Бабуля-суперопекун

* * *

Он впервые заговорил со мной за полгода до этого, под каштанами. День был похож на летний, хотя было совсем другое время года. Мы тогда учились в шестом и были королями игровых площадок и монархами песчаных карьеров. «Иди сюда, хочешь взглянуть?», — крикнул он, когда я проходила мимо, уставившись в книгу. Оторвав взгляд от страницы, я увидела его сидящим на спинке скамьи у памятника Вассерману. Огромные ботинки упирались в перекладину. Даже будучи в состоянии замешательства, я подумала, что кто-нибудь ведь может сесть сюда, на всю эту грязь, которую он развел.

Я нерешительно подошла. Может, он звал вовсе не меня.

— Что читаешь? — Он взял у меня книгу и взглянул на обложку. — «Парк Мэнсфилд»? Немного старовато. — Он прищурился и улыбнулся, хотя, как бы объяснить, это была скрытая улыбка. Я подумала: он смеется надо мной. — Читать, конечно, неплохо. Но ведь книга — еще не жизнь. А надо жить. Лови.

Я умудрилась поймать книгу за уголок, когда она падала, и прижала роман к груди. Я хотела защитить ее или, скорее — чтобы она защитила меня.

— Она мне нравится, — сказала я, запинаясь. Я не осмелилась сказать, что героиню зовут Фанни.

За его спиной конский каштан с глухим стуком упал на землю, но он даже не вздрогнул.

— Нет, — сказал он, — вот что должно нравиться. Смотри.

Он вытянул руку и показал мне коробочку конского каштана, зеленую, с коричневыми крапинками. Маленькие темные шипы врезались в его ладонь.

— Возьми.

Я осторожно взяла коробочку с его ладони. Какая-то шутка, наверное. Через полчаса он будет смеяться надо мной в компании своих приятелей.

— Открой ее. Ну же.

— Зачем?

Он вздохнул и взял ее у меня.

— Хорошо, я сам. — Он сдавил края, и на зеленом фоне появилась темная трещина. Потом эта трещина раскрылась, как рот, и часть содержимого коробочки упала на траву. Своими длинными пальцами он раскрыл створки и положил их на ладонь левой руки. Каштан лежал в центре как драгоценная бусина. — Вот, смотри.

Я наклонилась вперед и увидела завихрения линий на его ладони и стыдливую обнаженность бледной кожи выше запястья. Она была гладкой и почти прозрачной. Когда я дотронулась до его ладони, то ощутила ее мягкость и тепло. Я отпрянула. У моей правой ноги с глухим стуком упал еще один каштан.

— Знаешь, что это такое?

Он положил фрагменты скорлупы на скамейку рядом со своими ботинками и стал перекатывать каштан между пальцами.

— Знаю, что когда-нибудь из него вырастет огромное дерево. — Я изо всех сил сжала в руках книгу. Похоже, я завалю этот экзамен.

— Да нет же! Как ты не видишь?

Я опустила голову, мечтая снова очутиться в библиотеке, где я писала свое эссе.

— Это новый сорт. Никто никогда не видел его раньше. Мы с тобой — первые, кто лицезреет этот каштан. — Он подбросил его высоко в воздух и ловко поймал двумя ладонями. — Он особенный, понимаешь?

— Да, конечно.

— Потрогай. — Он протянул мне одну из колючих коробочек, и я взяла ее более уверенно. — Только не снаружи, а внутри, вот эту белую штуку.

Мне пришлось положить «Парк Мэнсфилд» на подлокотник скамейки, чтобы сделать так, как он велел. Я взяла скорлупу и потрогала ее внутри, — она была очень мягкой. Совсем как шелк, вернее, как замша.

Он кивнул:

— Фантастика, правда?

Я протянула руку, чтобы отдать ему скорлупу каштана, но он быстро ударил снизу по моей ладони, скорлупа улетела куда-то в ветки и исчезла. Мое сердце чуть не остановилось от неожиданности.

Он рассмеялся, глядя на мое растерянное лицо, и я рассмеялась вместе с ним.

— Как это тебе удается, — спросила я, — сидеть под этим деревом, когда вокруг постоянно падают каштаны, но в тебя не попадают?

Он пощупал свою голову, потер пальцами макушку, потом усмехнулся:

— Как же они могут в меня попасть? Ведь я волшебник. Я заколдован.

Я тоже теперь заколдована, подумала я.