Путешествие в Елатьму

Лизоркина Ольга. Путешествие в Елатьму

Первый раз мне довелось побывать в родном селе отца в возрасте двенадцати лет. Отправились мы в путь на теплоходе от Южного речного вокзала. Мы, это папа, мама и я. Теплоход медленно плыл – сначала по каналу, потом по Оке. В каюте было жарко, душно, постоянно слышался гул двигателя и стук его поршней. По палубе бродили пассажиры: ветрено и скучно. Долго стояли в шлюзах, наблюдая как меняется уровень воды. Смотришь на стену шлюза и видишь мокрую границу. Надо ждать, когда вода дотянется до этой границы и поднимет на себе теплоход. Тогда, наконец, откроются мощные створы, и судно выйдет на речной простор.

Чтобы скоротать время, папа стал рассказывать о своем селе:

– Когда-то Елатьма была городом, но железная дорога туда не пришла, и городской статус был утерян, а население сократилось вдвое. Вообще, поселению больше восьми сотен лет. Остатки старого городища, построенного мещерами и мордвой, сейчас находят в раскопе рядом с центральным парком. Даже имя свое – Елатьма – поселение получило очень давно, еще в двенадцатом веке: так звали правившую тогда мещерскую княжну. Два века спустя, во времена татарского ига, московский князь Дмитрий Донской, тот самый герой Куликовской битвы, купил поселение у мещерского князя Александра Уковича. Примечательно, что при Иване Грозном наместником в Елатьме стал Ефстафий Пушкин – предок великого поэта. Даже сам Петр Великий, проплывая по Оке, останавливался в здесь на отдых. У Елатьмы тогда был свой герб: улей и парус на голубом фоне. А во время войны с Наполеоном, вылеченные в местных госпиталях тысячи русских солдат, вернулись в строй и выгнали французов с нашей земли.

Надо же, какая удивительная история! Моё внимание стало ускользать, а папа все говорил и говорил. Он помнил имена воевод и даты событий. Рассказывал про сплав по реке, про заводы, про ветряные мельницы, про гимназию, одну из первых в России, про храмы, монастыри, мечети и постоялые дворы. В голове толпились смутные картины старины. Мимо медленно проплывали берега. Пристани, выступив вперед, прямо в реку, готовы были принять проходившие мимо суда. Встречные теплоходы обменивались длинными и короткими гудками: так капитаны что-то сообщали друг-другу. Ближе к берегу сновали лодки – и гребные и моторные. Покачивались на волнах бакены, отмечая фарватер. Пахло свежестью и немного тиной от речной воды.

Наконец, ранним утром, с головной болью от постоянного гула, наполнявшего нашу каюту, мы доплыли до цели. Туман еще не развеялся, было слегка зябко, но уже ощущалось подступающее тепло летнего дня. Спустившись по сходням и пройдя по покачивающимся мосткам, мы ступили, наконец, на твердую землю и пошли по дорожке, которая довольно круто поднималась на высокий берег, где раскинулось село, утопающее в вишневых и яблоневых садах.

Приняли нас у себя папины дядя и тетя. Дядя Ваня и тетя Таня. Дом у них довольно просторный, очень уютный и ухоженный. Спаленки небольшие, вместо дверей – тканевая штора. На красиво застеленных кроватях с подзорами, пышные перины и горы пуховых подушек. Над каждой кроватью коврик. На одном – гордый бежевый олень среди деревьев, на другом – три богатыря. На окнах – белые занавески, отделанные мережкой. На подоконниках – цветы в горшках.

Именно в этом доме жил папа в детстве.

Дядя Ваня – родной брат папиной мамы и моей бабушки Анастасии. Еще два их брата погибли на войне, а бабушка Анастасия умерла, когда я была совсем маленькой.

На стене фото родни. Просматриваются фамильные черты, с явной примесью татарской крови. Папа внешне тоже в родню своей матери, а молчаливостью и обстоятельностью – в родню отца. Я тоже в бабушку Анастасию, но у меня от нее много и в характере: все черти – мои.

А вот фото хозяев военных лет. Тетя Таня была медсестрой в госпитале и выходила дядю Ваню после тяжелейшего ранения. С тех пор они вместе. Дядя Ваня тоже медик. Оба они работали в местной больнице до самой пенсии. У них двое детей: сын пошел по военной части и живет где-то в далеком гарнизоне, а дочка Женя – с родителями. Мне она доводится двоюродной теткой, хотя старше всего на два года.

Дядя Ваня и художник и рыболов и мастер на все руки. В простенках развешены его картины. Главный герой сюжетов – рыбак, который то закидывает удочку, то, замерев, глядит на поплавок, то вытаскивает рыбку. На буфете расставлены искусно сделанные дядей Ваней из красочных открыток пузатые шкатулки, в которых хранятся всякие мелочи.

За домом большой фруктовый сад и ухоженный огород. В большом сарае, где хранится инструмент – рыбацкие снасти. В тени плодовых деревьев пристроилась летняя кухня. Здесь семья обедает, и здесь же, тетя Таня занимается консервацией и варит варенье и, конечно, делает яблочное повидло. В углу стоит бочонок с солеными огурчиками.

После обильного и вкусного завтрака, Женя ведет нас с мамой в краеведческий музей при доме культуры. Мы рассматриваем окаменелости юрского периода, собранные в окрестностях, потом найденные при раскопках Елатомского городища орудия труда, оружие и украшения. В следующем зале – интерьер купеческой комнаты девятнадцатого века. Можно рассмотреть предметы быта и одежды жителей уезда. Подумать только – так одевались дядя Ваня и бабушка Анастасия в юности. В следующем зале заводят старенький патефон: здесь экспозиция посвященная революции.

Мне больше всего понравилось слушать патефон:

– Всё, что было, всё, что ныло, всё давным-давно уплыло…

Мама говорит, что поёт Петр Лещенко. Я раньше не слышала, но как в тему.

Возвращаемся к обеду, после которого меня уложили на пуховую перину отдохнуть перед рыбалкой. Чувствую себя принцессой из сказки.

Ближе к вечеру, под предводительством дяди Вани, спускаемся к реке.

На траве кверху днищем лежит его лодка. Мужчины переворачивают и спускают ее на воду. Лодка плоскодонная и довольно большая. Встали на якорь за селом, под высоким берегом. Здесь приличная глубина и есть надежда на солидный улов. Нанизали на крючки наживку, забросили удочки и стали ждать. Над рекой стремительно летают ласточки. С воды хорошо видны их гнезда – дырки, проделанные в практически отвесной глинистой стене. Всё готово к клёву на вечерней зорьке.

Мама любит рыбачить, как и мужчины, а мне скучновато. Поплавок не подает сигналов о поклёвке, и я смотрю на птиц, на воду и на закат. Но вот начало темнеть и поплавки задергались. Скормив хитрой рыбе с десяток червяков, я не поймала ни одной – не дано мне вовремя подсечь. А вот папа и дядя Ваня то и дело снимают с крючка серебристую добычу, мама тоже вытянула судачка. Общего улова с избытком хватит на уху. Обратно плывём в темноте. Мне надели на голову косынку от летучих мышей, которые с легким свистом крыльев проносятся над рекой. Мысль о запутавшейся в волосах твари вызывает неприятное ощущение в области затылка. Брр…

От утренней рыбалки я отказалась: лечь к полуночи и в три утра подняться снова – может только заядлый рыбак. Почти утонув в мягчайшей перине, я крепко уснула и приоткрыла глаза лишь от крика петухов. В распахнутое окно заглянуло солнце, пробиваясь через мережки в занавеске. Зайчики запрыгали по лицам богатырей, сурово взирающих с ковра на стене. Какое счастье, что ещё рано. Окончательно просыпаюсь, когда ходики на стене показывают десять.

В доме пусто. Выхожу в сад, умываюсь у рукомойника и иду в летнюю кухню, где тетя Таня уже приготовила из вчерашнего улова уху и теперь накрывает на стол: скоро вернутся рыбаки.

После еды все отдыхают, а мы с моей тётей Женей идем гулять по селу. Перед каждым домом палисадник в цветах, а рядом с калиткой лавочка. Ближе к центру сохранилось много каменных купеческих домов. Проходим мимо живописных развалин храма. Старинные торговые ряды, построенные по проекту како-то знаменитого итальянского архитектора, потихоньку ветшают: в девятнадцатом веке в Елатьме собиралась в конце лета Предтеченская ярмарка. Собиралась вплоть до тридцатых годов века нынешнего – двадцатого.

В центральном парке прекрасные липовые аллеи, танцплощадка и футбольное поле. Женя рассказывает, что на месте поля тоже был храм, но от него не осталось и следа. Парк находится на самой высокой точке поселения. Сверху прекрасный вид на Оку: плывёт белый теплоход, качаются на волнах бакены, а на другом, низком берегу, за заливными лугами синеет лес.

– С чего начинается Родина? – вопрошает из паркового динамика задушевным голосом Бернес.

Во второй половине дня отправляемся в гости к дедушке. Он живет под горой. Дома здесь построены на высоком фундаменте, с учетом возможного в сильный паводок подтопления, но обычно паводковая вода подступает лишь под самое крыльцо, заливая на несколько дней придомовый участок.

Дорога мимо дедушкиного дома ведет к пристани и паромной переправе.

После смерти бабушки Анастасии, мой дедушка, Иван Иванович, снова женился. Его жена, тётя Шура, хлопочет вокруг нас, накрывая на стол, и, попутно, жалуется на деда. Тот помалкивает. Он вообще молчун. Потом дед показывает нам свой сад, откуда можно через заливной луг, подойти к самой воде. На берегу лежат перевернутые лодки, неподалёку пасется корова, которая поглядывает на нас влажными грустными глазами.

На следующий день идем ловить рыбу и купаться на Оку. Примерно в середине поселка начинается песчаная коса длинной в несколько километров. Она отделена от поселка заводью, а за довольно широкой перемычкой соединяющей её с сушей, следует ряд вытянутых озерец, объединенных узкими протоками. Светло-желтый мелкий песок покрывает всю прибрежную честь косы и уходит в воду. На песке можно найти необычные камешки, раковины речных мидий – перловиц, или чертов палец – спекшийся от удара молнии стержень из оплавленного песка. Местные купаются там, где коса примыкает к деревне. Мы же уходим подальше. Папа в юности здесь часто бывал. Переплывал через реку, когда купался. Мне страшно подумать, как можно переплыть Оку? До другого берега далеко – метров триста, если не больше.

Утром дядя Ваня провожает нас на паром: собираемся побывать на кордоне в лесничестве. Лесник, дядя Саша – тоже папин родственник. Он почти все лето живет в лесу. С ним выезжает на кордон и его жена тетя Паша.

Ждем, когда на паром заедут машины, потом запускают пешеходов. За пол часа пересекаем реку и причаливаем к берегу. Звонко щелкают бичами пастухи, отгоняя от дороги коров, пасущихся на заливных лугах. Дюжие дядьки затаскивают на грузовик бетоны с молоком утренней дойки. Мы сворачиваем на просеку и идем по сосновому лесу к дому лесника. Кругом видны ножки срезанных белых грибов – это доярки пробежали здесь поутру и собрали щедрые дары природы.

На поляне, среди сосен, построена классическая изба-пятистенка из толстых брёвен. Тетя Паша первым делом усаживает нас за стол. Не помню топленого молока вкуснее, чем то, что она достала из русской печи.

С рюкзаками, удочками и корзинками идем за дядей Сашей по не истоптанному лесу. Переходим в брод протоку и устраиваемся на привал и на рыбалку у лесного озерца. Купаться в озерце нельзя, чтобы не распугать рыбу. Я валяюсь на травке в тенёчке, слушаю стрёкот кузнечиков и птичье чириканье, пока на берегу суетятся заядлые рыболовы. Потом прямо здесь разводим костер и готовим уху. Чай завариваем из собранных по дороге листиков, веточек и травок. Всё необыкновенно вкусно: может из-за местной воды, может из-за особых лесных приправ дяди Саши.