Рождество

Миллениум пугал и будоражил воображение магглов. Раньше Северус обязательно скривился бы и прокомментировал умственные способности недалёких суеверных простецов, но с тех пор прошло достаточно времени, чтобы он успокоился, принял себя и реальность, и перестал изливать раздражение. Смерть случилась как нельзя вовремя, позволив ему наконец-то начать жить.

Перси Уизли появился в Визжащей хижине в тот момент, когда Северус уже закрыл глаза. Диагностические чары, фиалы с зельями, заживляющие заклинания и, главное, слова: «Прошу, живите!» — сделали то, что было не под силу самому Северусу, и даже Дамблдору. Он передумал умирать.

Персиваль спас его. Вытащил из загоревшейся Визжащей хижины, аппарировал в Лютный переулок, где снимал тесную квартирку. Потом, уже после победы, не стал и слушать о том, чтобы Северус ушёл до полного восстановления; прибегал даже в обеденный перерыв, лечил, кормил, помогал, приносил лечебные зелья.

— Почему? — спросил Северус сразу, как только горло стало способно издавать звуки.

— Я же не ребёнок, не фанатик и не так туп, как Кэрроу. Нельзя было не заметить, что вы защищали учеников, спасали их от гнева Пожирателей. Вы спасли мою сестру.

Северус просто кивнул — принял, что не все Уизли тупые фанатики в шорах.

Персиваль никому не сказал о том, что сделал, и за это Северус был даже больше благодарен, чем за само спасение. Снейп погиб во время битвы, его похоронили в числе других героев, Поттер добился его посмертного оправдания… Пришла пора исчезать.

Милан, Рим, Марсель, Генуя — нигде он не задерживался надолго, везде чувствовал себя чужим. Дом был в Англии, и возвращение стало вопросом времени.

Восточный Лондон гостеприимно раскрыл объятия перед блудным сыном. Северус снял маленький коттедж, оборудовал в подвальном помещении лабораторию и стал просто жить, не контактируя ни с кем из прошлой жизни. Исключение было сделано только для Перси — ненавязчивого и умеющего думать головой бывшего ученика, согласившегося выступать в качестве посредника в сделках между Мунго и Министерством и анонимным зельеваром из Франции.

Почти год Северус прожил спокойной жизнью, не покидая дом без необходимости, и с наступлением новой зимы почувствовал, что готов прекратить добровольное затворничество.

С Джин он познакомился в магазине. Грустная женщина со списком покупок методично двигалась от одной полки к другой, постепенно заполняя тележку. Северус не знал, почему вообще обратил на неё внимание. Возможно, потому что она была единственной покупательницей, или, быть может, потому что почти два года не видел людей вообще и женщин в частности… Женщина клала в тележку замороженное брокколи, когда её взгляд зацепился за что-то в холодильнике, она улыбнулась, потянулась… и вдруг резко распрямилась, а на глазах её блеснули слёзы.

Бросив собранные продукты, она быстро двинулась к выходу из магазина, невидящего смотря перед собой, и на повороте зацепилась ремешком сумочки за стеллаж; её рвануло назад, она не удержалась на ногах и растянулась на полу, горько разрыдавшись.

Оцепенение Северуса тотчас прошло и он поспешил на помощь. Помог подняться, невербальным Репаро починил лопнувший ремешок и растерялся, не зная, что делать дальше.

— Позвольте вас проводить? — зачем-то предложил он, и женщина согласно кивнула.

Жила она буквально за углом, в довольно скромном, что очень опрятном танхаусе. Пригласив Северуса, она, извинившись, скрылась в ванной комнате, а когда вернулась через несколько минут — без косметики, умытая, — только покрасневшие веки выдавали недавнее происшествие.

— Вы в порядке? — спросил он, делая шаг к двери. Он не должен был заходить, теперь не было бы неловкости…

— Извините, — натянуто улыбнулась она. — Я обычно не такая плакса.

Северус кивнул, не зная, что сказать.

— Вы не торопитесь? Могу я угостить вас чаем?

И он снова зачем-то кивнул.

На удивление разговор не был тягостным. Северус собрался было отмалчиваться, но Джин, как представилась новая знакомая, вовсе не стала вываливать на него причины своих слёз, лишь ограничилась размытой формулировкой про болезненные воспоминания. Они говорили обо всём и одновременно ни о чём; чайник пришлось подогревать трижды, а когда за окном начало смеркаться, Джин легко улыбнулась и покачала головой:

— И сама ничего не купила, и тебе не дала.

— Магазин ещё работает, — с намёком пожал плечами Северус, и вскоре они уже шагали обратно, туда, где встретились.

Бродя вдоль полок бок о бок, Джин снова стала задумчивой, но в этот раз не стала скрывать причин:

— Непривычно ходить вот так за продуктами с незнакомцем. Прости. Я много лет была замужем и никак не привыкну к переменам.

Судя по тому, что глаза у Джин снова были на мокром месте, Северус заключил, что брак закончился плохо. Смертью или изменой, скорее первым — чем-то, что заставляет грустить и жалеть о прошлом.

— Для меня это тоже в своём роде новый опыт, — не покривив душой, признался Северус.

Выгрузив товары на ленту, они расплатились каждый за свои покупки, и Северус по-джентльменски предложил снова проводить Джин.

— И темно уже, и тяжело… — он неслышно вздохнул и зачем-то добавил: — И мне приятно твоё общество.

Джин светло улыбнулась и взяла его под руку. И хотя нести пакеты в одной руке было неудобно и тяжеловато, Северус не позволил возникнуть и мысли о том, чтобы отстраниться.

* * *

Специально искать встреч Северус не собирался точно, однако сам не заметил, что теперь ходит в тот самый магазин не раз в неделю, а каждый день. И норовит задержаться подольше. Да и путь его лежит не по прямой, а мимо дома Джин.

Анализировать своё поведение он не хотел, но даже окклюменция пасовала — мысли то и дело сворачивали на воспоминания о единственной встрече. Иногда, ловя себя на этом, Северус досадливо морщился и заставлял сосредоточиться на том, чем занимался. Но чаще давал сознанию свободу.

У него никогда не было друзей. Лили он потерял задолго до рокового Хэллоуина — даже раньше её брака, раньше его выбора стороны, примерно в тот момент, когда Шляпа отправила их на разные факультеты. Северус цеплялся за единственную подругу от безнадёжности и из-за этого лишил себя даже шанса на дружбу с сокурсниками. В школе у него были нормальные отношения со многими слизеринцами, однако в дружбу они так и не переросли. Ну а когда он сначала выбрал одну сторону, а затем переметнулся на другую, у него не осталось никого. Не Дамблдора же, шантажом принуждающего его служить делу Света, считать другом?

За всю жизнь у него кроме Лили и Дамблдора не было никого, рядом с кем он мог расслабиться. Лили — потому что он был слишком юн, чтобы не доверять. А Дамблдор… старику нужен был Северус, потому удара в спину можно было не ждать. Ну и Персиваль, конечно, своему спасителю не доверять у Северуса не было причин, однако они были слишком разными людьми, чтобы, несмотря на взаимное расположение, подружиться.

С женщинами вопрос и вовсе был открытым. Детская влюблённость, переросшая в наваждение, перечеркнула любые попытки Северуса устроить судьбу. Он не умел общаться с женщинами (да и с людьми вообще) и в конце концов перестал даже думать об этом.

Знакомство с Джин нарушило привычных ход событий. Она не была красавицей — обычная женщина, симпатичная, но не более того, не первой молодости да ещё и маггла. И всё же она оказалась первой и единственной женщиной в его жизни за очень, очень долгий срок. И потому не думать о ней не получалось.

— Здравствуй! — радость в её голосе почему-то заставила его смутиться. — Как хорошо, что мы встретились! Я даже не подумала спросить твой телефон…

У Северуса не было телефона, о чём он прямо и сказал. Они снова разговорились ни о чём и обо всём, и полчаса спустя, так ничего и не купив, не сговариваясь двинулись к выходу из магазина. В какой-то момент Джин снова загрустила, и он предложил ей выговориться.

— Я бы и рада, но… — она с горечью покачала головой.

— Ты не обязана, — стараясь не показывать, что разочарован, улыбнулся Северус.

— Не хочу, чтобы меня считали сумасшедшей. Я долго держалась, но Рождество — семейный праздник, и встречать его одной…

— Если хочешь… — он прикусил язык, останавливая себя, но Джин уже резко остановилась и теперь с надеждой заглядывала ему в глаза:

— Правда?! Я понимаю, мы едва знакомы, но я была бы очень рада, если бы ты пришёл.

— Я… — никто и никогда не приглашал его на Рождество. Его вообще редко куда-то приглашали — не та репутация, не тот образ. А Рождество действительно было семейным праздником, на котором вечно хмурому и язвительному профессору Снейпу делать было решительно нечего. — Я с удовольствием, — заставил он сказать себя. Он больше не был тем Снейпом — всеми ненавидимый профессор зельеварения погиб во время Битвы за Хогвартс.

С Джин было удивительно легко не вспоминать прошлое. Хоть и начал он жизнь с чистого листа, поселившись в мире магглов, заполнять лист было нечем. Северус ел, спал, варил зелья на продажу, но не жил. За полтора года, что прошли с его смерти, он чуть ли не впервые заговорил с кем-то по собственному желанию. Впервые захотел заговорить.

Сделав внушительный круг вокруг района, Северус провёл Джин до дома и снова получил приглашение на чай. И снова не отказался.

За окном сыпал снег, мигали огни гирлянд, слышались приглушённые рождественские гимны, а в гостиной дома Джин было тепло и тихо, пахло хвоей и бергамотом любимого чая хозяйки. Они снова болтали, обсуждали рождественские блюда и искали компромисс, что устроил бы их обоих, а потом писали список продуктов, которые всё же нужно будет не только сложить в тележку, но и купить и принести домой, и улыбались друг другу. И на этот раз перед тем, как проститься, обменялись контактами: Северус записал свой адрес, а Джин — номер телефона.

В Сочельник в магазинах было очень людно, но в компании Джин Северус не испытывал привычного раздражения. Да, все толкались, и очереди на кассу выросли раза в три, но теперь он не был один, и это кардинально изменило отношение.

В доме Джин они сразу прошли на кухню и занялись добытым Северусом гусем — без магии не обошлось. Она занялась овощами, он — птицей. Сделали перерыв и выпили чая в гостиной, при этом Джин со смехом предупредила, чтобы он осторожно обходил люстру:

— Омела… Прости, это не намёк! Но традиция же.

И Северус совсем не смутился, лишь кивнул с улыбкой. Поцелуи под омелой — что может быть более уместным в Рождество. Мысль показалась вполне естественной и не вызвала отторжения. Напольная ваза, в которую Джин поставила елочные ветки, заняла место рядом с окном, и Северус нерешительно положил свой подарок рядом. Они были едва знакомы, встречались лишь трижды, и это даже нельзя было назвать свиданиями, и всё же он счёл нужным и правильным явиться не с пустыми руками.

Когда гусь отправился в духовку, пришло время заняться гарниром и десертами. Стоя с ножом над разделочной доской, Северус чувствовал себя как рыба в воде, и Джин это явно нравилось: она раскладывала или смешивала все ингредиенты, но резал их Северус.