Расстояние

Выбор

При этом в жизни Геннадия вновь возникло всё то же немаловажное, а вообще-то главное для последующего обстоятельство. В школе оставалось учиться без малого год, и что делать дальше, он не представлял. Аня давно решила для себя поступать в консерваторию, она любила и умела играть на скрипке и чувствовала в этом своё призвание, у него же за душой ничего подобного не было и в помине. Гена не имел никаких выраженных способностей ни к чему, даже к жизни не был толком приспособлен, хотя последнее вполне можно списать на возраст и воспитание; он ничем ни в отдельности, ни в совокупности не интересовался, вёл обычное бесцельное подростковое существование и только по необходимости думал о будущем. В армии парень служить не хотел, и никто из родных, кроме единственного деда, на этом не настаивал, но не хотел и чему-то учиться. Его пугала сложность всех тех предметов, которые преподавались в школе, и не потому что он не мог ими проникнуться, страшила их реальность, бескомпромиссность, необходимость, которые слабый ум никогда не сможет одолеть в полной мере, Гена желал скорее от них избавиться как от отчётливого проявления собственной неполноценности на их фоне. Ни физика, ни математика, ни химия, ни литература, ни география, ни биология не смогли разбудить в нём азарта познавания, всё это было «не его», он чувствовал себя чужим в классах и тянул свою лямку абы как. Бывает, что такое состояние называют желанием «просто жить». Это чушь, парень не был удовлетворён своей жизнью.

Все вокруг, даже его любимая Аня, чем-то занимались, из-за чего молодые люди встречались по определённому расписанию, что, конечно, очень мило и практично, однако в остальное свободное время подросток не знал, куда себя деть, завёл компанию на стороне, в другом районе, но и там тоже скучал. Им постоянно не хватало денег, потому часы досуга протекали весьма уныло и с грязнотцой, что в конце концов надоело Геннадию, ведь его сердце, несмотря на превратности взросления, оставалось чистым, и через несколько месяцев, наевшись общения со сверстниками из «простых людей», он покинул их общество.

Однако это и то, что на Аню он смотрел теперь не только как на любимую девушку, помогло ему сориентироваться в жизни, молодой человек понял, как бы там ни было, ему нужно быть в состоянии содержать и себя, и, возможно, будущую семью. После того, как Гена сделал такое потрясающее открытие, он не смог не поделиться им с родителями и одним длинным декабрьским вечером объявил семье своё решение заранее заготовленной фразой, что «хочет зарабатывать деньги». Чувства Аркадия и Светланы оказались смешанными: с одной стороны, они, конечно, радовались, что сын подаёт признаки мыслительной деятельности, но как взрослые люди понимали, такая определённость ещё вовсе не определённость, а подростковый катарсис. Дальнейшие расспросы это подтвердили. Гена не знал, чем он хочет зарабатывать, а ещё не понимал, что подобные суждения в советском обществе внешне вызывают праведный гнев, а внутренне – яростную зависть, что их надо лицемерно маскировать, и молча преследовать свою цель. Отец тут же здраво рассудил, что никем кроме как экономистом, финансистом или бухгалтером сыну к деньгам не подобраться, и, руководствуясь своими мимолётными порывами, тот сразу выбрал одну из этих специальностей, с чем приобрёл и планы на будущее, и большие трудности в их осуществлении, в частности вступительные экзамены в институт.

Аркадий Иванович быстро нашёл вуз, в который можно было определить Гену, однако, поскольку не он один из влиятельных людей хотел пристроить в него своё чадо, ставки стали расти. Репетиторы из числа будущих преподавателей без особого энтузиазма смотрели на парня, о чём прямо говорили родителям, за четыре месяца его посещений те умудрились по три-пять раз повысить плату за обучение. Летом же для отца Геннадия настал самый позорный период в жизни. Привыкший всего добиваться самостоятельно и будучи на это способным, он отныне и в последующие пять лет регулярно два раза в год заходил с «благодарностью» сначала в приёмную комиссию, потом к кое-кому из преподавателей, заведующему кафедрой, декану, проректору, чтобы его ребёнка сначала приняли в институт, а потом не исключили из оного по результатам каждой сессии. А вот сын нисколько не переживал по данному поводу, к таким превратностям судьбы он относился до безумия спокойно, естественно и принимал несправедливость как должное, как неотъемлемую часть всякой учёбы, только раз за пять лет испытав страшное волнение и то на первом вступительном экзамене. Ему неоднократно указывали на то, что после службы в армии поступить и учиться было бы гораздо легче по причине большей зрелости, но молодой человек почему-то сильно дорожил своим временем, и два года, вырванные из жизни, казались немыслимым упущением, хотя неприязни или страха перед службой он не испытывал, не представляя, из чего та может состоять. К тому же не хотелось оставлять Аню, теперь она стала для него и общался он с ней как с родным человеком и жизни без неё себе не представлял, а на других девушек не обращал внимания, что, впрочем, было вполне взаимно. Они и поженились в 19 лет только для формальности, потому что после четырёх лет отношений семья у них фактически сложилась, пусть молодая, пусть на некотором расстоянии и на определённых условиях, но семья. Аня часто проводила выходные у них дома, он был гораздо просторней их с матерью квартиры, потому сообщение о помолвке в один из таких дней за обедом, прозвучало даже обыденно, стареющие супруги, конечно, порадовались, но дежурной радостью, они давно ждали подобного развития событий, Аркадий Иванович лишь сказал: «Молодцы ребята!» – а Светлана Савельевна прибавила: «Когда планируете свадьбу?» – и все продолжили свой обычный разговор.

Плоды

Свадьба состоялась в начале лета, сразу после сессии, Аня окончательно переехала к Гене, а для их родителей прибавилась ещё один повод для головной боли – квартира для молодожёнов, которые наотрез отказались рожать им внуков пока не станут жить одни. После хлопот по обустройству супруги решили организовать себе запоздалый медовый месяц на остатки денег, подаренных к свадьбе, которых им, конечно, не хватило, и Аркадию Ивановичу пришлось не позволить ударить сыну в грязь лицом перед молодой женой. Они съездили в дружественное ближнее зарубежье, в котором, правда, вскоре произошёл переворот, и оно перестало быть дружественным, но не это главное. Суть в том, что новоиспечённые супруги не сдержали обещания не заводить детей прежде, чем обзаведутся собственным жильём, и Аня вернулась домой беременной. В ту осень на очередной курс в консерваторию она не пошла, не пошла и в следующую, пропустив таким образом два года. Будучи девочкой хрупкой и утончённой, Аня очень тяжело перенесла беременность и роды, и здоровой новорождённой девочке, которую в честь бабушки назвали Светой, приглашали кормилицу. Но в дальнейшем хлопот с ребёнком молодая мама испытывала гораздо меньше. Мать Гены была столь упоена внучкой, что ради того, чтобы иметь возможность посвятить той всё своё время, на пять лет раньше срока вышла на пенсию, и, когда молодые с годовалой Светой наконец переехали в собственную квартиру, на Аню свалился целый ворох непонятных проблем с детём, к которым она оказалась совсем не готова. Однако бабушка и тут приноровилась больше заниматься девочкой, чем её родители, вставая утром ещё затемно и мчась семь остановок на метро, чтобы покормить ту тёплой кашей. Днём она уходила и возвращалась вечером, чтобы почитать внучке сказку. Такое самопожертвование весьма удивило окружающих и, прежде всего, её собственного мужа, он никогда не предполагал, что в этой давно знакомой женщине могло затаиться столько нежности, и ещё менее понимал, почему она до сих пор осталась нерастраченной.

Родители же Светы очень странно относились к своему ребёнку, они чувствовали неловкость в её присутствии, особенно наедине, особенно Геннадий, и после переезда всё только осложнилось. Иногда он заглядывал девочке в открытые чёрные глаза, чувствуя, будто должен что-то сделать, но не понимал, что именно. Молодой человек осознавал – это его родное существо, но терялся, поскольку сам был ещё ребёнком. Гена пытался с ней играть, но игры не получались, с прогулками дело обстояло лучше, а читать ей сказки, учить её словам ему нравилось, временами даже приводило в восторг, что, к слову, являлось признаком его собственной детскости. Аня же вскоре освоилась с дочкой, поскольку ей приходилось за ней ухаживать. Однако стеснение оставалось, ребёнок не был ни долгожданным, ни действительно желанным, но это в полной мере перевешивалось тем, что ни у одного из супругов никаких чётких планов на будущее, которые могла бы поломать родившаяся девочка, не имелось, посему, если бы те хорошенько призадумались, то поняли, какое счастье с ними случилось.

Итак, Аня продолжила обучение через два года и на год позже Геннадия его окончила. Тот уже сидел в безымянной конторе, когда она с аристократическим апломбом (а он появился у неё со временем от совместной жизни с добрым, пустоватым, беспорядочным человеком) сначала готовилась, потом посредственно сдала выпускные экзамены в консерватории, талант растворился с началом семейной жизни и всем тем, что с ней последовало, получила синий диплом (у её мужа вообще был зелёный) и благополучно осталась неудел. Музыкант из неё вышел никудышный, но ничего другого Аня не умела и не хотела делать. Вопрос о её будущем встал довольно остро, какие только гримасы не корчит судьба. Где-то кем-то числиться ей было необходимо, да и дополнительные деньги молодой семье с ребёнком никак бы не помешали, заработка Геннадия оказалось совершенно недостаточно для достойного существования, а сидеть всю жизнь на шее у родителей совестно. Решение нашлось, но такое, которое не сильно помогло и в материальном плане, и породило в молодой женщине ещё большее желание самоутвердиться. Аня, выпускница одной из лучших консерваторий страны, которая пусть и не училась, но, по крайней мере, живьём слышала признанных мастеров своего дела, была вынуждена пойти по распределению в оркестр театра юного зрителя. Геннадий, который к тому времени стал более или менее разбираться в житейском укладе, посоветовал ей дополнительно пойти в любой оркестр на общественных началах, чтобы её заметили. И она его послушалась, но вскоре бросила от удручающего отчаяния, не проработав там и двух месяцев. На самом деле, сложившееся положение молодых супругов не было столь мрачным, в конце 80 годов 20 века деньги пока не имели решающего значения.

В то время Геннадий начал ощущать, как отношение к нему жены становится весьма странным. Он снисходительно смотрел на её чувство «духовного» превосходства, но некоторые выходки Ани, как, например, демонстративное запирание в их совместной комнате и многочасовое музицирование, приводили его в оторопь. Больше всего Гена боялся, что она жалеет о браке с ним, по молодости своих лет не понимая, почему надеяться на большее ей не приходится, однако утешало то, что их связывала прекрасная дочка. Но в целом он был удовлетворён семейной жизнью, ему нравилась образованность жены, он видел её досаду от нереализованности и относился к ней с сочувствием и уважением, никогда не мешал её занятиям, не устраивал скандалов по бытовым мелочам, вполне мирился с вмешательством родителей в их семью, поскольку понимал, что пока не способен её содержать, вёл себя как примерный муж, то есть делал одну фатальную ошибку за другой.