Сигиец

* * *

Бруно любил, когда в порт заходит много кораблей — хороший день для заработка. У матросов обострено братское чувство, а еще прогрессирует щедрость, стоит им оказаться на твердой земле, поэтому редко кто откажется подать бывшему моряку, списанному на берег по причине немощи и болезни. Когда надо Бруно умел становиться до слез немощным и до тошноты болезненным.

Маэстро шел на свое излюбленное рабочее место в приподнятом настроении, в уме перебирая подходящие на сегодня жалобы, слезы, унижения и готовые для особо придирчивых клиентов объяснения нелегкой судьбы и невозможности зарабатывать по-человечески. Но на Рыбном прогоне, примыкающем к анрийскому порту, решил сделать вынужденную остановку. Бруно не мог отказаться от пары лишних медяков, а эта остановка сулила целую пригоршню.

Он стоял посреди дороги.

Наметанный глаз профессионального попрошайки еще издали выявил, что этот клиент в Анрии впервые. Даже самые уверенные в себе люди в чужом городе ведут себя по-особому и все равно выделяются в толпе, настороженно озираясь по сторонам. Подойдя чуть ближе, Бруно смог приблизительно оценить и кошелек фремде и довольно потер руки. За подсказку всегда подавали щедро, ведь только Бруно подсказывал именно ту дорогу, по которой можно дойти до пункта назначения в целом виде и почти без синяков. В зависимости от щедрости клиента и настроения Бруно, конечно.

Так что он ссутулился, настроил голос, чтобы звучать соответствующим образом, и заковылял к чужаку, сильно припадая на левую ногу.

Подойдя совсем близко, Бруно слегка разочаровался. Он принял чужака за кабирского офицера, но теперь понял, что военным тот не был, хоть фремде и был одет в черный кабирский мундир, подпоясанный кушаком, но без каких-либо знаков различий, а ворот был фривольно и вовсе не по-военному расстегнут на три пуговицы.

Однако отступать Бруно не привык. Одежда чужака была не из дешевых, правда, несвежей и слегка помятой. Но даже если тот снял ее с чужого плеча, то и кошелек прибрал тоже. Только конченый идиот, раздевая кого-то, оставит ему деньги.

Фремде смерил Бруно холодным взглядом серых глаз. Взгляд попрошайке не понравился. Он не был злобным или неприязненным, он был каким-то… пустым и безжизненным.

Маэстро располагающе улыбнулся, раболепно поклонился со всей возможной неуклюжестью, выказывая, что хоть и тяжко это делать, но он все равно это сделал.

— Кхаам, сай-иде, — приветствовал он. После краткого раздумья Бруно все-таки решил, что на всякий случай стоит начать с ломаного кабирского.

Чужак никак не отреагировал.

Он был высоким, широким в плечах и крепко сложенным, смуглым, хотя смуглость объяснялась скорее южным солнцем, нежели природой. Короткие волосы, поредевшие на темени, и неопрятная борода были темно-русыми, а грубые черты лица и вовсе вводили Бруно в ступор: чужак мог сойти и за этельца, и за ландрийца. Пожалуй, единственное, в чем Бруно не сомневался, — в наличии застаревшего шрама, рассекавшего бровь и щеку под правым глазом фремде. Все остальное как-то смазывалось, стоило лишь моргнуть.

— Маркхаам бихкрум Аль-Анура, сай-иде, — продолжил попрошайка, вкладывая все свои навыки красноречия. — А-ша аста-даэм сай-иде ан се?

Незнакомец немного помолчал, не сводя с Бруно глаз. Маэстро неуютно поежился.

— Сухак-Шари. Где она? — наконец спросил фремде.

Бруно озадаченно нахмурился. «Сухак-Шари» называли кабирский квартал, куда мало кто из не-кабирцев совался по собственной воле. Местная диаспора не жаловала чужаков, которым в лучшем случае сулило остаться без денег, а в худшем — оказаться в ближайшей канаве с проломленной головой или на невольничьем рынке Ту-Джарры. Хотя фремде вполне мог сойти там за своего.

— Ну, — почесал за ухом Бруно, — самый простой способ пойти на Прибрежную да нанять извозчика. Любой отвезет вас куда надо за… пару зильберов.

— А сложный? — спросил незнакомец.

Маэстро широко улыбнулся не без доли тщательно скрываемого злорадства.

— Сложный? — в задумчивости протянул он. — Это сложно, сай-иде. Это мне битый час объяснять, как всю Анрию пройти…

Хоть Бруно внимательно следил за незнакомцем, он так и не понял, как и когда в руке у того появилась монета. Чужак подбросил ее на большом пальце. Глаза попрошайки осчастливил серебряный блеск.

— Идите прямо, сай-иде, — с готовностью подсказал он. — Как Рыбный пройдете, сверните на Коралловую. Поступите мудро, если не станете задерживаться там и откажитесь оценить тамошние заведения. Вернее всего, вам набьют морду или того хуже, подцепите чего нехорошего — на тамошних девок смотреть боязно, не то что трогать. С Коралловой вам надо выйти на Широкую и пройти ее всю, никуда не сворачивая. А уж там, как Широкая кончится, чуть-по-чуть через Мраморную с Дальним и придете на Хакирский конец… ой, то есть Сукхак-Сшари. Только это взаправду пол-Анрии пройти, — предупредил Бруно. — Часа три, ежели на своих двоих топать да быстрым шагом.

Фремде снова подбросил монету на пальце.

— Только не вздумайте с Мраморной сворачивать на Белую, — добавил Маэстро. — Хоть так и покороче оно выйдет, но там район риназхаймских начинается, а риназхаймские не любят кабирцев, сельджаарцев, гутунийцев, мушерадов, сыроедов, негальцев, гистонцев…

Незнакомец едва заметно нахмурился.

— Ну, они вообще никого не любят, ежели честно, — виновато развел руками Бруно, — но саабиннов больше всех.

— Не саабинн, — возразил незнакомец.

— А одеты, как они. Вот за шмотки и прирежут. Или просто так.

Чужак молча подкинул монету Бруно.

Попрошайка поймал ее с завидной ловкостью и тщательно осмотрел. Серебряная накуда, настоящая.

Однако порадоваться удаче он толком не успел: нарастающий со стороны порта гул вылился в чудовищно фальшивую песню, которую горланила пара десятков глоток вывалившей на Рыбный прогон пестрой толпы разномастных матросов. Бруно переменился в лице, торопливо сунул монету в карман и попятился, освобождая дорогу. Фремде замешкался, глядя на приближающуюся толпу без особого интереса. Шедший во главе толпы матрос, громче всех нескладно орущий что-то об известных частях женского тела, бесцеремонно толкнул незнакомца, но успеха добился лишь потому, что чужак благоразумно отступил сам. Бруно тут же забыл о незнакомце и принялся глуповато улыбаться, делая короткие поклоны проходящим морякам. Из толпы к его ногам полетели редкие монетки. Нищий громко благословил щедрость, хоть его никто не услышал, бухнулся на колени и принялся собирать милостыню.

Когда же поднялся, довольный уловом, то обнаружил, что незнакомец исчез. Бруно похлопал глазами, посмотрел вслед удаляющейся толпе и озадаченно почесал за ухом. Вдруг охваченный какой-то смутной суеверной тревогой, поспешно залез в карман и к собственному облегчению нащупал серебряную накуду.

Он снова огляделся по сторонам, удостоверился, что никто не смотрит, украдкой достал монету из кармана и взглянул на нее еще раз. Да, накуда и самая что ни на есть настоящая, а накуда это не имперская крона. Накуда в цене покрепче будет.

Бруно широко улыбнулся, сверкая дыркой на месте переднего верхнего зуба. День начался отлично. Ему повезло, что он встретил этого чудака с полными карманами накуд, у которого на физиономии написано…

Маэстро вновь почесал за ухом, напрягая память. В Анрии необходимо хорошо запоминать лица — рано или поздно кто-то подойдет и спросит, не видел ли ты такого-то и такого-то? Если вспомнишь, где и когда видел, это всегда лишняя монетка и хорошее отношение с коллекторами Беделара. Но Бруно, как ни пытался, припоминал только общие размытые черты. Единственное, что навязчиво всплывало в памяти, это неприятный, пустой и безжизненный взгляд.

Бруно отогнал тревожные мысли, распихал улов по карманам и, придав себе как можно более жалостливый вид, заковылял в порт.