Быть иль… Казаться

Серый охотно делился воинскими премудростями, простыми, но не очевидными, объяснял терпеливо, просто и доходчиво и пользовался любовью и уважением всех бойцов.

Однажды группе поставили задачу захватить технику в воинской части, дислоцировавшейся в Артёмовске, городе, расположенном в полста километрах на юго-востоке. Подразделение усилили приданными бойцами из городской самообороны; выдвинулись, когда только начинало темнеть.

Место проникновения определили заранее, поэтому Дикарь без проволочек перемахнул через высокий бетонный забор. Серый, напротив, не торопился спускаться, наблюдая за обстановкой и помогая карабкавшимся бойцам. Иван тогда удивился, как легко у него вышло вскочить на забор: он явно был в прекрасной форме.

На территории части рассредоточились небольшими группами, передвигались скрытно. В ангарах исправной техники не обнаружили. Осторожно двинулись дальше.

Внезапно откуда-то сбоку, со стороны здания, похожего на казарму, раздались выстрелы. Прошло ещё немного времени, и на пороге показался человек с автоматом.

Иван прицелился – автоматчик вёл себя беспечно: подкурил сигарету и расхаживал взад-вперёд, не торопясь уходить с открытого пространства. «Очевидно, стрелял он», – подумал Иван.

Вдруг в противоположной стороне громыхнул взрыв.

– Иван, уходим! – услышал он шёпот командира своего отделения.

Он обернулся:

– Что случилось?

– Уходим, позже расскажут!

Иван не заставил себя долго просить и, передвигаясь короткими перебежками, от укрытия к укрытию, быстро добрался в составе своего отделения к той секции забора, которую они недавно преодолевали. Сверху уже сидел Серый, с ПМом в руках, контролируя обстановку, напротив него уселся какой-то крепкий парень, помогавший товарищам взбираться.

Серый разглядел в темноте Ивана, когда тот взбирался наверх:

– Иван, где Дикарь?

– Не видел, не знаю.

– Быстро проверь: возможно, он уже по ту сторону, первым перешёл.

Спрыгнув, Иван пробежался к машинам, узнал у охранявших транспорт – Сани нигде не было. Вернулся, доложил: «Нет его по эту сторону нигде, там он остался».

Забор преодолевали последние остававшиеся на территории части бойцы, но Дикаря среди них не было. Серый мучительно всматривался в темноту.

– Дикарь! – негромко позвал он. – Саня!

Он продолжал звать своего друга, теперь немного громче. Ивану казалось, что он с трудом справляется с терзающей его тревогой, ещё немного – и он побежал бы искать своего друга сам. И тут сверху послышался тихий выдох: из темноты вынырнул Дикарь.

Уже по дороге обратно Иван узнавал, понемногу ото всех, о неизвестных ему подробностях произошедшего в этот вечер. Оказалось, он держал на прицеле Дикаря, в одиночку ворвавшегося в казарму противника, выстрелившего для острастки вверх и положившего лицом вниз всех бывших там солдат. Наверное, он полагал, что выполнил свою часть задания, и, стоя на пороге, ожидал дальнейшего развития событий.

Операция сорвалась, потому что противник был подготовлен к визиту «гостей»: остальные казармы были пусты, весь личный состав и боеспособная техника – выстроены на противоположной стороне части. По непонятной причине никаких действий командование предпринимать не решилось, хотя сил для того, чтобы пленить или просто расстрелять вторгшихся на территорию части нарушителей, здесь было более, чем достаточно.

Взрыв, который услышал Иван перед отходом, произошёл от выстрела бойца группы из «мухи» (одноразового ручного противотанкового гранатомета) по БТРу, оказавшегося, кстати, неудачным: граната попала в дерево.

Эту ситуацию можно было считать показательной: впоследствии случаи, когда противник был предупреждён о готовящейся акции, были нередки, равно как и моменты нерешительности командования в принятии ответных мер. Впрочем, последнее иногда объяснялось просто: офицеры, присягавшие защищать народ, не могли повернуть против него своё оружие.

Не прошло и недели после занятия Славянска, как отряд усилился шестью боевыми машинами: БМД-1, БМД-2, САУ "Нона" и три БТР-Д.

Утром 16 апреля в Краматорске, городке в десяти километрах к югу от Славянска, местные жители блокировали движение колонны военной техники. Толпа возмущённых жителей была разношёрстной: здесь собрались мужчины и женщины, некоторые с детьми, старики и молодёжь. Воздух гудел увещеваниями, убеждениями и уговорами.

– Что ж вы делаете, солдатики, кто ж вас послал?! Своих братьев убивать?! – причитала дородная тётка в цветастом платке.

– А командование ваше думает за спинами вашими отсидеться?! – грозным голосом, сверкая шалым взглядом, вопрошал пожилой шахтёр.

– Сыночки, нашо ж оно вам надо? Скильки ж вам рокив? Та вэртайтэся додому, нэ робыть дурныць, – убеждала ветхая бабулька, вытирая навернувшуюся слезу.

Солдаты были растеряны и мрачно смотрели на беспокоящуюся людскую стихию. Их командир сидел на броне, устало опустив голову.

Когда подъехали бойцы самообороны, в поведении военных произошла перемена: взгляды их стали напряжёнными – кто-то был напуган, кто-то переживал внутреннюю борьбу, не зная, хвататься за оружие или просто замереть, ожидая развязки. Ситуацию спас их командир, вступивший в краткие переговоры с командиром группы ополченцев. Через несколько минут прозвучала его команда: «По машинам! Двигаться за мной!»

На броню машин вперемешку с военными расселись ополченцы, жёлто-синие флаги страны, воюющей со своим населением, сорвали, закрепив вместо них триколоры, – зарычали запущенные двигатели, колонна сдвинулась с места и поползла в мятежный город.

Иван сидел впереди машины, опёршись на башню, вровень с его ногами из люка торчала голова «механа», рядом сидел счастливый командир «спецов». Его переполняла радость от удачи, он широко улыбался, что-то говорил Ивану, но рёв двигателя заглушал все окружающие звуки, а Иван улыбался и кивал в ответ, потому что радость у них была общая и мысли, наверное, схожие.

Ему не давала покоя одна мысль: с какой целью послали этих солдатиков в город? Неужели кто-то из командования мог предполагать, что такими ограниченными силами получится разгромить силы самообороны? Ведь сжечь «коробочки» в городских условиях – дело не сложное и даже не требующее особой квалификации. Значит, их отправили сюда как жертву – для эскалации конфликта, роста взаимной ненависти, создания повода для проведения масштабной военной операции.

Впрочем, поговорить с капитулировавшим командиром взвода у Ивана не получилось, и все его рассуждения повисли в воздухе, поскольку конечным пунктом назначения колонны в реальности мог быть совсем другой населённый пункт или часть.

В городе машины поставили на центральной площади, бывшим военнослужащим предоставили место для проживания, возможность помыться и поесть и пригласили вступать в ряды народной армии. Предложением воспользовались только двое; остальные, получив от Стрелки деньги на проезд, собрались ехать по домам.

В тот день в Славянске был настоящий праздник. Группа Серого простояла в охранении техники до вечера, и у бойцов появилась прекрасная возможность узнать жителей города поближе. Они стали свидетелями настоящего ликования народа, хотя до той поры и не подозревали, какой мощной всеобщей поддержкой пользуется то дело, ради которого они здесь и очутились.

Тысячи людей пришли на площадь, многие семьями, улыбающиеся, радостные – Ивану представилось, что происходит празднование Дня Победы, по неведомой причине перенесённого на три недели назад. Разворачивавшаяся перед его глазами картина умиляла: они все оказались здесь, не сговариваясь, по зову сердца, и так довольны, словно произошло что-то великое и светлое – столько добрых лиц, столько искреннего веселья, улыбок, смеха, счастливых слёз… Многие подходили с просьбой сфотографироваться рядом с бойцами или на фоне бронемашин, подсаживали детей на борта техники, и детвора восторженно вопила, оседлав железных чудищ. На площади царила атмосфера умиротворённости, счастья, – Иван даже не догадывался, что смысл этого слова может передавать чувства народных масс, – и спокойного торжества, будто война закончилась, не успев начаться.

Пожалуй, впервые в своей взрослой жизни он видел настоящий народный праздник, когда люди вышли из своих домов делиться радостью друг с другом – это было так непривычно, так значительно и в то же время так просто… Здесь, перед ним был его народ, ради которого он хотел бы, чтобы каждый день повторялись события, подобные сегодняшним, а он всегда мог бы как-то способствовать этому.

Вокруг бойцов охранения толпились сотни корреспондентов со всех уголков земного шара: из Европы и Америки, Дальнего и Ближнего Востока, но кроме россиян почти никто не владел русским языком, чем с удовольствием и воспользовался Иван, подбирая уже подзабытые слова своего английского, чтобы объяснить внимательным журналистам суть происходившего.

Ему казалось очень важным донести до жителей всех стран правду: как в стране произошёл переворот, расколовший всё население на два лагеря; как решившиеся бороться за правду, даже если для этого приходится брать в руки оружие, не совершают какой-то личный выбор, но всего лишь продолжают дело своих отцов и дедов; как теперь они надеются на помощь всех людей чести и доброй воли в поддержке их права заявить о свободном волеизъявлении народа.

Ивану уже приходилось сталкиваться с атаками врага на информационном фронте этой войны. Ему попадались фальшивые «записи» переговоров «главарей боевиков», многочисленные утки в новостях, извращающие действительность и лгущие по любому поводу и без такового: то «сепаратисты» оставили восставший город, то они уже стёрты в порошок силами доблестных армии и полиции, то военные уже отбили ранее захваченную ополченцами технику… – всего не перечесть.

Как-то ему попалась на глаза выложенная в сеть видеозапись убийства милиционера, предавшего, как утверждали маски в кадре, свою страну (хунту, надо понимать). На видео несколько человек в чёрном убивали ещё молодого человека в форме, медленно отрезая ему голову струной – на глазах у его жены и ребёнка. Реальная это была съемка или монтаж, Иван так и не разобрался, но выглядело очень натуралистично. После просмотра ему стало нехорошо – даже Ролик, сидевший за соседним столом, заметил, как он побледнел.

«Какая же это нечисть, – думал Иван, – им даже убить кажется недостаточно! Надо ещё обставить всё так, чтобы зритель в ужас приходил и тошноту чувствовал. Эта мразь ни перед чем не остановится, пока ей платят. Надо её остановить».

Тот памятный день продолжал преподносить сюрпризы: вечером в штаб поступило сообщение о блокировании толпой людей семнадцати «коробок» (плюс машина спецсвязи) той же бригады ВДВ.

На место происшествия прибыли трое бойцов народного ополчения. К тому времени военные, перенёсшие «прессинг» толпы, уже были готовы сдаться. Их командир, – настоящий офицер, отказавшийся воевать с собственным народом, – в обмен на свободу своих солдат пожертвовал собственной.