Необратимые

— Да я не рассчитываю, что могу остановить тебя, если ты что-то замыслишь, — честно выдает Гарри. — В этом мы похожи. Просто я не думаю и решаюсь без промедлений, а ты думаешь и решаешься. Так что кому-кому, но не мне лезть с советами, — он вздыхает. — Но только у нас ведь уже есть один дикий. Сидит пока под стражей, не знаем, что с ним делать. Абсолютно бесполезный.

— Другой может быть полезным, — говорит Гермиона. — Кроме того, у меня появились новые вопросы… Может, даже есть смысл поболтать с вашим пойманным.

— О чем? — заинтригованно спрашивает Гарри.

— О древних.

Она пересказывает ему свою теорию, всё так же избегая подробностей о камне и уже не до конца понимая, ради чьей безопасности так юлит. Гарри делает пару записей.

— Думаешь, дикие вампиры тоже могут действовать по приказам древних? — интересуется он.

— Они в любом случае связаны родовыми отношениями и, несмотря на кажущийся беспорядок, древние остаются главными. Хотя бы потому, что они начали превращения, а укушенный навсегда остается верен своему… переродителю. Я предполагаю, древние просто пользуются влиянием, только когда им самим интересно, а в остальное время пускают все на самотек. Гарри, — добавляет она задумчиво, — я даже до сих пор не уверена, что не замешан кто-то из общины.

— Серьезно? — хмурится он. — Я рассчитывал, что с принесенной тобой информацией «изнутри» станет легче.

— Разве что чуть-чуть, — неохотно признается Гермиона. — В остальном… Они так любят тайны и ощущение замкнутости, что даже между собой не вполне искренни.

— Дела-а…

Через несколько секунд ему явно приходит в голову какая-то важная идея, и он аккуратно говорит:

— Гермиона, а ты до сих пор не знаешь, кто укусил тебя?

— Я понимаю, о чем ты, — отзывается она.

— Наверное, после обратного превращения ты не станешь… слушаться того вампира, если встретишь его и он что-то прикажет?

Она тоскливо пожимает плечами.

— Можно, конечно, составить Элмерсу список вопросов, которые меня интересуют после этого веселого двойного перерождения, но я как-то не рассчитываю на четкие ответы… Я не знаю.

— Ладно, — примирительно отвечает Гарри. — Слушай, хочешь дежурить с нами — пойдем. Свяжешься с общиной. Буду тебя прикрывать. Надо составить план.

— Соберем к вечеру совещание с Отделом магического правопорядка, твоим и моим. Сообщу тебе время. И, Гарри… — Гермиона снова собирается с силами, прежде чем завернуть разговор в нужное русло, — Люциус Малфой бывает в министерстве?

— Бывает, — подтверждает Гарри. — Кстати, несколько чаще, чем того требуют стандартные проверки. Хочешь, чтобы я за ним последил?

— Подожди пока. Ты видел Драко в лесу?

— Мне доложили.

— Ясно. В общем…

— Все эти загадочные два года, на которые он пропал из газет?

— Да.

— Его можно вытащить?

Гермиона вдруг поддается одолевающей ее усталости и опускается лбом на плечо Гарри. Сердце, как будто еще не привыкшее качать кровь, бьется быстрее нормального, и она молча прислушивается к совсем человеческим ощущениям, прежде чем сказать:

— Гарри, давай попробуем.

— Давай. Вносим в список дел.

Она не сдерживает немного странный смешок, а Гарри покрепче обхватывает ее рукой, позволяя хотя бы две минуты посидеть, представив, что все хорошо.

* * *

С первого этажа замка доносятся привычные звуки открывающихся и закрывающихся дверей, когда кто-то возвращается с пробежки. Драко, спрятав руки в карманы брюк, всматривается в серое небо за окном, почти не моргая, пока оно не разверзается оглушающим ливнем. Тогда он закрывает глаза и погружается, как под воду, в этот шум с головой: чтобы вытеснить все мысли, создать в сознании вакуум, перезагрузиться, перезапуститься и заново ожить.

Последнее, правда, в буквальном смысле совершенно не удается, но оно и немудрено.

Малфой отходит к столу и снова берет в руки короткое письмо. Проводит по нему пальцами, чтобы прочувствовать текстуру, как будто так найдет нечто большее: какой-то контекст, какое-то междустрочие, но кроме написанного ничего нового так и не появляется.

Грейнджер пишет про кудри. Юмористка.

Драко тут изводил себя опасениями, что она вполне может умереть в первые пять минут после превращения в человека. Никто конкретно не знает, что нужно организму, чтобы перенести всю эту чертовщину на себе, все как один таинственно молчат, только говорят ему, что с зельем он вроде бы справился. Вот и все гарантии. А она… пишет про кудри.

Но хоть очевидно, что жива. И Драко — сквозь боль собственного затворничества, страх вечного существования наедине со звериной жаждой крови, сквозь обжигающий холод вдруг охватившего его одиночества — рад за нее.

Жги там, Грейнджер. Думай, как умеешь. Четко, как никто другой, взмахивай палочкой. И поставь всех творцов хаоса перед собой на колени.

«Привет.

Сижу, хожу, не дышу и не сплю. У меня время на укладки есть, вот и завидуй.

Все ждут от тебя писем по поводу дальнейших планов, а ты строчишь лично мне, что, конечно, лестно — и очень приятно смотреть, как бесятся особенно нетерпеливые.

Здорово, что у тебя все хорошо — буду знать, что зелье работает. Вдруг, знаешь, пригодится… Лет через триста.

Зови, если что, в гости.

Драко».