Будни самогонщика Гоши - 2. Мир и нир

Глава 5

5

Святилище Подгруна напоминало всё, что угодно, только не часовню, не дацан, не синагогу. Не рощу. Просто высохший колодец с бревенчатыми стенками, перекрытый сверху крышей из дранки. Внутрь вела лестница.

Сморщенный старикашка спустился первым. Брать масляную лампу или иной светильник запретил категорически. Подгрун живёт во тьме, свет не любит.

Прежний смотритель «храма», рекомендованный Мюи, умер. Нынешний мне категорически не нравился.

Я спустился вторым. Стал на песчаное дно. Почитатель Подгруна опустился на колени и начал бормотать какой-то длинный текст, его мой переводчик не разобрал. Слова перешли в заунывные завывания.

Было сумрачно и тесно. Два квадратных метра на двоих. Немного сыро, несмотря на мороз вверху.

Дед закончил, наконец.

— Придёт?

— Всегда приходит. Но не сразу.

— Сколько ждать?

— Может и день. Уйти нельзя. Обида.

На обиженных воду возят… А если обиженный — бог?

— Как хоть он выглядит?

— Не святотатствуй в доме бога. О Подгруне нельзя говорить. Сам увидишь. А придёшься ему не по нраву — никому и не расскажешь. Не выйдешь отсюда живым!

Ой как страшно…

— Может, лучше сразу сбежать?

— Бесполезно. Он тебя запомнил. Угодишь в расщелину, провалишься под землю. Прямо в его объятия.

Мдя… Или Верун не соврал, этот — худший вариант Тенгруна?

Я приготовился к долгому ожиданию. Не из страха. В любом случае не избежать спуска под землю, клеить гешефт с очередным всемогущим. Раз уж начал — придётся ждать.

Что же, ждём.

Томительно потянулись часы. Короткий день миновал зенит, и без того тусклый свет сверху постепенно терял остатки яркости. Биб помог осмотреть колодец, на уровне моего пояса обнаружилась дырища в полметра диаметром. Зуб даю — для закладывания в неё жертвоприношений.

Старикан снова выл в молитвенном экстазе. Мне же очень хотелось отлить: по случаю примирения мы с Клаем много выпивали и запивали. А утром я боролся с сушняком. Результат просился наружу. Но не гадить же в доме божьем!

Наконец, раздалось шуршание. Из дыры вывалилось чёрное змеистое тело длиной метра три или чуть больше.

— Мой повелитель! — вскричал пенсионер, и я поставил пистолет на предохранитель. Чесслово, едва не пристрелил змеюку, не догадавшись о её божественной сущности.

Он напоминал песчаного червя из «Дюны», уменьшенного на несколько порядков. Часть свилась в кольцо, послужив опорой, другая взвилась на уровне моего лица. Раскрылся кожистый бутон, на каждом лепестке — россыпь острых зубов. Очень, очень приятная личность!

— Я — глей Гош. Приветствую тебя, Подгрун. Хочу добывать уголь. Пришёл спросить — как заслужить твою благосклонность.

Шестым чувством уловил, что старика перекосило. Я поломал весь ритуал приветствия. Наверно, из-за таких ритуалов приходится ждать часами червя — пока он выслушает славословия в свой адрес в каждом колодце, и день пройдёт.

— Хорошо, что заранее, а не потом, — ответил он, не пошевелив ни единым зубастым отростком. — Погоди, глей Гош. Сначала с ним решу. Принёс?

Дедок достал из сумки (скорее из сумы — как у нищего) какие-то глиняные горшки, пахнущие сладким. Протянул червяку. Тот вдруг выпростал из середины тела некие ручки или щупальцы. Обхватил горшок и поднёс к зубастой пасти.

— Угодил ли я вам, подземный господь?

Вместо ответа червяк швырнул подношение, с баскетболистской точностью попав в горловину сумки. Внутри что-то брякнуло, разбиваясь.

— Не казните меня, господин!

— С какими идиотами приходится иметь дело…

Что любопытно, говор у червяка был мелодичный, без осточертевших хрр-брр. Наверняка — другой язык. Но автопереводчику по барабану, он для меня всё равно шпарит по-русски.

— Может, я помогу?

— Ну, попробуй. Просил его несколько раз — нужен светлый липовый мёд. Можно вместе с сотами. Хотя бы три-четыре либа!

Тут главное не заржать. На дне высохшего колодца, претендующего на роль храма господня, стоит червеобразный бог, умеренно всемогущий, хлопает пастью, словно срисованной из фильма ужасов, заламывает ручки-ложноножки и клянчит сладкого медку!

Ущипните меня. Не, не сон. Просто что-то до предела иррациональное.

— Старик! Ты чего ему нормальный мёд не принёс?

— Так лучший здесь…

— Он липовый просил.

— Как так? Липа — лесное дерево. А пасека у нас на лугу, на цветочном. Нектар сладкий, мёд вкусный. Подгруну не угодить! Вот засыплет нас… — голос дрогнул, сломался. — Засыплет прямо здесь.

Я обернулся к богу. В тесноте подземелья его жутковатая кусалка покачивалась в сантиметрах от моего носа. Личное пространство? Не, не слышали.

— Знаешь, боже, в мире, откуда я прибыл, рассказывают анекдот. Покупатель в магазине просит туалетную бумагу, ему очень надо. Продавец отвечает: туалетной нет, могу предложить наждачную.

Анекдот бородатый и плоский, ни разу не смешной, но червяку зашёл. Он начал ржать! Либо издавать иные звуки, воспринятые переводчиком как буйный смех.

— Развеселил. А ты сам — найдёшь липовый?

— Вот так сразу — нет. В моём глействе тоже не ставят ульи под липы. Надо найти липовую рощу, перенести в неё пасеку. Собрать мёд, когда липа цветёт. Летом только. Но — обязательно. Заказ принят.

— Летом? — червяк на редкость человеческим жестом потёр голову. Хвостом. Или не голову, а тот конец тела, где виднелись зубы. — Долго. Хорошо хоть — ты вменяемый. Понимаешь.

— Ты прав. До лета большой срок. Скажи что ещё надо. Я не всемогущ, но, как ты заметил, понятлив. Что-то придумаю.

Через четверть часа я взлетел по лестнице и опрометью бросился к кхару. В седельной сумке, возимой на Бурёнке ещё с прошлого года, а теперь перевешенной на другого лося, мог заваляться… Точно! Вот он!

Когда снова спустился в колодец и включил китайский светодиодный фонарик, показалось, что вспыхнул прожектор. Старпёр в ужасе заверещал. Червяк же пришёл в восторг.

— Дашь?

— Бери, не жалко.

Два или три фонарика я напихал в самую большую партию барахла, когда перебирался в Мульд из России. Они не понадобились, как и многое другое. Ночное зрение «глазами» Биба лучше.

Бог разобрался с выключателем. Откуда «священнику» втемяшилось, что тому противен свет? Любые существа тянутся к трудно для них достижимому.

— Угодил.

— Вот и славно. Но должен сказать — долго светить не будет. Несколько часов. Так что лучше держи выключенным. Кстати, ты же видишь в темноте, так?

— Конечно. Но немного света не помешает. Где ты хотел рыть уголь?

— Пока не знаю, Подгрун. Разведать надо.

— То есть — копать. Царство моё тревожить. Давай договоримся. Липовый мёд точно дашь?

— Сам видел — я слово держу.

— Ну… ладно. Давай так. Ищи в своём глействе сухой колодец. Или выкопай. Три твоих роста глубины хватит. Лишь бы сухой. Сверху накрой крышей, чтоб дождь не залил.

— Замётано.

— Принеси любого светлого мёда, только не гречишного. Пока нет липового… А я тебе нарисую, где и что в твоём глействе есть под землёй. И подумаю, чем ещё озадачить.

— Спасибо, Подгрун! А как призвать тебя, под землю спустившись? Этот дедок что-то длинное пел, я не понял.

— Я — тем более, — признался бог. — Больше из любопытства заглянул. Думал, кот в колодец провалился и вопит от страха.

На том расстались. Боюсь ошибиться, но, по-моему, подземный червь оказался самым договороспособным из встреченных богов.

Монотеизм отдыхает.

***

Новый год встретили без Клая и, слава всем богам, без его супруги. Мюи последнему факту радовалась, не скрывая. Похоже, она не исключала вариант, что приеду из Коруна с «Настьей», но без тестя. Для чего — объяснить может только женская логика, заправленная топливом ревности.

Клай не противился приехать. Но метаться туда-сюда счёл ниже своего достоинства. Только глей Гош имеет право носиться как электровеник, плюнув на правила и предрассудки.

С колдовством пока улеглось. Ма перестала шляться по вызовам в деревни. Хрымы соорудили у замка нечто вроде часовни Веруна, отец напрягся и даже нарисовал на холстине углем изображение божка, расшитое хрымками цветной нитью. Получилась икона… Хорошо, что сам Верун её не видел.

Там мама и принимала больных. Врачевала «божьим именем».

Именно на часовню первым делом обратил внимание королевский фискал, прибывший облегчить мою мошну.

Он представился брентом Дудархом.

— Сколько она берёт за приём? Сколько за лечебные снадобья? Каков доход? Я могу применить ставку с одного лекарского заведения, она, скажу откровенно, весьма велика.

Он был красив, высок, усат, чернобров. Кожа светлая, гладкая. Одет строго, но подчёркнуто изящно. Камзол чёрный, воротник — белый с кружевной отделкой. Она и у женщин — редкость. Нисколько не походил на анта. Благоухал кожаной амуницией, потным телом и гормонами. Не старый, лет двадцать пять-тридцать. Его спутник — судейский чин, очень гордый королевской должностью, рядом с ним всё же держался номером вторым.

В другом мире и в другой стране я сразу предположил бы — напрашивается на взятку. Но эта парочка по возвращении во дворец немедленно будет допрошена более высоким судьёй с помощью камушка: справедливо ли взяты поборы, не остались ли недоимки. Соврут — сгорят заживо. Сам при огненной казни не присутствовал, но все здешние в неё верят. Так что хабар бесполезен.

— И какова же ставка?

— Пять динов! Не удивляйтесь. В столице и крупных городах лекари берут не по-божески.

— Тогда я заплачу… Ничего. Лекарское заведенье открыто после Нового года. За него буду ответ держать в следующем декабре. А какую часть дохода нужно отдать, если он учтён?

— Половину.

Я громко позвал маму. Она вышла, недовольная прерыванием приёма. Отдаётся делу вся. Скормила хрымам запас лекарств, привезённый из России. Спасибо, Верун подлечил. А то папа без каптоприла загнулся бы от гипертонии.

— Я занята, сын.

— Знакомься, брент Дударх. Полномочный фискальный уполномоченный его величества. Мама, Оксана Ивановна.

— Таких имён не бывает, — изумился приезжий.

— Король ввёл налог на необычные имена? Нет? Тогда к делу. Ма, ты не берёшь денег с селян?

— Что ты такое говоришь!

— Теперь надо брать. Доведёшь старостам — каждое село платит половину дука в год. Не спорь. Так надо. Во имя короля.

Мама открыла и захлопнула рот. Возмущённо удалилась.

— Сколько же у вас деревень? — спросил Дударх.

— Двенадцать.

— Шесть дуков в год, из них три — в королевскую казну… Вместо пяти динов! Вы не мошенничаете, глей? По окончании отчёта Камень Правды не даст соврать.

— Нужно ли мне вызвать вас на дуэль за оскорбление словом «мошенничать»? С прошлого лета, как мы отбили атаку пары тысяч степняков, толком не дрался. Составите компанию?

— Не советую. Я не думал вас оскорблять, только предупредил. К тому же вызов на дуэль королевского фискала может быть истолкован как нападение на него.

— Готов забыть и простить. Если будете сдержаннее на язык. А теперь прошу внутрь замка. Мой кмит подготовил расчёты. Поверьте, королевская казна и так пополнится изрядно. Даже с учётом пограничных льгот.