Детектив и политика 1991 №5

* * *

Теперь представьте себе человека — молодого, здорового и свободного, судимость с него снята, в кармане новенький паспорт с московской пропиской, который он получил в отделении милиции на Каляевской, впереди — МАИ, его восстановили в институте. Дома на Украине его ждут мать, жена и дочь. За время, что он был в лагере, мать состарилась, дочь стала взрослой.

…Из чего состояла его жизнь до этого момента? Один курс института, в семнадцать лет — фронт. Потом, после войны, — три курса института. Тюрьма, лагерь, Воркута. Правда, детство — вот счастливый фундамент! Родом из украинской деревни Терновка. Был способный — поступил в школу сразу в пятый класс. Зато как поступил — не то, что ходил туда каждый день — но бегал: 15 километров в одну сторону, 15 — в другую, босиком по любой погоде. В семье еще два брата и сестра. Дома говорили по-украински и по-русски, в школе тщательно преподавала язык немка. Иногда пропадал из дому на два, три дня. Его искали, волновались, потом привыкли — бродил по воле, ночевал в лесу — ничего не боялся…

И вот Игорь Михайлович Доброштан звонит с московского телеграфа в Воркуту.

— Это я, Игорь.

— Какой Игорь? — недоумевает Воркута.

— Игорь Доброштан.

— Тебя уж давно повесили, Игорь, а весь забастовочный комитет, которым ты руководил, арестован. — Кажется, что в этот момент по всей земле раздалась минута молчания.

— Никому ничего не говори. Я еду к вам!

И человек, перед которым только что окрест лежала мирная жизнь, поворачивается и буквально и внутренне на 180 градусов, чтобы ехать назад в Воркуту. Нет больше чистенького паспорта, института, жены, дочки, Москвы… Есть судьба. Есть Доброштан, равный себе самому. Есть фотография: на вокзале перед отправкой поезда на север сидит человек в телогрейке, рядом — мешок, а в мешке вся его жизнь, которую он носит с собой.

Имея паспорт, видя волю, институт — все бросить и пойти опять сесть в тюрьму?

— Вот мой московский паспорт. Сажайте меня — забастовочный комитет арестован. Как могу я быть в стороне? Я могу умереть, но провокатором я никогда не был.