ПВТ. Сиаль

— Скажи, я был прав. Она и вправду вытянулась. За один-то переход, не плохо.

— Привет, — девочка подсела к огню, кашлянула в кулак, — можно мне попить?

— Держи, — Выпь протянул ей баклагу.

Серебрянка сделала несколько жадных глотков. Поблагодарила, продолжая недоверчиво ощупывать глазами Полог. Нерешительно осведомилась:

— А эта вот штука, она всегда зонтег Хома закрывает?

— Зон… чего закрывает?

— Ну, небо. Облака. Зонтег. Солнце, луну, Хомы там… всякие… Лут?

Под непонимающими взглядами вовсе смешалась.

Юга выразительно дернул бровью.

— Это Полог, — глухо обронил Выпь, — он всегда был.

— Ладно, — девочка посмотрела на свои руки, сжала пальцы в кулак, — мы идем?

***

Шли тем же порядком, что и допрежде. Долгие переходы здесь были не приняты. Отдохнувшая Серебрянка вертела головой по сторонам, поочередно закидывала спутников глупыми вопросами. Парни поняли, что ни о спиценогах, ни о пыльниках, ни о Провалах, ни о тровантах она не знала.

— Но почему нельзя начертать карту? — упорно допытывалась у Выпь.

Желтоглазый был не в пример терпеливее скорого на слова-подзатыльники, злоязыкого облюдка. Его примучивать можно было безбоязненно и безболезненно.

— Потому. Пространство, оно дикое. Бездомашнее. Границ нет. Главное при тебе — знать, куда хочешь попасть. Цель в уме держать. Тогда тебя непременно выведет.

— То есть, если я без цели гулять буду, то вовсе никуда никогда не приду?

— Ага.

— Чушь какая…

— Оттого группами люди ходят, мелкая, — вставил Юга, — когда много человек одну цель в голове держат, направление быстрее дается.

— А как же тракт ваш?

— То тракт. — Терпеливо пояснил Выпь, не отвлекаясь на раздраженное пофыркивание Юга. — Он смирный, выученный. Как положили — так и лежит.

Девочка в ошеломлении качала лысой головой.

— Откуда ты только взялась такая несмышленая, ай? — поинтересовался Юга, когда уже к веку они пробирались карминным полем.

Девчонка ответила значительно позже, когда тот же Юга увлеченно отстаивал перед Выпь право не прятать струящиеся волосы под глухой тканью от волосожора.

— Мне надо к Сухому Морю, — сказала, уставив на пастуха синие, как утопленник, глазища.

— Рад за тебя, а что ты там делать собираешься? — бросил Юга.

— У меня там родные, — потупилась Серебрянка.

— Что, у самого-самого Моря?

— За Морем, вообще-то. Надморье, — еле слышно ответила девочка. — И выше. И дальше.

— Как же ты одна здесь оказалась? — первым поборол удивление садовник тровантов.

Она неопределенно пожала плечами. Снова без ответа.

Не далеко, близко заверещали тахи. Высокие голоса скакунов привольно раскатились над причесанной ветром равниной, замылись за круглые спины карминов.

Путники встали, как вкопанные.

— Нагнали, — спокойно отметил пастух, сжимая кулаки.

— В стадо, живо! — Юга первым рванул к карминам — бесстрастным тучным глыбам.

Людей пасущиеся особые будто не заметили, пустили к себе. Их ничего не волновало под Пологом, ничто не могло испугать или удивить. Но вот кого они не жаловали, того и раздавить могли, в мокрое пятно раскатать…

Путники сбились за теплым боком крупного кармина, тесно прижались друг к другу.

— Это тот, от кого ты бежал? — спросила Серебрянка самым невинным голосом.

Юга шлепнул ее по макушке. Выпь одернул парня:

— Не обижай ее. От кого ты бежал?

— А может, это по твою голову, а? — с вызовом процедил Юга, осторожно высовываясь из-за справного тела кармина.

По равнине шли тахи — легкие, красивые, стремительные. Гладкие их круглые ноги наворачивали дорогу, всадники сидели как влитые, под краснозаревным Пологом мягко блестели шлемы и нашивки.

— Определенно, это за мной.

— Да кто?

— Вердо.

— Вердо? — не поверил Выпь. — Но они же все в Городцах…

— Так-то да, — кисло усмехнулся Юга.

— А по факту — нет, — снова не удержалась Серебрянка.

— Прячься!

Нырнули дружно обратно, да поздно — их успели приметить.

Тахи дружно, не ломая строй, развернулись. Один из всадников выдвинулся вперед, прочие раскинулись по правую и левую сторону.

Юга застонал от досады:

— Ай, он и руки свои приволок…

Выпь глянул за спину, решительно проговорил:

— Надо глубже забраться. Тахи не пойдут, не любят карминов. А кармины не любят вердо.

Осторожно, перебежками, двинулись в стадо, хоронясь за большими нагретыми тушами. Подлетевшие к черте карминов тахи фыркали, перебирали ногами, люди беспокойно тянулись в седлах, высматривая беглецов.

— Юга! — внезапно позвал тот, что возглавлял погоню. Стащил наголовник и оказался узколицым, с рыжим гребнем волос. — Юга, я знаю, что это ты!

— Знает он, как же, — прошептал Юга, плотнее вжимаясь в бок кармина.

— Не вынуждай меня, сукин ты сын! — продолжал человек, и в голосе его едва уловимо скользнула змей-трава. — Сам выволакивайся, или я тебя за волосы выдерну, как морковку с грядки, не?!

— Я гляжу, полюбилось ему за волосы меня дербанить, — высказался Юга, морща нос. — Но что за морковка такая, любопытно…

Человек, разгоряченный погоней и близостью добычи, распалялся все больше и больше.

— Юга! Йю-ю-юга-а-а!

— Эк его взяло, — виновник действа остро улыбался, будто было что приятное в чужой бессильной муке.

— К нему не выйдешь?

— Чтобы он мне башку снес, а после сам удавился? Ай, благодарим покорно.

— Ю-ю-юга-а-а!

— И не отвяжется же теперь, — в голосе беглого садовника усталость мешалась с удовольствием, как от трудной, но честно проделанной работы.

Выпь вздохнул. Он не знал и не спрашивал, чем облюдок успел подсуропить вердо. Но прятаться всю жизнь они не могли тоже.

Сказал:

— Я пугну тахи. Вы уши закройте.

Серебрянка сразу поняла, кивнула и плотно прикрыла ладонями уши, еще и зажмурилась. Юга недоверчиво скривил темные, по-девичьи пухлые губы:

— Или ты один всю кодлу пугать собрался?

— Ай, один, — передразнил пастух, — не зря же меня Выпь люди нарекли. Уши прикрой.

Юга выразительно закатил глаза, но послушался.

Сам пастух в придумке не сильно уверен был. То есть людей да особых стращать ему и раньше приходилось, но вот беда — Серебрянку и Юга задеть не хотел.

Прокрался, подобрался как можно ближе к преследователям, благо таилось в обманчивом, сизоватом предтемье замечательно.

Облизнул пересохшие губы.

И.

Запел.

Человек заткнулся резко, с первым же звуком, будто напоровшись горлом на спицу. Истово завизжали пугливые тахи, заплясали — люди их еле удержать сдюжили, а когда Выпь, выждав мало, запел по-новому — совсем головы потеряли, прочь кинулись.

Вердо рыжий дольше всех продержался, все вертелся, старался Выпь углядеть. Напрасный труд, с местностью сливаться пастух был куда горазд. Наконец, махнул рукой упрямец, плюнул с досады, да за своими умчал.

…спутники глядели внимательно, но, как отметил для себя Выпь, без лютого ужаса.

— Вот, значит, как ты в полный голос разговариваешь, — протянул Юга без привычной усмешки, — если б заместо того мужика ты меня кликал — окочурился я бы, точно.

— Точно, — тяжело кивнул пастух. Обернулся к Серебрянке, — ты как? Голова не болит?

— Не, все хорошо, — девочка улыбнулась, — а здорово ты пел, аж земля тряслась!

— Ну, это скорее тахи под его песню в пляс пошли, — ухмыльнулся Юга.

Потянулся, распрямляясь. От вспыхнувшего страха, выбелившего лицо, не осталось и следа.

— Сказать не хочешь? — Выпь глянул исподлобья.

— Спасибо, конечно, но не твоя забота.

— Как знаешь. И волосы прикрой. Места здесь плохие.

— Не твоя забота!

На веко решили остаться среди карминов. Благо доброго тепла от них шло столько, что огонь не нужен был. Да и особые прочие карминов сторонились, так что даже у чуткого Выпь появилась возможность выспаться.

— Жаль, что дикие они. Молока бы надоили.

Серебрянка изумленно глянула на ближайший кармин — огромный, прогретый валун, без сколов, идеально округлый. Сторожко обошла его, бережно провела ладонью по боку — шершавому, бурому, с тончайшими красными веточками-жилочками.

— Они что, живые?

— Ага, — удивился вопросу Выпь.

— С ума сойти. У вас здесь все живое, наверное.

— Не все. Но многое. Как иначе-то?

— А можно я на него залезу? — робко спросила Серебрянка.

— Зачем?

— Ну, просто так. Интересно же… Ну, пожалуйста!

— Просто так, — задумался Выпь. Ему самому в голову не пришло бы лезть на спину кармина, но девочка взялась настаивать, и пастух двинул плечами, — попробуй.

— Что задумали? — вернулся бродивший где-то в хвосте стада Юга.

Выпь сосредоточенно подсадил девочку — та, извиваясь и оскальзываясь, с пыхтением вскарабкалась на спину валуну. Осторожно поерзала, глянула сверху, восторженно поделилась:

— Ого, он теплый такой! И шершавый! И красивый, тут узоры, если присмотреться… Выпь, а он точно живой?

— Ага. Они пасутся, по темноте передвигаются.

— О да, в веко они только так вкруг себя оборачиваются, — подхватил Юга, — а в гон так вообще юлой крутятся, на пути у них стоять верная погибель.

— А… подо мной он не будет двигаться?

Парни обменялись быстрыми взглядами. Садовник подмигнул:

— Да кто его знает? Что на ум взбредет особому, про то ему самому неведомо. О, или шевельнулся?!

— Точно. Дернулся.

— Ребята, ребята, снимите меня, пожалуйста, — забеспокоилась Серебрянка, — ой-ой, он, кажется, и впрямь решил покатиться!

— Так отойдем же подальше, зашибет! — Юга попятился, уводя Выпь.

— А-а-а, снимите меня, ну пожалуйста! — отчаявшаяся Серебрянка самостоятельно заскользила на пузе вниз.

Воткнулась бы головой непременно, не подхвати ее у земли пастух.

Юга заходился смехом.

— Вы оба… Просто невозможные. Ну как так можно?

— И можно, и нужно, — фыркнул Юга, — будет тебе урок; маленькие девочки должны слушаться старших.

— Старшие не должны вести себя, как маленькие девочки. С косичками! — показала язык, с фырканьем вывернулась из рук пастуха и забилась под бок кармину.

— Обиделась, — насмешливо протянул Юга, вытаскивая из волос какую-то дрянь. С изумлением рассмотрел чужой светлый волос, брезгливо выбросил, — ай, чего здесь только не летает, не ползает…

— Спрячь волосы, — посоветовал Выпь.

Садовник тровантов раздраженно закатил глаза.

— Не моя забота, — понятливо кивнул пастух.

…спать получилось урывками — мучили дурные сны, проваливалась под ногами земля, схлестывалась вода над головой, кричали раздираемые овдо люди. Не иначе, чужой кошмар заблудился, сел на голову, обнял крыльями…

Проснувшись в очередной раз, Выпь устало смерил взглядом Полог. До прозара оставалось совсем немного. Проверил сторожевой зрак, изображенный камешками и сплетенной травой. Его пастух рисовал в силу привычки, распахнутая зеница не обещала полной защиты, но помогала не пропустить опасность. Пригладил пальцами жесткие грани эдра, успокаиваясь. Решил пройтись, проветриться.

Серебрянка дремала, вжавшись в бок кармина. Пастух задержался рядом с девочкой, прикидывая, кем она может быть на самом деле. Из Ивановых поделок? С сомнением покачал головой. Двинулся дальше.