Под игом чудовища 1. Капитан

Пишет!

Иногда лорд Говард даже подумывал о написании мемуаров — а что? Материала у него для этого сколько угодно! Ведь когда он сам перечитывает то, что записывал, пусть в сухих и точных, казённых, как любил приколоть «мемуариста» его «любимый» племянник, формулировках, о ходе битв и маневров, поневоле всплывали и сопутствующие этим делам обстоятельства.

Например, когда он перечитывал главу о битве с огромными крысами в день осеннего равноденствия, само-собой всплывало воспоминание о том, что биться пришлось и вечером, и почти всю ночь. А крысы жутко воняли мокрой шерстью — шёл дождь! — и верещали: душераздирающим визгом, словно кто-то водит миллиардом иголок по миллиону оконных стёкол, казалось, было пронизано всё: и леса, и поля, и даже кольцо обоза, куда тогда телеги установили как надо. Многих тогда покусали только оттого, что пытались ещё и уши затыкать — от душераздирающего визга-скрипа жутко болели уши и голова!..

А ещё запомнилось, что котлована, вырытого для закапывания тушек убитых, не хватило — трупы всё скидывали и скидывали, а они всё не кончались и не кончались, поскольку их подносили и пехотинцы, и подвозили всадники кавалерии — волоча иногда по десять за раз, привязанных за мощные голые хвосты.

Пришлось тогда выкопать новую яму, чтоб слой земли, которым засыпали вонючих тварей, был не меньше шести футов…

Ещё лорду вспоминалось, при чтении, скажем, записей о нападении летучих мышей, что ночи тогда как нарочно — стояли жаркие и влажные. Люди, бившиеся с напастью, задыхались, пот заливал глаза, рукоятки оружия выскальзывали из ладоней… И он даже записал крамольную мысль: не овладел ли их исконный враг тонкостями управления погодой?!..

Но довольно рассусоливаний. Нужно работать.

Он макнул перо в чернила:

«Голуби с посланием лорда Дилени о нападении на Милдред новых тварей лорда Хлодгара прибыли в половине четвёртого ночи. Заседание Совета Штаба состоялось через пятнадцать минут, и обсуждение плана действий длилось не более получаса. На сборы пехоты и лучников ушло менее часа. Выступили из замка в пять, когда уже начало светать. Пехота направилась на равнину Ундинос, куда добежала форсированным марш-броском за час, когда уже рассвело. Кавалерия заняла позиции в лесах Чернореченском и Росселя, соответственно в миле и полумиле за валом Адриана.

Первые отдельные воины противника стали появляться ближе к семи — когда уже солнце стояло высоко. Позиции наших войск как всегда позволяли встречать врага, бегущего с северо-западной стороны, так, что восходящее солнце светило им в глаза, мешая и ослепляя. В этом смысле расчёт средней скорости бега тварей и время их прибытия на равнину оказался верен.

Первых, единичных, тварей, бегущих напролом, лучники по нашему приказу встретили стрелами, выжидая подхода основных сил врага. Продолжали лучники выкашивать живую силу противника и когда тварей стало больше. И так происходило, пока не закончился двойной запас бронебойных стрел. Эффективность армейских луков и новой формы бронебойных наконечников в виде шестигранников ещё раз доказала их полную адекватность и действенность на дистанции менее пятидесяти шагов даже против пассивных средств личной защиты в виде кольчуг и лёгких щитов.

Впрочем, по поводу «подхода главных сил»: нельзя сказать, что основные силы противника оказались как-то особо отделены от авангарда — нет, просто немного увеличилась плотность набегающей массы его пехоты. Но так могло получиться само-собой, как если бы впереди прибежали самые быстрые и выносливые, а основная, средняя, масса, просто не могла бегать столь быстро.

Так же необычным было и то, что не имелось и привычного арьергарда.

Да и вообще: твари бежали не в строю, а так, словно каждая — сама по себе! Я бы назвал такой строй — рассыпавшейся цепью. Вернее — шеренгами, рассыпавшимися и бегущими без определённого интервала, несколькими десятками, или, скорее, сотнями, таких цепей. Однако очень быстро число выбежавших на равнину воинов противника стало настолько большим, что лучникам оказалось трудно справляться, часть прорвалась сквозь оба рва, и в дело вступила пехота.

Лучники до того, как окончились стрелы, огонь вели прицельный, прямой наводкой. Примерно половина из общего числа нападавших оказались убиты в первые же полчаса — стрелами. Остальные, почему-то не имевшие ни фашин, ни мостков, начали поодиночке, неорганизованно, штурмовать траншеи — невзирая на чудовищные потери, и чисто технические трудности. Создавалось такое впечатление, что сами твари не особенно хорошо понимают, что или кто их гонит вперёд, и что им грозит — они просто слепо повиновались чьему-то приказу, даже не осознавая, что их начальство просто использует их как слепое и тупое пушечное мясо! (Вот, кстати, важный момент — как раз насчёт интеллектуальных и боевых возможностей и способностей новых тварей. Похоже, лорду Хлодгару не удалось научить их владению более сложным оружием, типа луков или копий. Ну, или этого не позволяло сделать устройство их странных рук-лап.)

За полтора часа наши бойцы справились со всеми нападавшими, фактически не пропустив их через вал Адриана. Кавалерии так и не пришлось вступать в бой.

Потери противника по самым скромным оценкам только у вала Адриана составили более двенадцати тысяч.

«… я понял, что это она из-за обезвоживания так ослабла. Даже мычала и стонала с трудом. А уж двигаться!..

Когда развязал, она буквально рукой пошевелить не могла! Ну правильно: бедняжечке за эти двое суток пришлось капитально попотеть! Да и не больно-то пошевелишь руками, вывернутыми из плечевых суставов! (Ха-ха.)

Теперь, когда ворочал её, словно тряпичную куклу, вместо звуков изо рта доносилось только что-то вроде хрипов. А полуприкрытые слипшиеся от гноя глаза вообще не фокусировались.

Блин. Ушла, стало быть, девушка «в себя».

Не-ет, мне обессилевшая и отупевшая до полубеспамятства равнодушная кукла не нужна. Она должна быть в полном сознании. И ощущать всё происходящее с ней. Чтоб уж мне заметна была её ответная реакция.

Поэтому когда привязал её к станку, даже дал попить — о, как она жадно глотала! Но я знал, что много сразу давать нельзя — всё просто выйдет с тут же выступившими бисеринками пота. Поэтому позволил ей не больше стакана. Чтоб хоть как-то привести в сознание, даже дал отлежаться. Ну, минут пять. После чего влил ей ещё полстакана. А через ещё пять — и ещё полстакана. Ну и ещё чуть-чуть.

Нормально. Глазки прояснились, и в них снова возникла ненависть. И страх. Я оказался настолько «добр», что даже прочистил ей уголки глазниц — убрал кончиком носового платка желтоватую плёнку и комочки гноя. Промыл и водой. Глазки заблестели. А ротик оскалился — белые зубки пока при ней, и один раз она даже чуть было не подловила меня: еле успел отдёрнуть пальцы!

Посмеялся, конечно, но ей даже не попенял — пускай её делает, что хочет.

Ну хорошо. В себя она явно пришла. Всё, стало быть, вспомнила и понимает. Ситуацию оценивает правильно. Теперь сможет реагировать. Адекватно. И кричать, а не хрипеть. Причём кричать уж так — чтоб аж мороз по коже!

Впрочем — нечего эту козу баловать: кроме самой обычной воды из кувшина, который висел тут же, в подвале, вне пределов её досягаемости, видимый ей, но недоступный, ничего ей больше не дал. Руки, вывернутые на дыбе из суставов, я вправлять обратно не стал — зачем?! А в таком состоянии их кисти очень даже хорошо привязались к плоским поперечинам станка: я тщательно притянул к доскам каждый её пикантный крохотный пальчик с накрашенными по последней моде маникюром ноготками. Разумеется, не забыл и ремни у локтей и плеч. Затем притянул поплотней и ремень на талии, и ремни, проходящие по суставам у её обворожительно пикантных бёдер, у промежности — а она, оказывается, успела неплохо похудеть за эти двое суток! Готов поспорить обо что угодно, что если б теперь на неё нацепили корсет, он свободно затянулся бы до самых последних дырочек: семнадцать дюймов в обхвате! Вот была бы фигура… Но ей она уже не понадобится, поскольку я не планирую позволить ей выжить! (Ха-ха — два.)

Проверил я и то, как закреплены и раздвинуты её ноги: отличная горизонтальная растяжка, каждую ножку тянет за щиколотку от станка к стене груз почти в двести фунтов. Что ни говорите, а гипертрофированно широко раздвинутые и надёжно зафиксированные женские ножки — очень даже возбуждают! Похоже, мы все это осознаём, сознательно, или бессознательно, (Иначе как же объяснить непреодолимую тягу всей нормальной составляющей мужской половины человечества, у кого ещё не на «полшестого», к древнейшему искусству, сейчас запрещённому Конклавом: к Балету!) но только избранные, вроде меня, применяют средства для достижения этого на практике!

Всё закреплено и растянуто отменно, и боюсь теперь только одного: как бы бёдра не вывернулись из суставов! Аристократка же, мать её за ногу — ноги не тренированны ходьбой или работой, а, значит, и суставы слабоваты.

Зато длинные стройные ножки раздвинулись — воистину шикарно!

Ну, готова моя голубка к дальнейшим экзекуциям!

Да и хватит отдыхать и отлынивать: вся ночь была в её распоряжении. А уж если ей не удалось удобно расположиться, (Ха-ха — три. Как бы она «расположилась» — связанная-то?!) или выспаться на холодном и жёстком каменном полу — это не моя проблема!

Похлестал её для разминки плетью-семихвосткой. Бил несильно, но в-основном — в область нежной внутренней поверхности бёдер, и в промежность: пусть-ка её нежные губки и куночка опухнут, чтоб оказать мне более сильное сопротивление! Леди вполне очухалась, и уж будьте уверены: и кричала, и визжала, и проклинала меня — заткнуть бы уши, которые сворачивались в трубочку от тех выражений, что эта благородная особа, оказывается, знает! Но, если честно, зря она орала: я бил не в полную силу. Так, чтоб оставались лишь синяки и рубцы: то есть, на тянул плети вниз, а просто ударял. Не хотел, чтоб она мне всё моё «прокрустово ложе» кровью из открытых ран на нежной коже забрызгала. Или меня испачкала — я брезглив.

Ну вот, десяти минут «обработки» хватит. Пока у неё там, в «обработанных» местах, всё горит и саднит, можно переходить и к нормальным пыткам.

Начать основную часть программы я решил с гвоздей, потому что угли в жаровне как раз разгорелись как надо: до красного каления.

Гвозди у меня тонкие, но длинные: почти по два дюйма.

Входят всегда с восхитительным шипением и «аппетитным» запахом жаренного мяса! Как не вспомнить барбекю, или шашлыки…

Так было и на этот раз: когда засовывал клещами самый первый ей под наманикюренный ноготок мизинца, она уж так орала, так орала — я сразу понял, что вода глотку промочила как положено! У меня даже в низу живота засвербило — не то от страха, не то от вожделения! А уж умоляла — так унижаться себе не позволяли даже простолюдинки! Нет, некоторые, конечно, ломались быстро, и готовы были меня в задний проход целовать, только бы я прекратил их мучения, но попадались и такие… Стойкие. Духом.

Эти и проклинали меня, и костерили на чём свет стоит — я даже некоторые, особо цветистые, обороты, записывал — чтоб вставить при случае в эти чёртовы мемуары.