Феминизмы. Всемирная история

Большая любовь

Рокейя-бегум и Шарлотта Перкинс-Гилман видели путь к освобождению женщин в отказе от половых связей с мужчинами. Жизнь Перкинс-Гилман — разведенной женщины, странствующей лекторки — пример открывшейся некоторым женщинам возможности обходиться без опеки мужчин и эмоционально сосредоточиться на других женщинах. В Европе и США все больше женщин селилось отдельно, и, хотя некоторые впоследствии пожалели об этом, другие нашли самостоятельную жизнь приятной. Впрочем, большинство, наверное, не стремилось к сепарации от мужчин, и многие из тех, кто видел будущее в феминизме, так или иначе мужчин принимали. Одной из таких мечтательниц была Александра Коллонтай (1872–1952). Она истово веровала в преобразующую силу любви и секса мужчины с женщиной, однако сам мир, в котором царила любовь, представляла себе совсем иначе.

Коллонтай родилась в богатой семье. Ее отцом был русский [генерал Михаил Домонтович], мать — [Александра Массалин-Мравинская, дочь фабриканта] финка, из крестьян. Неравное социальное положение родителей очень мешало их браку. Коллонтай знала о проблемах тех, кто в России в конце XIX века хотел жениться по любви, и ее восхищала сила страсти. Сама она отвергла попытки родителей навязать ей обычную для женщины из буржуазной среды роль и, вопреки попыткам надавить на нее, сама нашла себе мужа. Этот брак, увы, оказался очень несчастливым. Несмотря на рождение сына, Коллонтай принимала активнейшее участие в деятельности марксистов в Петербурге. На нее произвела огромное впечатление [Петербургская] стачка текстильщиков 1896 года. Она убедилась в том, что необходимо вовлекать женщин в социалистическую борьбу. В 1898 году, после пяти лет брака, Коллонтай ушла от мужа и с головой погрузилась в политический активизм.

Коллонтай показались неубедительными усилия феминисток получить в России доступ к избирательным правам и считавшимся сугубо мужскими профессиям[31]. Вместо этого она открыла клуб для фабричных работниц и активно занялась революционной агитацией. Такого рода деятельность в царской России была небезопасной, и она, оставив сына на попечение своих родителей, покинула страну ради эмигрантской жизни в Германии, Швейцарии и странах Скандинавии. Вероятно, во время разъездов по Европе и США она ближе познакомилась с идеями самореализации человека в любви. Коллонтай считала изменение положения женщин главным условием наступления коммунизма и не сомневалась, что после грядущей коммунистической революции мир станет совсем другим.

В брошюре «Работница-мать» (1914) Коллонтай сопоставила жизненные возможности четырех женщин — четырех Машенек: супруги директора фабрики, прачки, горничной и красильщицы. Коллонтай возмущали неравные материальные условия их жизни, и она мечтала об искоренении классовой иерархии, порождающей тех, кто трудится, и тех, кто паразитирует на чужом труде. Коллонтай предлагала: «Представим себе общество, народ, государство, в котором нет больше Машенек-барынь и Машенек-прачек… Все люди одинаково трудятся, и за это общество, государство о них заботится, облегчает им жизнь… Это общество будто большая, дружная семья»[32].

В переменах, которые несла большевистская революция, Коллонтай видела колоссальные возможности для женщин. В своих ранних работах она даже считала такие преобразования неизбежными — следствие того, что она интерпретировала экономические отношения в марксистском ключе:

Но не сказка ли такое общество? Может ли оно быть? Наука о хозяйстве народов, об истории общества и государства показывает, что такое общество должно быть и будет, что, как бы ни противились тому богатые капиталисты, фабриканты, помещики, собственники, — «сказка сбудется и станет былью»[33].

После большевистской революции 1917 года (Коллонтай входила в состав Исполкома Петроградского совета) она стала известным агитатором. В советской России стали широко известны предсказания Коллонтай о новом, коллективном быте, новой морали и новой женщине. В 1920-х годах ее сочинения перевели на свой язык китайские революционеры из «Движения 4 мая». Но на пути ее мечты о переменах возникли препятствия в виде власти мужчин, почти не оставивших места для деятельности самих женщин. Мечта может вдохновлять, но если она не позволяет женщинам ничего сделать для ее воплощения, то останется всего лишь химерой.

Через несколько лет после революции Коллонтай вынуждена была признать существование определенных барьеров, препятствующих воплощению ее фантазий о перемене жизни женщин. Став в 1917 году первым наркомом государственного призрения РСФСР, она смогла перейти от теории к практике — и включилась в эксперимент. В 1920 году Коллонтай возглавила Женотдел ЦК РКП(б) и в первые годы советской власти активно занималась ликвидацией безграмотности женщин и защитой их репродуктивных прав. В 1920 году были легализованы аборты. (В 1936 году Сталин снова сделал их уголовно наказуемыми.) В хаосе послереволюционных лет Коллонтай оказалось нелегко реализовать свои мечты, и в итоге разногласий с коллегами-большевиками становилось все больше. В ее романах и рассказах 1920-х годов, написанных после того, как она оказалась в опале и полуизгнании, заметна растущая обеспокоенность тем, сколь затруднительна смена гендерного порядка. В отличие от многих других революционеров, Коллонтай мечтала о чем-то большем, нежели обеспеченная жизнь для всех Машенек. В фокус ее позднейших утопических сочинений помещен социум, в котором каждый сможет испытать «большую любовь»: ее преобразующий потенциал, по мнению Коллонтай, радикально изменит общественный строй. Коллонтай стремилась к сексуальной свободе и считала половое влечение (гетеросексуальное) исключительно важным:

А потом, как завершение, как финальный аккорд, заговорит тяготение страсти, и сама страсть загорится таким ярким, обжигающим, победным пламенем… В ее мечтах было столько красок, столько оттенков совместных переживаний[34].

Тем не менее Коллонтай признавала, что любовь, страсть трудно контролировать и что женщине такого рода эмоции могут обойтись слишком дорого. Ее собственная жизнь отмечена стремлением к любви. У Коллонтай был скандальный, вопреки условностям, роман с рабочим-металлистом (и наркомом труда) Александром Шляпниковым, а затем с Павлом Дыбенко — пролетарием-революционером, который был сильно младше ее и за которого в 1917 году она вышла замуж. То сексуально-эмоциональное преображение, о котором так мечтала Коллонтай, омрачил политико-экономический кризис 1920-х годов, и ее планы натолкнулись на множество препятствий. Ленин лишил Коллонтай власти за то, что она выступала за расширение прав профсоюзов. Ей пришлось уехать из СССР, она занимала ряд дипломатических постов в странах Скандинавии и Мексике. Именно в 1920-х годах Коллонтай описала вероятную жизнь женщин при коммунизме и получила мировую известность как глашатай «свободной любви». Но как когда-то на репутации писательницы Мэри Уолстонкрафт сказались ее ставшие широко известными любовные похождения и рождение внебрачного ребенка, так и Коллонтай стали воспринимать как ниспровергательницу морали и проповедницу половых излишеств. Ленин, согласно воспоминаниям Клары Цеткин, отреагировал на ее сравнение секса со стаканом воды довольно резко: «Конечно, жажда требует удовлетворения. Но разве нормальный человек при нормальных условиях ляжет на улице в грязь и будет пить из лужи? Или даже из стакана, край которого захватан десятками губ?» Каковы бы ни были намерения Коллонтай, мечтать и жить иной жизнью означало вероятную дискриминацию и вынужденное молчание.

В отличие от многих утопистов, Коллонтай помещала свое идеальное общество в прошлом, до октября 1917 года, или же в революционном настоящем. Героини ее рассказов любят мужчин и посвятили себя новому жизненному укладу. Утопия Коллонтай не была футуристической, но все же оставалась утопией: она рисовала преобразившуюся психику человека, его способность любить, получать удовольствие от любви и оптимально сочетать пылкую самореализацию с приверженностью общему благу. Персонаж повести «Василиса Малыгина» (1923) — работница, коммунистическая активистка, пытающаяся организовать дома-коммуны. Василиса — возлюбленная, а затем жена Владимира — анархиста, ставшего большевиком. Их отношения — сложная комбинация страсти, дружбы и разочарования. Василиса, подобно многим героиням Коллонтай, стремится сочетать бурные любовные отношения с революционной работой. Она отвергает патриархальное отношение к девственности и вступает в связь с несколькими мужчинами, однако ей мешают старозаветные представления о том, какими должны быть половые отношения, которых ее любовники лицемерно придерживаются. В итоге работница Василиса бросает неблагонадежного мужа и возвращается к партийной работе. Героини Коллонтай однозначно становятся счастливее, освобождаясь от требовательных партнеров. Василиса относится к любовникам почти по-матерински, а мужчины у Коллонтай изображены эмоционально зависимыми от женщин, как дети.

В повести «Василиса Малыгина» страстная любовь Василисы к Владимиру в конце концов переходит в дружбу и Василиса даже начинает испытывать к его новой возлюбленной сестринские чувства (смешанные с жалостью по поводу ее буржуазного упования на любовь одного-единственного мужчины). Но Коллонтай признавала обусловленную биологией уязвимость женщины: в финале рассказа Василиса узнает, что беременна. Она с отчасти наивным оптимизмом относится к перспективе воспитания ребенка, полагаясь на коллективную помощь Советов. В сочинении «Работница-мать» Коллонтай с уверенностью предсказывает:

Когда Машенька (не барыня и не работница, а просто гражданка) забеременеет, ей не придется страшиться, что будет с нею, с ребенком. Общество — большая дружная семья — обо всем позаботится. К услугам Машеньки будет находиться дом-приют, окруженный садом, цветами, дом, где будет устроено так, чтобы радостно, здорово и удобно жилось каждой беременной, каждой роженице, каждой кормящей… В детском саду, в детской колонии, в яслях и в школе будут дети расти под присмотром опытных нянь. Когда мать пожелает — дети всегда с нею. Некогда ей — она всегда знает, что ребенок в надежных руках[35].

Послереволюционная реальность была не такой благостной, однако Коллонтай с оптимизмом отнеслась к материнству Василисы. Вероятно, из-за своего относительно привилегированного положения и незначительного влияния собственного материнства на политическую деятельность Коллонтай мало знала о подлинном опыте женщины, решившейся завести ребенка вне традиционной семьи.

Феминистские утопии Рокейи-бегум, Перкинс-Гилман и Коллонтай, хотя они и написаны в один и тот же двадцатилетний период, разительно отличаются друг от друга в том, как их авторки, исходя из различных культурных, религиозных и политических условий, изображают отношения женщин и мужчин. В интеллектуальном труде Перкинс-Гилман духовность и мечты соединены с соображениями дарвинистского и евгенического характера в «большой феминизм». Рокейя-бегум предложила необыкновенно фантастичный и нетрадиционный — мусульманский — вариант феминистской мечты. Александру Коллонтай также интересовало духовное, силой любви, совершенствование, но она все же предпочитала светскую, марксистскую платформу для конструирования своей утопии. Хотя и Рокейя-бегум, и Перкинс-Гилман, и Коллонтай занимались решением местных проблем (выступали в поддержку, например, предоставления женщинам избирательного права, образования, репродуктивных прав), все они стремились представить воображаемый — и иногда откровенно фантастический — мир изменившихся гендерных отношений. Все они подчеркивали, что универсальный созидательный труд женщин есть ключ к феминистскому будущему. Эта черта — общая для традиции утопического социализма, и у Коллонтай она теснее всего связана с марксистской концепцией господства рабочего класса. Оплачиваемый труд подразумевал экономическую независимость, и большинство феминисток считали его важной целью. Но женский труд — созидательная, общественно полезная деятельность — являлся главной целью, свойственной для проектов многих феминисток.