Русская идея и американская мечта — единство и борьба противоположностей

1.1. Классики о русской идее

Русскую идею можно разделить на две части: одна — внешняя, как мы общаемся с внешним миром; вторая — внутренняя сторона русской идеи — как мы общаемся между собой. Эти две части взаимосвязаны, и именно их единство и обеспечило геополитический успех России. Мы общаемся с внешним миром так, как общаемся между собой, и если выделить единственную наиболее яркую черту, то это справедливость, которая для нас больше, чем закон.

Что же такое русская идея? Когда философы говорят о русской идее, то, как правило, имеют в виду историческую роль России, её мессианский характер как объединителя народов, живущих в Восточной и Северной Европе и Северной Азии. Север Евразии — это наше географическое местоположение. Также имеют в виду ту роль, которую Россия играла в крупных конфликтах — европейских и мировых. Россия освободила народы Европы от захвата Наполеона, по сути Первой мировой войны. Затем Россия освободила Балканы от Османской империи. Потом была Первая мировая, которая закончилась победой союзников не без значительной (спорно определяющей) роли России в этой войне. Победа социалистической революции означала новый социальный порядок для всего мира, когда капитализм не мог уже эксплуатировать трудящихся без боязни повторения советского опыта. Введение социальных льгот в разных странах в значительной степени было результатом социалистической революции в России.

И конечно, Вторая мировая, кровавая война, в которой Советский Союз вынес на себе все основные тяготы войны, ход которой был обусловлен гигантскими сражениями на Восточном (Русском) фронте, основные потери мирного населения — порядка 20 миллионов, и победил, взяв Рейхстаг. Не только освобождение стран Европы от фашизма, но и распад колониализма после Второй мировой был результатом победы в этой войне.

Однако ещё Фёдор Достоевский писал: «Историческая судьба русского народа была жертвенна, — он спасал Европу от нашествий Востока, от татарщины…»

Природа как русской идеи, так и американской мечты — мифологическая по мнению большинства авторов, поэтому эти понятия трудно разделить на составные части, также оба понятия имеют идеализированную основу, которая часто отличается от реальности — так должно быть, однако далеко не все в России получают справедливость, а в Америке далеко не все ведут жизнь как в американской мечте. Оба мифа создавались народом, но в письменной форме были отражены писателями, философами и другими. Русская идея в изложении обращена больше на внешний мир — некое мессианство в совокупности с каким-то божественным предначертанием, спасением мира. Я считаю, что внутренний аспект идеи (поиск справедливости и общества, основанного на справедливости), обращённый на русского человека, можно выделить от внешнего (в этом плане это будет нарушением классического понимания мифа как чего-то неделимого). Возможно сочетание утопии и мифа — это то, что определяет оба эти понятия, «русская идея» и «американская мечта», по мнению Э. Баталова (Баталов Э. Я. Русская идея и американская Мечта. Прогресс-Традиция, 2009. 279 с.).

Французский философ начала XX в. Жорж Сорель полагал: «О мифе нельзя спорить, потому что, в сущности, он составляет одно с убеждениями социальной группы, является выражением этих убеждений на языке движения, и вследствие этого его нельзя разложить на части и рассматривать в плоскости исторических описаний. Утопия же, наоборот, может подлежать обсуждению, как всякая социальная конструкция… ее можно опровергать, показывая, как та экономическая организация, на которой она покоится, несовместима с нуждами современного производства» (Сорель Ж. Введение в изучение современного хозяйства. М., 1908. С. XXVI).

«В самом деле, что, как не утопию, представляет собой отчетливо выраженная в русской идее устремленность России ко всемирному служению, к разрешению раздирающих мир противоречий, к примирению существующих в нем крайностей, к гармонизации отношений между людьми во вселенском масштабе, к братскому единению разрозненного человечества?» (Баталов Э. 2009).

Термин «русская идея» был впервые внедрён Фёдором Достоевским: «В эпоху национальных государств она мечтает о всечеловеческом единстве, „духу капитализма“ противопоставляет идеал жертвенного служения „общему делу“. Можно много говорить об идеализме и утопизме подобного поиска, но именно он определил культурное своеобразие и духовное величие России» (Достоевский Ф. М. Полн. собр. соч.: в 30 т. Т. 25. С. 23.) Ф. Достоевский был убежден, что в духе русского народа «заключается живая потребность всеединения человеческого, всеединения уже с полным уважением к национальным личностям и к сохранению их…» (Достоевский Ф. М. Полн. собр. соч.: в 30 т. Т. 18. С. 36). «Уважение к национальным личностям» — это было первостепенным в создании большой многонациональной России.

Это всеединение (как духовный, так и совместный образ действий) достижение целей называли всенародностью, коллективизмом, но чаще всего (А. Хомяков, С. Трубецкой) — «соборностью». Так, Н. Бердяев писал: «Соборность противоположна и католической авторитарности, и протестантскому индивидуализму, она означает коммюнотарность, не знающую внешнего над собой авторитета, но не знающую и индивидуалистического уединения и замкнутости» (Бердяев Н. Русская идея. С. 188).

Соборность не исключает свободы (Лосский Н. О. История русской философии. С. 42), но изначальным субъектом этой свободы выступает социум, а не индивид как его часть (Бердяев Н. Русская идея. С. 85). Уникальное своеобразие России Н. Бердяев видел в том, что «в России сталкиваются и приходят во взаимодействие два потока мировой истории — Восток и Запад. Русский народ есть не чисто европейский и не чисто азиатский народ… Россия есть целая часть света, огромный Востоко-Запад, она соединяет два мира. И всегда в русской душе боролись два начала, восточное и западное» (Бердяев Н. Русская идея. С. 44). Отсюда и российские противоречия: «Россия — самая безгосударственная, самая анархическая страна в мире» (Бердяев Н. Судьба России. С. 4); «Россия — самая государственная и самая бюрократическая страна в мире…» (Бердяев Н. Судьба России. С. 6); «Русскому народу совсем не свойствен агрессивный национализм, наклонности национальной русификации. Русский не выдвигается, не выставляется, не презирает других. В русской стихии поистине есть какое-то национальное бескорыстие, жертвенность, неведомая западным народам» (Бердяев Н. Судьба России. С. 8); «Россия — самая националистическая страна в мире, страна невиданных эксцессов национализма, угнетения подвластных национальностей русификацией, страна национального бахвальства, страна, в которой все национализировано вплоть до вселенской церкви Христовой» (Бердяев Н. Судьба России. С. 9). Н. Бердяев писал в 1946 году: «Можно открыть противоположные свойства в русском народе: деспотизм, гипертрофия государства и анархизм, вольность; жестокость, склонность к насилию и доброта, человечность, мягкость; обрядование и искание правды; индивидуализм, обостренное сознание личности и безличный коллективизм; национализм, самохвальство и универсализм, всечеловечность; эсхатологически-мессианская религиозность и внешнее благочестие; искание Бога и воинствующее безбожие; смирение и наглость; рабство и бунт» (Бердяев Н. Русская идея. С. 44–45).

C. Франк вместе с тем видит одну из существенных сторон русского мировоззрения в том, что «в центре духовных интересов всегда стоит человек, судьба человека и смысл человеческой жизни… Судьба же человека всегда мыслится некоторым образом как всемирно-историческая судьба человечества, его благо зависит от спасения всего мира, и подлинная его суть всегда проявляется в социальной жизни» (Франк С. Русское мировоззрение // Франк С. Духовные основы общества. М., 1992. C. 493–494). Вл. Соловьев прямо говорил: русская идея не имеет в себе «ничего исключительного и партикуляристического». Американцы, напротив, традиционно рассматривали свою страну как «исключительную».

Это представление об открытости русского человека к миру, о его, говоря словами Достоевского, «всемирной отзывчивости», готовности воспринять и впитать в себя элементы других культур и преобразовать их в органическом синтезе, который может оказаться благотворным не только для самой России, но и для других стран и народов. Это представление о преобладании духовных исканий над материальными устремлениями или, иначе говоря, духовности в ее религиозном и светском проявлениях. Русский народ предстает не как искатель собственного (частного) счастья и материального благополучия, но, по определению Вяч. Иванова, как искатель «вселенской правды». Это представление о склонности к созерцательному восприятию мира особенно отчетливо акцентировано Ильиным.

Иван Ильин так сформулировал три сущности русской идеи (Ильин И. А. О русской идее // Ильин И. А. Собр. соч.: в 6 т. Т. 2. Кн. 1. М., 1993):

1. «— Итак, русская идея есть идея сердца.

Она утверждает, что главное в жизни есть любовь и что именно любовью строится совместная жизнь на земле, ибо из любви родится вера и вся культура духа… О доброте, ласковости и гостеприимстве, а также и о свободолюбии русских славян свидетельствуют единогласно древние источники и византийские, и арабские…

2. — И при всем том первое проявление русской любви и русской веры есть живое созерцание.

Созерцанию нас учило прежде всего наше равнинное пространство, наша природа, с ее далями и облаками, с ее реками, лесами, грозами и метелями. Отсюда наше неутолимое взирание, наша мечтательность, наша созерцающая „лень“ (Пушкин), за которой скрывается сила творческого воображения… От этого души становились нежнее, утонченнее и глубже; созерцание вносилось и во внутреннюю культуру — в веру, в молитву, в искусство, в науку и в философию.

3. — Но сердце и созерцание дышат свободно. Они требуют свободы, и творчество их без нее угасает. Сердцу нельзя приказать любить, его можно только зажечь любовью. Созерцанию нельзя предписать, что ему надо видеть и что оно должно творить. Дух человека есть бытие личное, органическое и самодеятельное: он любит и творит сам, согласно своим внутренним необходимостям…Этому соответствовала и древняя русская (и церковная, и государственная) терпимость ко всякому иноверию и ко всякой иноплеменности, открывшая России пути к имперскому (не „империалистическому“) пониманию своих задач».