Одна душа

Никто – ни люди, ни демоны, ни другие вампиры, не говоря уже о ведьмах – не посмели бы сунуться в замок. Куда еще я мог привезти Диану, чтобы она была в безопасности?

– Стоило проявить осмотрительность, Мэтью.

Стоило.

Но речь шла о Диане Бишоп. И я не мог допустить, чтобы до нее добрались обезумевшие от жажды власти существа. Пусть лучше Диана останется со мной под холодной опекой моей матери, которую за глаза называли охотницей на ведьм, чем попадет в лапы Питера Нокса или – того хуже! – Конгрегации.

Я прекрасно видел, что Диана подавлена нерадушным приемом, оказанным ей хозяйкой замка. Но это было сущей мелочью по сравнению с угрозой за крепостными стенами. К тому же я верил, что со временем Изабо оттает, а рядом с приветливой, по-человечески теплой Мартой, которая жила с нами уже сотни лет, Диане не будет так неуютно. Марта была средоточием доброты, участия и любви – всего того, что было так необходимо потерянному, вырванному из привычного мира существу, пусть даже и ведьме.

– Ты понимаешь, чему подвергаешь нашу семью?

Разумеется, я понимал. Но пути назад не было: Диана стала частью меня, а значит – и нашей семьи тоже. Только об этом не знала ни мать, ни сама Диана, ни кто-либо еще. И не должны были знать. По крайней мере, пока.

Жизнь вампира измеряется не в часах и годах, а в тайнах – как сохраненных, так и раскрытых. Вампиры скрывают все: личные отношения, имена, которыми пользовались, подробности своих многочисленных жизней. А у меня секретов было больше, чем у кого бы то ни было. И мои чувства к Диане Бишоп венчали этот тайный список.

Чтобы никто не добрался до нее, я устроил ее в своей башне, в спальне, единственный вход в которую вел через мою комнату. Так мне было спокойнее.

Пока Диана отдыхала, я изучал фотографии ее убитых родителей и выяснил такое, что заставило заледенеть мое и без того холодное сердце, которое так гулко ударилось о ребра в тот момент, когда мне открылась истина, что должно было разбудить спящую Диану. Я думал, что уже не способен испытать настолько глубокий шок, но я ошибался. Это открытие еще больше укрепило мою уверенность не отпускать Диану из-под своей защиты и тем более не отдавать ее ведьмам, какими бы родными по духу и крови они ей ни были.

На конной прогулке Диана веселилась, как ребенок, и словно летела по воздуху. Мне пришлось настоять, чтобы она надела шлем и защитный жилет, несмотря на ее заверения, что она с детства прекрасно держится в седле. Нет уж. Мне было настолько страшно потерять ее, что даже к такому невинному развлечению, как прогулка верхом по нашим землям, я готовился, словно к осаде крепости. Я нес за нее ответственность. Садясь в мою машину, Диана должна была пристегнуться, садясь на мою лошадь, – надеть защитный жилет. Это не обсуждалось.

Не обсуждались и другие безумства – прыжки через изгородь, скачка во весь опор с опущенными поводьями и без стремян на незнакомой лошади, да еще и с закрытыми глазами! Но Диана не стала бы той, которая завладела моим сердцем, если бы не нарушала запреты с легкостью ветра. Она и сама была, как ветер, – свободная, сильная, свежая, стремительная! Я привык к беспрекословному повиновению: просьбы, переговоры и уступки были для меня внове. Но лишь одно я потребовал от Дианы выполнить неукоснительно – не выезжать одной, без меня.

Я делал все для ее безопасности. Но мог ли защитить ее от правды?

Как бы мне ни хотелось это скрыть, я был вынужден рассказать Диане то, что обнаружил на фотографиях ее родителей.

– Это инсценировка. Создана видимость нападения, но я их изучил. Под слоем грязи был начерчен круг, колдовской круг. Твоих родителей убили не люди. Твоих родителей убили ведьмы.

Если бы мне кто-то сообщил, что Филиппа истязали не ведьмы, которые работали на нацистов, а вампиры, я потерял бы рассудок. Можно сопротивляться чему угодно, зная, что за твоей спиной стоят подобные тебе, те, кто испокон веков защищал своих. Это непреложный закон и истина в первозданном виде. И то, что я увидел в глазах Дианы, ударило и меня самого. Как бы я хотел забрать хоть часть ее боли! Но это было мне не по силам.

Я мог лишь быть рядом. Говорить с ней. Ухаживать за ней во время ужина. Разжечь для нее камин, который слишком долго пылился без дела. Вампирам тепло ни к чему, но для Дианы холод каменных стен вкупе с холодом сердечным той, что против воли принимала ее в замке, мог оказаться губительным. И мне хотелось согреть ее, заставить отвлечься от мрачных мыслей о судьбе родителей и своей собственной. Хотелось прижать к себе и ощутить ее теплую ладонь в своей. Не для того ли придумали танцы, чтобы мужчина мог погрузиться в иллюзию обладания женщиной на глазах у всех без ложного стыда и порицания?

– Слушай музыку и доверься мне.

Бог ты мой, Диана в танце вся светилась от счастья! Мягкое сияние окутывало ее золотой вуалью и волшебным образом преображало ее взгляд и улыбку. Она впервые наслаждалась своей магией, а я – далеко не в первый раз – ее колдовской красотой, лучистым светом, теплом и дурманящим запахом луговой манжетки и ивового сока…

Я позволил себе потерять голову от всей этой невероятной лавины ощущений, которые я не испытывал очень давно, да и было ли это вообще? Диана, такая умиротворенная, такая счастливая, такая податливая в моих руках была мне ответом на все мои молитвы, на все мои вопросы к мирозданию. Ее руки, обнимавшие меня. Ее губы, наполнявшие меня трепетным теплом. Ее дыхание, вливающее в меня жизнь. Моя Диана. Моя…

Но за все в жизни нужно платить. Только прискорбно, что зачастую момент расплаты приходит сразу же за мигом счастья, не давая насладиться сполна и поверить самому себе, что счастье – было.

Расплата настигла меня той же ночью в лице Доменико Микеле – посланника Конгрегации, который явился отобрать у меня мою Диану и доставить ее на допрос в Венецию, где – сомнений не оставалось – она попадет в руки безжалостных существ, одержимых Книгой Жизни. Один только Питер Нокс чего стоил, не говоря уже о Герберте и о самом Доменико – подлом и мерзком вампире, умудрившемся проникнуть в Сет-Тур по праву происхождения. От него исходила наглая самоуверенность и неприкрытая ненависть, рожденная нашими с ним давними счетами. Предвкушая реванш, он хищно улыбался и нарочито растягивал слова, упиваясь мнимым превосходством, а у меня внутри клокотала ярость, и хотелось вцепиться ему в горло, чтобы исторгнуть оттуда посмертный хрип вместо ядовито-медового голоса, произносящего приговор.

– Диана Бишоп, ты должна явиться в Конгрегацию для допроса и отдать нам Книгу Жизни.

– Передай Конгрегации, что у меня ее нет. Если она им нужна, пусть возьмут сами!

Ma vaillante fille*, которую я так любил и которой так гордился в этот момент! Но, видимо, мне плохо удалось скрыть эмоции, либо все и без того было настолько очевидно, что Доменико сделал единственно правильный вывод.

– Дело вовсе не в книге, верно? Нет… Все дело в ней. Вы нарушаете Соглашение.

Это был конец.

Крах всех моих простодушных надежд быть с Дианой вопреки нелепым законам тысячелетней давности и как можно дольше скрывать от нее их существование. Но Соглашение – козырь в руках Конгрегации и Доменико, тем более сильный, что Диане о нем известно не было.

– Надо же, она даже не знает! Мэттью, ты лишился рассудка.

Возможно. Однако моей выдержки хватило на то, чтобы улыбнуться Диане и отправить ее в дом с Мартой: она не должна была видеть, как я набросился на Доменико и вышвырнул его из Сет-Тур.

Он исчез, но свое черное дело сделал. Подлая змея успела укусить, прежде чем уползла во тьму. И яд ее стремительно пропитывал и отравлял мое сознание, изгоняя иллюзии, которые тем не менее нельзя было скрыть от Изабо.

– Мама, я люблю ее.

– Я это вижу. Я согласна с Доменико. Отдай ее им, и тогда они ее не убьют. Иначе ей конец.

Да, устами моей матери говорила горькая истина – это был конец. Одно я знал точно – Диану я им не отдам, какую бы цену мне ни пришлось заплатить за это неповиновение Конгрегации. А вот Соглашение… Оно категорически запрещает личные отношения между видами, поскольку их смешение когда-то слишком бросалось в глаза, нарушало баланс силы и могло выдать нас людям. А от этого могли пострадать не только мы сами, но и наши семьи: моя и ее. Все, что дорого нам обоим.

Пока я возвращался в дом, решение пришло само собой. Поднимаясь, я ступал не по древним каменным ступеням родового замка, а по обломкам неслучившейся жизни, которую я посмел представить себе рядом с той, которая стала для меня дороже всего моего полуторатысячелетнего существования. Я чувствовал себя так, словно с меня только что содрали кожу. Нечто хрупкое и удивительно чистое связывало меня с ведьмой, а по венам, сколько ни отпирайся, текла кровь вампира.

И отрицать этот факт было невозможно.

Что бы ни ждало нас впереди, сколько бы мне еще ни пришлось встретить и проводить веков, я никогда не забуду помертвевший взгляд Дианы, когда я сообщил ей о том, что Соглашение мы нарушать не станем. А значит, вместе нам не быть.

– Бросить меня – это не выход! Я люблю тебя. Скажи мне, что ты чувствуешь. К черту Соглашение! К черту Конгрегацию! Что ТЫ чувствуешь?

– Ты это знаешь.

– Скажи!

Но сказать означало бы преступить закон и подписать приговор. Всем нам, но главное – ей!

Я любил Диану. И что я сделал, чтобы защитить ее? Уехал, оставив ее в слезах. Ради того, чтобы избежать разоблачения перед Конгрегацией и спасти ее жизнь. А чего это стоило мне – уйти, не оглядываясь, после моего признания матери, после того, что сказала мне Диана, – об этом не нужно знать никому.

Вампиры не плачут. Им отказано даже в таком простом человеческом способе облегчения боли. Вместо этого сердце мое обливалось кровавыми слезами, застывавшими свинцовыми каплями в моей вечной памяти. Это не получится пережить или забыть. Это навсегда останется со мной вместе с неестественно белым лицом Дианы и ее дрожащим голосом, умоляющим меня вернуться.

Глядя, как капли дождя стекают по лобовому стеклу автомобиля, я чувствовал каждую из кровавых капель, прожигающих мое истерзанное сердце. Я возвращался в Оксфорд, а мне отчаянно хотелось вернуться на пару недель назад, когда все только начиналось.

Но вампиры не властны над временем. Не до такой степени. Поэтому мне оставалось только одно.

И я не был уверен, что смогу это вынести.

*Ma vaillante fille – моя храбрая девочка (фр.).

========== 5. Когда горят мосты ==========

Музыка: Amber Run – I found

– Вампир и ведьма не могут быть вместе!

– Да, все вокруг это повторяют.

– Все дело в Конгрегации. Они сделают все возможное, чтобы не допустить смешения видов.

– Они не могут выбирать, кого мне любить! И мне плевать на последствия!

Скрыться можно от кого и чего угодно. Время, расстояние, ложь, алкоголь, беспамятство, грань между жизнью и смертью, в конце концов, – способов великое множество. А вот спрятаться от самого себя нет ни единого шанса. Я и не пытался. Куда там…