, когда сталкиваетесь с чем-то непонятным? — заинтересовался князь.

— Почти, — ответил я. — И уж во всяком случае, когда это касается меня или моих близких. Но я, с вашего позволения, продолжу. Что с происхождением Александры что-то не так, я узнал из Бархатной книги, там указано, что родилась она в Коломне. Я сперва подумал, что роды по пути в ваше имение случились, но мне показалось, что в таких условиях отправляться в путь было бы опрометчиво. Я не поленился съездить в Коломну, но особых подробностей толком не выведал. Тем временем губные арестовали доктора Ломского и на допросе он упомянул, что среди украденных Бабуровым бумаг были и сведения о незаконной дочери некоей дворянки Поляновой, причём губные быстро убедились в том, что фамилия эта вымышлена. Видимо, Евдокия Ломская, зная, чем занимается муж, из предосторожности отметила в своих записях Татьяну Андреевну как Полянову. Но Бабуров украл не только записи, но и саму расписку, а какие имена были в ней, вы и сами помните.

Мы с князем сделали ещё по глотку вина, и я продолжил:

— Про Александру я тоже не забывал и отправился в Кремлёвский архив просмотреть бумаги по её рождению, что туда из Коломны забрали. И можете представить, что испытал, найдя ту самую Полянову среди постояльцев гостиницы, где вы с Еленой Фёдоровной остановились и куда Видяеву вызвали. Что Видяева была знакома с Ломской, я к тому времени тоже знал. Не скрою, найти Татьяну Андреевну было сложно, но губные её нашли. Догадаться, зачем вам родство с Левскими, после такого оказалось уже не так и сложно.

— Да, Алексей Филиппович, знал бы, что вы такое умеете... — заканчивать фразу князь не стал. — Я, откровенно говоря, боялся не только обнародования происхождения Александры, — сменил он тему, — но и того, что эта тайна станет известна княгине. Потому и строг всегда был со старшей дочерью, чтобы она сама больше к Елене тянулась и Елена к ней тоже. Сказать по чести, сперва я думал, не предложить ли Елене взять в семью воспитанницу, но Татьяна убедила меня выдать Александру за нашу с Еленой дочь.

Так вот что так заинтересовало Бельских в нашей Оленьке, когда они были у нас в гостях... Сравнивали, стало быть, и оценивали. Ну и ладно. Мнение князя относительно моей названой сестрицы меня не настолько интересовало, чтобы прямо его спрашивать, а сам князь продолжать не стал, снова поменяв направление беседы.

— А про меня вы как додумались? — спросил он.

— В ходе розыска на заметку к губным не попал никто, кто мог бы зарезать Бабурова так умело и жестоко, — ответил я. — Поэтому, как только я узнал от дяди о ваших заслугах на Кавказе, сразу о вас и подумал. Что меня тогда удерживало, так это лишь то, что я не понимал, как вы нашли Бабурова и почему не нашли следующего вымогателя. Но третьего дня ко мне приходила Луговая и просила сообщить ей, где похоронена Ломская. Такой интерес показал мне, что Луговую с Ломской что-то связывало. Да и участие Ломской в пристройстве дочери Луговой тоже само за себя говорило — понятно же, что именно Ломская всё и устроила, Видяева лишь помогала ей. Как я понимаю, с Ломской вас Татьяна Андреевна и свела. А раз так, то именно к Ломской вы и должны были пойти, получив то самое письмо. Мне бы сразу сообразить, но я-то считал, что после истории с Александрой вы с Ломской порвали. А порвала, как я понимаю, Елена Фёдоровна, вы же вели себя более осмотрительно. Или же обратились к Луговой, а уже она снова свела вас с Ломской.

— Вы правы, так и было, — признал князь. — Я сообщил о вымогательстве Татьяне, и она устроила мне встречу с Ломской.

— Про комнату, что Бабуров снимал в доме Саларьева, знал муж Ломской, значит, могла знать и сама Ломская. Про второго вымогателя знал доктор Ломский, а вот супруга его могла и не знать, потому не узнали и вы, — закончил я про Ломскую.

— А что с этим вторым? — встревожился князь.

— Он совершил убийство и за это его будут судить. За соучастие в вымогательстве тоже, но про Александру он будет молчать, — поспешил я успокоить Бельского.

— Будет ли? — без особого доверия спросил князь.