Цена ошибки

Сентябринка, аккуратно переступая в чавкающей жиже, дошла до шишки, отпустила руку вниз.

— Нашла! — через пару секунд раздался её радостный вопль. — Круто! Как ты поняла, что это то место?

— Элементарно, Ватсон, — пожала плечами баба Снежная. — Правило Райта.

Им пришлось ещё немного задержаться, чтобы переодеться и переобуться — спасибо запасливой бабе Снежной, которая настояла на том, чтобы каждая взяла запасную пару кроссовок, но всё же до темноты они успели доехать до Медвежьегорска. Разыскали гостиницу, быстро помылись, попили чай и повалились на кровати. Завтра предстоял ещё один длинный день пути в восемьсот километров, а дальше до цели их путешествия было рукой подать.

Утром встали рано, наскоро позавтракали в придорожном кафе и отправились навстречу рассвету. Дорога всё время уходила вверх, спиралью закручиваясь вокруг каменистых ущелий. Иногда приходилось ехать будто в каменном мешке: скалистые породы нависали прямо над их головами, а огромные валуны провожали их словно часовые, по цепочке передавая от одного поста к другому.

Попадались многочисленные башенки и статуэтки из камней, сложенные человеческими руками. В некоторых местах они были одиночными, а в иных — настолько многочисленными, что казалось, у дороги выстроился целый город каменных человечков.

Пару раз они останавливались по просьбе Сентябринки. Той было всё интересно. Она скакала по валунам, рыжим вихрем мелькала за соснами и танцевала странные танцы на самой верхней точке каменного плато, подставляя ладони солнцу. Госпожа Метелица добродушно посмеивалась, а баба Снежная с тревогой вздыхала и смотрела на умытый безоблачный горизонт, беззаботный и безмятежный. Природа не думала вспоминать, что на дворе вторая половина сентября, лишь ржавый оттенок зелени на деревьях говорил о том, насколько всё исстрадалось от затянувшейся жары и суши.

Машин теперь встречалось гораздо меньше, иногда на добрую сотню ни одной встречной. И всё бы ничего, но госпожа Метелица слегка тревожилась, что в этих глухих местах совсем нет бензозаправок. В багажнике, конечно, имелась пятилитровая канистра с запасом на всякий случай, но всё же не хотелось бы обсохнуть по дороге.

Ну и разумеется, если ты чего-то боишься, оно с тобой обязательно случится. Сначала осталось одно деление на приборной доске, потом заморгала красная лампочка, предупреждающая, что бензин на исходе. Госпожа Метелица протянула, сколько смогла, и свернула на обочину.

Пришлось вытаскивать из багажника кучу вещей, но, даже перерыв все их три раза, госпожа Метелица не обнаружила канистру.

— Ничего не понимаю, — себе под нос сказала она, внимательно разглядывая чёрный пластмассовый ящик, в котором у неё лежали компрессор, знак аварийной остановки и ещё всякая всячина.

— Я, это… — раздался рядом голос бабы Снежной. — Я её вытащила, когда мы грузились: сапоги резиновые не лезли, а обратно поставить забыла. В гараже она осталась. Канистра…

— А машину мы сейчас резиновыми сапогами заправим, видимо, — не удержалась от шпильки госпожа Метелица.

— И навигатор не работает, связь не ловит, — обрадовала до кучи Сентябринка. — Хотела посмотреть, когда ближайшая заправка.

— Делать-то что будем? — спросила госпожа Метелица.

Попробовали голосовать. Но редкие машины проносились мимо, не сбавляя скорости.

— Может, толкать попробуем? — предложила баба Снежная.

Все дружно посмотрели на спираль дороги, убегающую вверх.

— Угу, — кивнула госпожа Метелица. — Дураки на Волге. Картина Репина.

— Ты хотела сказать, бурлаки, — поправила баба Снежная.

— Бурлаки не по своей воле лямку тянули. А мы именно дураки! Вернее, дуры. А ведь говорил мне Снегур, что тут местами километров на триста ни одной заправки. Что бы сегодня с утра залить полный. Эх…

— Что-то случилось? Помощь нужна? — раздалось рядом тихое покашливание.

Госпожа Метелица чуть не подпрыгнула. Она даже не слышала, что сзади них остановилась машина.

Мужчина, средних лет, слегка помятый. Кто знает, откуда едет?

— Обсохли! — отрапортовала госпожа Метелица. — Ума не приложу, как теперь до заправки добраться. Далеко тут?

— Километров тридцать, — устало сказал мужчина. — У вас бутылка есть?

Сентябринка метнулась внутрь салона за бутылью, а мужчина пошёл открывать капот своей приоры.

— Спасибо вам, — в сотый раз повторяла госпожа Метелица через десять минут, когда «Лифанчик» уютно затарахтел.

— Да не за что, — вымученно улыбнулся мужчина.

— Это было непростительной ошибкой, отправиться в путь без энзэ, — всё сокрушалась госпожа Метелица.

— Поверьте, иногда ошибки — сущий пустяк на фоне реальности. Удачи вам.

Выдав столь странную фразу, мужчина слегка поклонился и направился к своей машине.

Оставшийся путь бабоньки преодолели без приключений. И даже провожатого, готового доставить рано утром по озеру Ловозеро к одному из островков, нашли быстро.

Полчаса с ветерком на лодке с мощным — японским — мотором, и вот она, конечная точка их путешествия. Морошки на болоте уже не было, зато на холмах, среди белого ягеля, алели целые гроздья налитой брусники. Пёстрый ковёр мягко пружинил под ногами, впереди в дымке поднимались горы, а воздух вокруг был каким-то особенным, первозданным. Баба Снежная устало переставляла ноги, гадая, получится ли у них то, что задумали.

По болоту идти было невероятно трудно, от бугорка до бугорка, от сопки до сопки они тащились и тащились, и конца и края не было простиравшейся кругом тундре.

— Вон он! — первой увидела Сентябринка заветный столб.

Был он покосившимся, изрядно завалившимся на один бок, и если бы не зоркое зрение Сентябринки, прошли бы они мимо.

Подошли ближе. Все таблички-указатели потускнели, высушились солнцем.

— Интересно, что на них было написано? — спросила Сентябринка, дотрагиваясь до шершавой поверхности табличек.

— «Москва, столько-то километров», «Киркенес, столько-то», — ответила баба Снежная и схватилась за бок.

Ей казалось, что обратно она просто не дойдёт. Духота и жара совсем утомили.

— Иди сюда, — потянула её госпожа Метелица. — Не будем мешать.

Они отошли немного в сторону и уселись прямо на кочку.

Сентябринка же вновь дотронулась до столба. На этот раз она ничего не говорила вслух, она разговаривала с осью земли мысленно.

Она обняла столб, прижалась к нему лбом. Баба Снежная и думать забыла об усталости, когда увидела, что столб начал светиться изнутри. По всему стволу пошли письмена, будто невидимый художник выводил руны. Они соединялись в причудливом танце, загорались ярче, вспыхивали отдельными знаками, перебегали с одной таблички на другую.

Сентябринка отпустила столб, но глаз не открыла. Развела руки в стороны ладонями вверх, слегка повела выше. Столб качнулся и, следуя пассам рук Сентябринки, плавно выпрямился, приподнялся над землёй и вошёл в неё основательно, крепко. Встряхнул табличками-указателями, как могучий дуб встряхивает листвой после долгого сна.

Повеяло прохладой, и тут же по небу побежали первые тучки.

— Кажется, дождь собирается, — первой нарушила тишину баба Снежная, с удовольствием вдыхая сырость.

Они вымокли до нитки, но их проводник, который поджидал на берегу, ни в какую не соглашался везти их обратно, пока дождь не прекратится. Но теперь они уже не спешили. Можно было даже переждать непогоду в гостеприимном домике-избушке на берегу, в который проводил их проводник. Там его жена напоила гостей чаем, накормила ухой и поделилась, что Куйва смилостивился, прислал-таки, наконец, благословение осени на земли саамов.

* * *

Старший бухгалтер Михаил Сидоров ехал в областной центр и думал, что сейчас бы, пожалуй, готов был проехать хоть до самого Владивостока, только бы оттянуть тот момент, когда придётся заглянуть в глаза лечащего врача и услышать, что результаты гистологии, увы, говорят о том, что жить Михаилу осталось от силы месяца три. Нет, он горевал не о себе, хотя, чего уж тут скрывать, неплохо было хотя бы ещё один раз сходить с Алёшкой на рыбалку.

Мучительно он думал о том, что его смерть неизбежно сделает жизнь Алёшки унылой. Отправят внучка в интернат, и что бы там ни говорили о том, что сейчас там живётся припеваючи, ни один интернат не способен заменить ребёнку семью. Однажды Алёшка уже лишился самого родного человека, когда его маму Елену — дочь Михаила — сбили на пешеходном переходе. А теперь, получалось, останется Алёшка совсем один: весёлый мальчуган, смешливый и живой. И глаза задорные, как у той рыжей девчонки, которая была в машине с этими странными тётками на дороге. Михаилу не было дела до них, да и голова своими заботами была забита, но вдруг подумалось, когда проезжал мимо, что на малолюдной дороге помощи можно прождать долго. Спросить-то можно, вдруг какая помощь нужна?

В Мурманске он нашёл клинику, куда направление дали в поликлинике, сверился с листочком. Вот и кабинет, за которым обрывалась вся надежда на завтра.

— Садитесь, — кивнул ему врач. Похмурил бровями, вчитался в записи, сверился с экраном.

— Тут, в общем, Михаил Игоревич, вот какое дело. Не знаю даже, как вам сказать, но произошла ошибка.

— Ошибка?

— Я сам лично утром видел ваши анализы. И всё было однозначно… Но сейчас я смотрю и не верю своим глазам. Не понимаю, как такое может быть. Раковых клеток нет. Ваша гистология абсолютно чистая.

Словно в подтверждение своих слов врач протянул файл с текстом, вытянутый из принтера. Под рядом стандартных слов, перечислением показателей анализов, Михаил заметил бегущую строчку, напечатанную жирным шрифтом, которая тут же исчезла:

«Счастливой тёплой осени. Всех благ твоей семье. А цена ошибки — доброта человеческого сердца. Госпожа Метелица».