Миллениум

Однако многие выступили против. В том числе среди рыцарей. Величайшие ордена, орден Белой Перчатки и Великих Свершений, отказались следовать за Безумным (как теперь называли они Нириама). Магистры первого и второго сохранили верность Храму Великого Белого Духа. Многие малые ордена тоже выступили против. Всевозможные лорды, опасаясь безумных речей неистового рыцаря, стали поднимать свою армию; наконец и сам Храм впервые за многие годы поднял Белую Стражу — тех самых воинов, тоже рыцарей, разумеется, которые прежде охраняли рубежи Священного Города Нарука.

И разгорелась великая война.

Сильные мира сего наблюдали её с небесной вышины. Они стояли над картами и двигали армиями, сжигая на своём пути города и деревни.

Простые же эльфы, как Меру, видели всё собственными глазами.

Уже через пару недель после начала войны и явление новой эпохи, — последователи Нириама решили вести счёт с момента его воцарения над эльфийскими душами в качество нового Наместника, — несколько десятков тысяч оруженосцев, рыцарей и простых солдат отправились в поход. В те времена Меру, как и многие другие был исполнен великого оптимизма. И даже мрачное настроение его друга Нара, который желал ему и Ируну быть осторожными, не остудили в нём этого чувства.

Его остудила кровь.

Не первая, нет, и не своя.

В первых сражениях он проявил себя неплохим воином. Выносливым. Умелым. Сильным. Как и прочие рыцари, ибо хотя не все они умели воевать против других эльфов, но были опытными бойцами и обладали невероятной силой. Один рыцарь запросто разносил десятки, если не сотни солдат; словно заострённые клинки вонзались они в ряды своих противников. Иной раз, во время очередного сражения, Меру и вовсе не приходилось проливать кровь самостоятельно. Наместник Нириам и его генералы наизусть изучили знаменитый трактат о военном деле великого стратега Меркела…

Но затем положения дел стало меняться.

Впервые Меру понял это во время битвы за одну совершенно незначительную крепость под названием Гуранрок. Её обороняло всего десять тысяч эльфов — их собственная армия была в шесть раз больше, хотя ей руководил и не Нириам — последний в это время продвигался к Белому храму, — но один из его Десяти Мечей, верных соратников, рыцарь по имени Ламар.

Гуранрок должен был пасть за пару недель.

В итоге местный гарнизон продержался намного дольше. Всё это время они боролись за каждый камешек на стене своей обители. Когда же рыцари Ламара наконец зашли в крепость, они не нашли ни одной живой души. Все защитники пали в смертельной битве.

Именно тогда Меру, потерявший в битве правое ухо, стал смутно понимать, что такое война…

Глава 19
Тогда же

На дереве висели три трупа. Отец. Мать. Маленькая дочка.

Меру смотрел на них долгое время, прежде чем Ирун хлопнул его по плечу и позвал скорее возвращаться в строй. Оруженосец вздрогнул, пришпорил свою лошадь, и последняя медленно встроилась в ряд из многих тысяч остальных, которые шли по ухабистой лесной дороге…

Война неминуемо приносит разрушения. Иной раз она разрушает идеалы. Меру был не первым и не последним рыцарем, который разуверился в праведности своего дела, когда ему впервые пришлось поднять свой меч против другого рыцаря. Некоторые считали это необходимостью; другие называли всех своих врагов еретиками. Третьи, которые были меньшими идеалистами, просто наслаждались всем происходящим — грабили, убивали, чинили разбой. Некоторые командиры пресекали подобное поведение. Сам Нириам казнил нескольких рыцарей, которые посмели изнасиловать простую крестьянку, но в отношении солдат довольно часто есть определённые поблажки.

Особенно с течением времени, когда последних становится на всё меньше.

Меру не брал прямого участие в великом походе, который Нириам устроил, намереваясь захватить жрицу и святую-святых Великого Белого Духа. Армия, в которой он состоял, в это время воевала на другом конце континента, причём против других рыцарей из Ордена Белой Перчатки. До него и прочих его соратников доходили только разрозненные слухи о победах их славного командира, которому в итоге, несмотря на все преграды удалось добраться до великого города Намира.

В это самое время другая армия Ордена Небесной Длани потерпела небольшое поражение в битве против легионов ордена Славных Свершений, но это было совершенно неважно: ведь Намир находился у них в руках! Ещё немного, и славный Нириам станет настоящим Наместником, ещё немного, и все склонятся перед лицом героя!

После этого Нириам повёл свою армию дальше на запад… но последняя была сильно потрёпана после битвы за Намир. Последовало ещё несколько сражений, уже не таких блистательных, а затем и первое поражение. Совершенно незначительное, и всё же… Первое.

В это самое время армия Меру, ещё более потрёпанная, наконец вернулась в цитадель Небесной Длани, где они собирались держать оборону перед единой армией Белой Перчатки, других орденов и союза лордов. Тогда же Меру снова встретил своего друга, Нара. Последний всё это время находился в крепости и истово исполнял обязанности счетовода. Правда сперва Меру его не узнал — таким худым и тощим сделался друг его детства. Когда Меру заметил это, последний хмуро ответил, что с недавних пор они перешли с полутора галеты в день на одну, и что сам Меру был немногим лучше, особенно теперь, когда они больше не могли грабить прочие земли.

Меру хотел возразить, что ничего они не грабили, что всё это было на благо великого дела, и что по велению Нириама каждой семье, у которой приходилось забирать еду, писари оставляли расписки, чтобы они могли потом получить её назад…

— Если с голоду не умрут, знаю, — отмахнулся Нар. — Дело не в этом, Меру. Я видел цифры, мы проиграли. А теперь пошли. Если ты успел что-нибудь припасти из «взятого на время», съедим это вместе, пока не испортилось.

И они пошли. Всю дорогу Меру размышлял над фразой: мы проиграли. Что это значит? Как они могли проиграть? Немыслимо. Намир находился у них в руках. Нириам вёл армию в шестьдесят тысяч эльфов. Их собственная, хотя и поредевшая, насчитывала сорок. Они не могли проиграть. Ещё рано. Ещё… И пока он об этом думал, пока прочие солдаты спешивались и заносили редкие припасы в казематы крепости, пока на другом краю континента армия Нириама несла своё первое поражение, возвращаясь за стену Намира, в котором не осталось более еды и припасов, — с пасмурного неба медленно падали первые снежинки, предвещая пришествие зимы…

Да, основная, величайшая проблема Нириама была в припасах. Немного банальная причина для поражения, но логичная. Ордену сложно было наладить логистику. Сложно было кормить солдат, когда монахи, которые повелевали силами природы, в большинстве своём были за Храм Великого Белого Духа и совет кардиналов. Считанные единицы из них встали под знамёна новоявленного Наместника. Остальные посчитали его еретиком. Это было неминуемо, учитывая некоторые его действия.

Последовала осада Намира, разумеется героическая, про которую Меру только слышал, сам в это время поедая половину галеты в день — рацион снова сократили, — а затем армия Нириама выступила в битву. Не последнюю, но самую главную. Не решающую, потому что всё уже решилось, но ту, в которой были пролиты реки крови.

Занятное стечение судьбы, но эта баталия прошла всего в нескольких километрах от поля, на котором в другой реальности схлестнулась армия Лукреции и Белой Императрицы.

В этой баталии с одной стороны выступали рыцари Небесной длани, воины Нириама, с другой — два императора и великая жрица, которую Нириам хотел взять в свои жёны, и которая оказалась удивительно волевой девушкой.

Всего в этом сражении участвовало больше сотни тысяч эльфов.

Погибла — треть.

По завершению сражения многие километры заснеженного поля покрывали горы из разбитой стали и бурые лужи.

Опять же, Меру не был участником той битвы.

В это время он защищал крепость Небесной длани, которую осаждали воины Белой Перчатки.

Во время осады погиб Ирун.

Шальная стрела пробила ему голову.

Быть может, размышлял Меру после… ему повезло.

Глава 20
Последствия

Меру не в первой было терять своих братьев, но теперь это было особенно болезненно — ведь они не могли даже развести для Ируна собственный костёр. Не могли провести церемонию. Тела погибших, чужих и своих, просто складывали в кучу и поджигали. В небесах над крепостью день и ночь висела завеса чёрного дыма. Некоторые даже предлагали съесть мертвецов, но… нет. Даже теперь, даже в час отчаяния они, рыцари, не собирались поступиться законов Великого Белого Духа. Простые эльфы могли пойти на такое. Не они. Ведь они знали, что такое — вера и честь.

Осада была страшной, болезненной, кровопролитной. Каждый день Меру поднимался на стену и выглядывал в тонкую бойницу, из которой открывался вид на бесчисленное эльфийское воинство, которое тянулось до самого горизонта, и, казалось, каждый день становилось всё больше и больше.

В один момент пришло облегчения. Явился Нириам. Это был праздник, безумный и неистовый. И потому что пришло спасение, и потому что многие рыцари снова увидели своего Наместника.

Радость их была недолгой. Отчаянной. Ведь его армия смогла пробиться в крепость, но не более того. Продолжали прибывать неисчислимые армии прочих эльфов. Осада продолжалась, а припасы стремительно кончались.

И наконец настал судьбоносный день. День, когда всё закончилось. Нириам согласился сдать крепость. Многие сотни раз обсуждали это решение. Ведь его рыцари готовы были сражаться до конца. Возможно, таким образом он хотел сохранить их жизни. Во всяком случае это было единственное объяснение грядущих событий.

Меру принял известие… спокойно. К этому времени он уже со всем смирился. Он просто обрадовался, когда ему, теперь уже закованному в кандалы, позволили немного тюремной похлёбки. В остальном всё происходящее было точно в тумане до судьбоносного момента, когда его и остальных рыцарей и оруженосцев вывели на ту самую площадь, на которой Нириам читал свою речь. Он снова был здесь, с головой, опущенной на каменную плаху. Вокруг него стояли палачи. В небесах светило яркое солнце. Топор вскинули до небес… и опустили.

На этом закончилась жизнь самого ужасного еретика; на этом закончилось великое восстание ордена Небесной длани. Почти. Ведь перед тем, как его и прочих оруженосцев отправили на рудники, Меру успел потерять ещё одного друга. Нара тоже казнили. Только иначе, без фанфар и особого внимания. Ему, как и всем остальным счетоводам, которые занимались административными вопросами, приписали самую прямую роль в проведении восстания. Некоторые даже говорили, что именно они были его зачинщиками.

Поэтому их казнили.

Меру так никогда и не увидел тела своего друга.

После этого он пять долгих лет провёл на рудниках. Сгибая спину, поедая тщедушную похлёбку — после всего случившегося даже она казалась ему сладостной амброзией — добывая сталь, и потом, когда его перевели на другое место, уголь.