Сказки на ночь

Все было настолько ярким и реальным, что Блейз на миг испугался. Он беспомощно обернулся и увидел несколько десятков моряков, плотным строем стоящих позади него.

— Каковы будут указания, капитан? — гаркнул бородатый детина, держа в правой руке огромную саблю.

Оле-Лукойе посмотрел на Блейза — тот вмиг из двенадцатилетнего мальчишки превратился в опытного моряка, собирающего из своей новоявленной команды небольшие отряды и отдающего им приказы.

Какое это было сражение! Пушки грохотали и палили по вражескому кораблю, звон клинков стальными раскатами разносился на мили вокруг, а «Каррамба!» и «Тысяча чертей!» звучали через каждое слово.

Черная Борода чуть было не ранил Блейза, но тот вовремя успел увернуться и дернуть за валявшийся конец толстого каната. Привязанная к нему рея одной из мачт резко отлетела в сторону и сбила пирата с ног. Со страшными ругательствами тот отбросил свое оружие в сторону и признал себя побежденным, а Блейз милостиво даровал ему и всей плененной команде жизнь в обмен на обещание не нападать больше на людей.

Растянувшись на горячих от солнца досках, Блейз закинул руки за голову и следил за облаками, которые фантастическими фигурами плавали в небесном море. Его команда вместе с пиратами отмечала перемирие, закусывая многочисленными припасами, найденными в трюмах обоих кораблей.

— Оле-Лукойе, — обратился Блейз к маленькому человечку. — Ты ведь знал, что все закончится именно так?

— Отчего же? — удивился в свою очередь тот. — Ведь это твой собственный мир, я лишь проводник.

— А если бы я убил того пирата? — продолжил допытываться Блейз. — Что бы было тогда?

Оле-Лукойе несколько минут молчал. А затем произнес:

— Никто этого не знает. Но ты не взял на себя роль моего брата, не стал Смертью, чтобы решать, чью жизнь можно прервать, — а это, мне кажется, самое главное. Потому я и показал тебе этот мир.

Солнце, вышедшее из-за очередного облачка, ослепило их так, что Блейз зажмурился. А когда он снова открыл глаза, то увидел лишь темный потолок над собой. На полу валялась книга, раскрытая на той самой иллюстрации, где на волнах все так же покачивался белоснежный фрегат.

ПЯТНИЦА.

Полумна Лавгуд легко взбежала по ступенькам на самый верх башни Когтеврана и остановилась перед дверью. Она не боялась опоздать в собственную гостиную или попасться дежурным — входная дверь задавала замысловатые вопросы независимо от времени суток, а старосты и преподаватели, патрулирующие по ночам коридоры, редко сталкивались с Полумной, которая предпочитала либо смотреть на звезды в Астрономической башне, либо разговаривать с портретами, висящими в самых дальних уголках Хогвартса. Ей было немного досадно, что никто не понимает того, как скучно волшебникам и волшебницам на этих портретах — редко кто забредал в правый коридор пятого этажа или пустующий атриум справа от библиотеки. Все новости, все интересные события проходили мимо портретов, а Полумна с радостью рассказывала им о матчах по квиддичу или забавных моментах на уроках травологии.

Она сжала бронзовый молоток в форме орла и легонько стукнула им в дверь.

— На дне моря лежит сундук, — раздался вопрос. — В нем есть все, кроме одного. Чего в нем нет?

Полумна задумалась, наматывая прядь волос на палец. Ближе к полуночи даже у когтевранцев все умные мысли выходили из головы.

«Все, кроме одного…» Если там есть абсолютно все, то, значит…

— Пустоты, — ответила Полумна и слегка улыбнулась. — В этом сундуке нет пустоты.

Дверь бесшумно распахнулась, пропуская ее вперед. Полумна забралась с ногами в одно из кресел и уставилась на потолок, расписанный яркими звездами. Спать совершенно не хотелось. В голову закрались размышления о том, меняется ли звездный узор в их гостиной в соответствии с реальным положением небесных тел на небе или нет. Не успела она подойти к окну и проверить свою теорию, как увидела перед собой крохотного человечка, который расставил широко ручки, направляя два зонтика, летящих прямо в спальни когтевранцев.

— Добрый вечер. Меня зовут Оле-Лукойе, — он поклонился и даже снял шляпу.

Полумна присела в легком реверансе, словно каждый вечер знакомилась с крохотными человечками.

— Сегодня так славно собрались звезды, — продолжил Оле-Лукойе, бросая взгляд в окно. — Не совершить ли нам небольшую прогулку?

В это время лунный луч упал прямо на пол гостиной Когтеврана, пересекая ее и удаляясь обратно к темному небу. Полумна сделала шажок и почувствовала, что серебристый свет под ногами затвердел, словно каменная дорожка.

Оле-Лукойе первым вышел из окна и направился прямо вверх к ярко сверкающей луне. Внизу под ними высились стены и острые верхушки башен Хогвартса, Запретный Лес был виден как на ладони, а в Черном Озере отражались тысячи звезд, отчего казалось, что часть неба пролилась прямо на землю.

Полумна не могла точно сказать, сколько они так шли. Ей не было страшно смотреть вниз, она лишь испытала легкое любопытство, ожидая, куда приведет ее добрый ночной гость. А в том, что Оле-Лукойе добрый, она ничуть не сомневалась.

В размышлениях Полумна не заметила, как они вышли на бледно-желтую поляну. Она была совершенно пустой, если не считать скамейки, одиноко стоящей посередине.

— Почему здесь нет ни одного дерева? — спросила Полумна, как будто сейчас это было самым важным на свете.

— А какие деревья здесь могли бы расти? — спросил ее Оле-Лукойе.

— Хотя бы ива. И пара кустов боярышника. — Она умолкла, потому что сзади скамейки заколыхались серебристые ветки плакучей ивы, а по бокам появились ряды цветущего боярышника.

— И кипарисы, — прошептала вдруг Полумна.

С легким шелестом по краям площадки вытянулись светло-зеленые стройные кипарисы. А из-за них вдруг показалась женщина. Она шла медленно и осторожно, придерживая одной рукой подол длинной разноцветной юбки. Оле-Лукойе перевел взгляд на Полумну — ее огромные глаза, казалось, стали еще больше. Она сделала пару шажков вперед и остановилась.

Женщина, дойдя до скамейки, вдруг заметила их и тоже остановилась. Ее толстая коса, перекинутая через плечо, отливала то золотом, то серебром в сиянии звезд.

— Полумна, — женщина вдруг улыбнулась и развела руки в стороны. — Ты пришла ко мне в гости!

Лишь хруст лунного гравия под ногами бегущей Полумны нарушал звенящую тишину. Она бросилась к женщине и с силой вцепилась в нее, обнимая настолько крепко, насколько хватало силы в ее тонких руках.

— Как я рада, что ты пришла навестить меня, — смеялась та и гладила ее по голове.

Они просидели много часов, а может, и лет на той самой скамейке, укрытой со всех сторон ивой, боярышником и кипарисами. Разговоров было немного — к чему слова, когда можно сидеть вдвоем и молчать, глядя на крупные звезды, пролетающие на расстоянии вытянутой руки?

— Почему именно кипарисы? — спросил Оле-Лукойе, когда им все же пришлось возвращаться назад.

— Мама очень их любила, — Полумна осторожно спускалась вслед за ним по лунному лучу. — Я помню, как за нашим домом была целая роща кипарисов. А когда произошло… то событие, папа с горя их вырубил.

С минуту они шли в молчании.

— Я просто подумала, что, если по моему желанию появился боярышник, я могу загадать и кипарисы. И тогда я обязательно увижу маму. Так оно и вышло.

Оле-Лукойе спрыгнул с подоконника и подал ей руку.

— Спасибо тебе, — в ее голубых глазах отражались звезды, словно целый мир крылся внутри Полумны, словно она сама была целым миром.

Оле-Лукойе лишь молча поклонился еще раз и растворился в воздухе. А Полумна вдруг обнаружила себя в кресле гостиной. Руки и ноги затекли, как будто она спала всю ночь в неудобном положении, за окном занимался рассвет, но часть луны, подернутая белой дымкой, еще была видна.

Полумна подошла к окну и помахала ладошкой. Было очень радостно знать, что там на луне среди кипарисов живет ее мама и наблюдает за ней, думает о ней и, самое главное, помнит о ней.

ВОСКРЕСЕНЬЕ.

Гарри медленно шел по коридору и чувствовал, как его одновременно окутывают дикий озноб и сильнейший жар.

Несмотря на то, что все тренировки были отменены, они с Вудом ухитрились покинуть замок и целых три часа летали под ледяным дождем, отрабатывая игру «в условиях плохой видимости». И вот сейчас, бредя к своей гостиной, Гарри чувствовал, что идея оказалась провальной — игры особо не вышло, а теперь еще все тело сковала простуда.

Встретившаяся по пути Гермиона быстро высушила его мокрую одежду и тут же поволокла в Больничное крыло, не обращая никакого внимания на вялые попытки Гарри отбиться.

— Мистер Поттер, — укоризненно вздохнула мадам Помфри, ставя на прикроватную тумбочку пузырек с Бодроперцовым зельем. — Ну почему вы никогда не соблюдаете школьных правил?

Гарри, закутанный в теплое одеяло, лишь пожал плечами. От принятой порции зелья у него все еще слегка шел дым из ушей.

— Останетесь здесь на ночь. Через час выпейте еще две ложки зелья, — напутствовала мадам Помфри и подоткнула одеяло так, что Гарри стал похож на огромную гусеницу.

Приятное тепло, разливающееся внутри, перемежалось с легкой дремотой, которая окутывала Гарри и что-то шептала ему на ухо. Где-то вдалеке скрипнула дверь в Больничное крыло.

— Доброго вечера, мистер Поттер.

На тумбочке стоял крохотный человечек и с любопытством изучал пузырек с лекарством.

— Чего только вы, волшебники, не придумаете, честное слово. Что ж, рад, наконец, познакомиться. Я Оле-Лукойе.

Гарри настолько разморило от тепла, что приди сейчас к нему горный тролль, он и то бы не удивился. Оле-Лукойе меж тем словно о чем-то задумался: он не достал свои зонтики и не принялся творить чудеса брызгалкой, как это бывало прошлыми вечерами с другими детьми. Смущенный такой тишиной, Гарри все же решился спросить:

— Вы пришли мне что-то рассказать?

Оле-Лукойе поднял голову и грустно улыбнулся.

— Пойдем со мной, — он откинул одеяло с кровати и спрыгнул с тумбочки.

Они подошли к темному окну, за которым как раз прекратился дождь. В свете убывающей луны листья на деревьях казались острыми, четкими, словно их только что помыли — да ведь так оно и было. Оле-Лукойе поманил Гарри и пальчиком указал ему на прогалину между двумя дубами, куда как раз падал лунный свет. Оттого, что стих ветер и была глубокая ночь, создавалось впечатление, что мир замер — ни одного движения не было видно за окном. Гарри так хотелось спать, что он чуть было не пропустил всадника, который медленно выехал на поляну и остановился на самой ее середине.

Несмотря на расстояние, всадник был виден так хорошо, словно стоял прямо перед ними. Это был такой же маленький, как и сам Оле-Лукойе, человечек, только кафтан его был не цветным, а серебряным. За спиной шелестел черный бархатный плащ, колыхавшийся при каждом шаге вороной лошади.

— Оле-Лукойе, как он похож на вас! — выдохнул Гарри, переводя взгляд с одного человечка на другого.

— Это мой брат, — спокойно отозвался Оле-Лукойе. — Однако запомни: он не является ни к кому больше одного раза в жизни. И если встретишь его, знай: ты услышишь последнюю сказку.