До последней строки

II

В Ямскове Рябинина ждал сюрприз: небо очистилось. Синее, в редких, ясных, будто промытых звездах, оно дышало теплом. В последний раз Рябинин был в Ямскове лет семь, восемь назад. Тогда посреди чистенького залатанного перрона еще стояла каменная коробка бывшего вокзала; оконные и дверные проемы были заделаны кирпичной кладкой, вверху на рваных стенах рос кустарник, кое-где торчали ржавые концы балок.

Теперь уже ничто не напоминало о войне. Из окон вокзала лился на перрон неяркий дремотный свет, и столь же уютно и сонно поблескивали лужицы на асфальте.

Ночевал Рябинин в комнате отдыха на вокзале; в городской гостинице свободных мест не оказалось. Спал плохо: ночью менялись соседи — одни уезжали, другие приезжали.

Утром среди беспорядочно расположенных пристанционных зданий отыскал штаб-квартиру путейцев. Пришел к самому началу рабочего дня и все-таки не застал Зубка — тот уже уехал на линию. А его заместитель и вовсе дома не ночевал.

На счастье, секретарь парторганизации, он же начальник отдела кадров, был у себя.

Открыв обитую железом дверь отдела кадров, Рябинин сначала попал в перегороженную дощатым барьером комнату. Работники отдела сидели за барьером, а посетители стояли перед ним. Комната чем-то странно не понравилась Рябинину, но он так и не уловил, чем именно. Затем он оказался в следующей комнате, вернее, комнатке. Она была настолько маленькой, что письменный стол и диван едва уместились в ней. Дверь даже не открывалась полностью: мешал диван. Войди сюда сразу двое посетителей, и, пожалуй, им негде было бы стоять, одному волей-неволей пришлось бы сесть на диван.

В этой комнатке-клетушке сидел богатырского сложения гривастый, седой человек с лицом закаленного воина. Он через стол поздоровался за руку с Рябининым.

Фамилия секретаря парторганиэации была Красильников.

— Коллектив у нас и по дороге и в районе всегда, искать, на хорошем счету. — Он то и дело вставлял в свою речь это твердо, внятно, почти с ударением произносимое «искать», очевидный рудимент когдатошнего («надо сказать». — В каких условиях работаем! Поговорите с людьми! Путь старый, дряхлый. И в результате каждое звено, каждый стык выхожены. Рабочие у нас, искать, как няньки над больным… Да любое дело взять. Шефство над селом — наш коллектив впереди… Есть о чем написать.

Распрямив пудовые плечи, потягиваясь, он закинул руки за спинку стула.

— Как там Евгений Николаевич поживает?

— Тучинский?

— На моих глазах начинал, в районной газете, мальчишкой. Я агитпропом в райкоме заведовал. Не у нас, в соседней области. Тучинский, он, искать, мой крестник… Способный был… И в результате…

«И в результате» — это он тоже вставлял часто.

— Мда-а… Ежнов Павел Степанович, заведующий транспортным отделом обкома… Мы с ним тоже вместе работали. Он в комсомоле начинал, секретарем комитета, в депо. Оттуда и пошел…

Чувствовалось, он был рад случаю погрузиться в эти воспоминания. Но зазвонил телефон, Красильников с явным неудовольствием взял трубку.

Едва он закончил разговор, Рябинин спросил:

— С кем вы мне посоветуете встретиться?

Конечно, это была бестактность, но что поделаешь: время, время!

Красильников вздохнул:

— Скоро вернется начальник дистанции. Соберемся.

И в результате наметим кандидатуры… А пока устраивайтесь с жильем. По этой части мы вам поможем.

— Видел я мельком вашего Федотова, в Белой Выси. По-моему, он что-то не в себе?..

Красильников помедлил с ответом. Поправил на столе стопку новеньких удостоверений личности.

— Попало тут ему, искать, крепко. Сорвал разгрузку шпал в самый разгар работ. И в результате полетел график ремонта. Было шуму в управлении дороги, в обкоме партии. Вы зачем в Белую Высь-то?

— Хотел Ногина повидать.

Красильников помрачнел.

— Вы что, собираетесь снова дело Подколдевых поднять?

— Нет, зачем же?

— Правильно. Была статья. Искать, хорошая статья. Замечательная.

…Рябинину отвели место в комнате для приезжих, в общежитии. Поставив возле койки объемистый свой портфель, заменяющий чемодан, он присел с блокнотом у тумбочки (стола в комнате не оказалось). Из тумбочки густо пахло залежавшимся черным хлебом.

Записывать, собственно, было пока нечего, блокнот вынул просто по привычке.

Вспомнился вдруг разговор с Верой. Не весь, а та часть его, что была связана со статьей Орсанова. К своему удивлению, Рябинин только теперь установил, что перемена в Вере произошла именно в этот момент их разговора.

Как это было?.. Он сказал, что хочет написать о путейцах и о ней, Вере, тоже. Она же спрос: ила вдруг: «А о Подколдевых?» Он ответил: «Зачем повторяться?» Вера ничего не сказала на это, но именно тогда она переменилась к нему. Во всяком случае, их разговор утратил прежнюю свободу.

Похоже, она недовольна статьей Орсанова.

Красильников назвал статью замечательной…

Перед отъездом Рябинин на всякий случай перечитал ее.

Валентин Орсанов. «Ночь Михаила Подколдева», Конечно, автор имел в виду не только и не столько ту последнюю ночь пьяного разгула, после которой и случилось происшествие на перегоне, в двух километрах от Белой Выси. Ночь Михаила Подколдева началась несколько лет назад. Нельзя сказать, что студент-автодорожник бедствовал. Как все, получал стипендию, иногда ему помогали родные. Но Михаил Подколдев не для того приехал в областной центр из своего Ямскова, чтобы довольствоваться девятирублевыми туфлями на резиновом ходу и упиваться по вечерам тишиной институтской библиотеки.

Студент занялся промыслом… В мебельном магазине кто-то собирается сделать покупку, а за ним уже ходит по пятам молодой человек, готовый к услугам. Продавец выписывает чек — молодой человек уже справляется у покупателя, куда везти, сообщает, что есть машина, спешит приступить к погрузке. «Сколько будет стоить?» — «Лишнего не возьмем», Но бывает, что покупатель все-таки требует ясности: сколько? Молодой человек называет сумму, у покупателя лезут на лоб глаза. Чертыхнувшись, идет искать машину: сам, дескать, погружу, с шофером. Подходит к одному такси: «Свободен?» — «Нет, занят»; подходит к другому-тот же ответ. А молодой человек уже грузит чьи-то вещи: для него такси всегда свободны. Синдикат.

Ему пришлось оставить эту коммерцию: синдикат прихлопнули. Да и поднимать шкафы и диваны по лестничным клеткам не просто.

Из института его тоже выпроводили. Несостоявшийся инженер, выдохшийся грузчик вернулся в Ямсков. Объявил себя специалистом по оклеиванию квартир обоями. Но в конкуренции с действительными мастерами этого дела новоявленный обойщик потерпел поражение.

Испробовав еще несколько занятий, он перебрался в Белую Высь, к старшему брату, Семену. Определился на железную дорогу дежурным по переезду. У должности этой было одно бесспорное преимущество: отдежурил свое — и два дня свободен; можно подхалтурить на стороне, что-то погрузить, что-то починить. Оплата — и деньгами и натурой: с кого бутылка, с кого две.

Старший Подколдев долгое время был на дистанции чем-то вроде экспедитора: развозил по путейским околоткам горючее, инструменты, спецодежду.

Но когда случилась та ночная попойка, оба брата уже были рабочими ремонтной путейской бригады. Утром их послали произвести небольшой ремонт на перегоне вблизи Белой Выси. Вскоре, однако, они потребовались для другой, более тяжелой работы на станции. Мастер Ногин поспешил за ними.

Братья спали в лесопосадках, неподалеку от пути. Взбешенный Ногин поднял их.

Они отказались идти с ним. Отказались не только потому, что рассчитывали, оставшись на перегоне, поспать еще. В тот момент, отупевшие после ночного разгула, они клокотали злостью. Злости нужен был выход. Окажись на месте Ногина кто-то другой, писал Орсанов, с ним было бы то же.

Сначала Михаил сбил мастера с ног. Тот поднялся. Отступи он, — возможно, на этом бы и кончилось. Но разъяренный Ногин сам ринулся на обидчиков. Его снова свалили с ног, и он опять встал. Чем сильнее он ожесточался, тем больше теряли рассудок Подколдевы. Снова свалив Ногина, они били его ломом, топтали ногами.

Они убили бы его, не окажись поблизости путевого обходчика и монтера линии связи.

Был суд, и не верилось, что один из двух преступников недавно слушал лекции в институте.

«Ночь Михаила Подколдева»..

…Почему Вера недовольна статьей? А возможно, это лишь показалось?

Хватит об этом!

Рябинин подошел к окну.

Выдался один из тех поразительных дней, которые, оборвав унылую череду холодных осенних дождей, засияют вдруг над оголенной, слякотной, сморщенной землей, заставят ее помолодеть и улыбнуться. Людям думалось: не будет конца сырости и разве что только с морозами придут свет и ясное солнце; и вдруг это лучистое, прозрачное чудо! Оно казалось хрупким, как стекло, как хрусталь: допусти какую-то неосторожность — все рассыплется со звоном, и опять обступят землю свинцовые тучи, промозглая сырость и холод.

Хотя солнце стояло где-то позади здания, Рябинин чувствовал, что там, за окном, сейчас теплее, чем в комнате.

Он подумал, как хорошо в такой день работается путейцам. И ему снова вспомнилась Вера. Потом перед глазами встал Федотов. И снова Вера — такая, какой она была, когда увидела Федотова. «Огня, любви и кашля от людей не спрячешь», — гласит восточная поговорка… Рябинин улыбнулся грустно: «Насчет кашля — это уж про тебя».

Все-таки похоже, что Вера недовольна статьей Орсанова. Надо будет рассказать Орсанову… А что, собственно, рассказать? Что ты знаешь?

Показалось… Глупо! Уж кто-кто, а Орсанов дело знает.

В соседней комнате включили радио. Каждое слово диктора было слышно: стена из сухой штукатурки — идеальный проводник звука.

«Коллектив Ямсковской дистанции пути выступил с инициативой: развернуть социалистическое соревнование за достойную встречу приближающейся годовщины Октября, — звучал голос женщины-диктора. — С небывалым воодушевлением трудится этот коллектив. План текущего ремонта пути…»

Цифры, которые затем назвала диктор, были уже известны Рябинину.

«Достойную встречу», «с небывалым воодушевлением»… Какое несметное число раз читал или слышал Рябинин эти фразы! Железный стиль. Гранитная твердь слов, обновляются лишь названия предприятий и цифры.

«С небывалым воодушевлением»… С небывалым… Конечно, то же самое говорилось и в канун Первого мая.

Впрочем, какой спрос с радиовещания такого городка, как Ямсков! Разве не грешит тем же областная газета да и газеты покрупнее?

С небывалым… Выходит, к примеру, девятнадцатый год, коммунистические субботники в тифозной, голодной стране — это детская игра, и только теперь — небывалый энтузиазм. Как мало еще в нас требовательности к себе, как мало уважения к подлинно героическому!

«…возглавляемые коммунистом Петром Захаровичем Зубком, показывают пример активной помощи подшефному колхозу, — читала диктор дальше. — С Петром Захаровичем мы побеседовали в райкоме партии, перед заседанием бюро. Он сказал…»

Из того, что сказал Петр Захарович корреспонденту, Рябинин не извлек для себя ничего нового, но по самой корреспонденции и даже по голосу диктора чувствовалось: Зубок в Ямскове фигура.