Снежная страна
![Снежная страна](/uploads/covers/2023-08-21/snezhnaya-strana-201.jpg-205x.webp)
- Автор: Ясунари Кавабата
- Жанр: Современная проза
Читать книгу "Снежная страна"
— Да, принесла.
— Принесла, значит? — Комако весело сощурила один глаз. — Уф-ф, хорошо!.. Я сказала, что пойду сакэ заказать, и потихоньку улизнула. А клерк поймал меня и обругал. Да плевать, все хорошо! Пусть ругают! Пусть шаги мои грохочут на всю гостиницу! Ой, как плохо вдруг мне стало!.. Пришла к тебе и почему-то сразу опьянела. А мне ведь еще работать.
— Да ты вся пьяная, до самых кончиков пальцев!
— А мне работать надо!.. А что тебе сказала эта девчонка? Ты знаешь, что она жутко ревнивая?
— Кто?
— Смотри, убьет!
— Она, видно, тоже у вас там прислуживает?
— Подает бутылочки с подогретым сакэ. Стоит в тени коридора и пристально смотрит, наблюдает. А глаза поблескивают! Тебе ведь нравятся такие глаза?
— Небось смотрит она на вас и думает: какое жалкое зрелище!
— Я вот написала записку и дала ей, отнеси, говорю… Воды хочу! Дай воды!.. А какая из женщин жалкая, не узнаешь, пока ее не уговоришь. Скажи, я пьяная?
Она посмотрелась в зеркало, чуть не упала, еле удержалась, схватившись за края трюмо. И ушла. Величественной походкой. С гордо развевающимся подолом кимоно.
Внезапно наступила тишина, издали доносился лишь звон посуды. Банкет, по-видимому, кончился. Симамура думал, что Комако, поддавшись уговорам клиентов, перекочевала в другую гостиницу продолжать веселье. Но тут снова появилась Йоко и подала от нее записку, скрученную жгутом.
«Отказалась от горной гостиницы „Сан-пукан“, иду в номер „Слива“, на обратном пути загляну. Спокойной ночи».
Симамура, немного смутившись, усмехнулся.
— Благодарю вас!.. Простите, вы тут помогаете прислуживать за столом?
— Да. — Йоко кивнула, быстро взглянув на него своими пронзительными, красивыми глазами.
Симамура почему-то совсем смутился.
Девушка, которую он часто видел и которой каждый раз восхищался, сейчас сидела перед ним совершенно просто и естественно. Он почувствовал странную тревогу. Слишком уж серьезной она была, настолько серьезной, словно находилась в центре каких-то чрезвычайных событий.
— Вы кажетесь очень занятой…
— Да, очень. Хотя вообще-то я ничего не умею.
— Я все время вас встречаю. Так уж получается… Вот и тогда в поезде… Помните, вы ехали сюда, везли больного, ухаживали за ним? И тогда же, в поезде, просили начальника станции присмотреть за младшим братом. Помните?
— Помню.
— Говорят, перед сном вы поете в бассейне?
— О, как стыдно… Как нехорошо!..
Ее голос был поразительно прекрасным.
— Мне кажется, я о вас знаю абсолютно все.
— Да?.. Вам Кома-тян рассказывала?
— Нет, она мне ничего не рассказывала. Она вообще избегает говорить о вас.
— Неужели? — Йоко повернула голову в сторону. — Кома-тян хорошая, но несчастная. Пожалуйста, не обижайте ее!
Она произнесла это скороговоркой, под конец голос у нее задрожал.
— Но я же ничего не могу для нее сделать…
Казалось, сейчас она начнет дрожать всем телом.
Отводя взгляд от ее ослепительного лица, словно надвигавшегося на него, Симамура сказал:
— Может, для нее даже лучше будет, если я поскорее вернусь в Токио.
— Я тоже собираюсь в Токио.
— Когда?
— Мне безразлично когда.
— Может быть, если вы хотите, конечно, поедем вместе?
— Да, прошу вас, поедем вместе…
Йоко сказала это как бы между прочим, но так серьезно, что Симамура поразился.
— С удовольствием. А ваша семья не будет против?
— Какая у меня семья? Один младший брат, который на железной дороге служит. Я могу поступать как хочу.
— А в Токио у вас есть что-нибудь на примете?
— Нет.
— Это она вам посоветовала ехать?
— Вы Кома-тян имеете в виду? Нет, с ней я не советовалась и никогда не стану советоваться. Противная она…
Йоко, должно быть, разволновалась, взглянула на Симамуру увлажненными глазами, и он почувствовал к ней непонятное влечение. Но от этого влечения словно лишь воспламенилась его страсть к Комако. Ему показалось, что его поездка в Токио с какой-то неизвестной девчонкой будет страстным искуплением вины перед Комако и в то же время жестоким наказанием.
— А вы не боитесь ехать вдвоем с мужчиной?
— Почему я должна бояться?
— Ну, сами посудите — опасно ведь, если у вас в Токио нет никакого пристанища и вы даже не знаете, что там будете делать.
— Ничего, одинокая женщина всегда как-нибудь устроится, — сказала Йоко, и ее прекрасный голос как бы оттенил конец фразы. — Может быть, вы возьмете меня к себе прислугой?
— Да что вы! Неужели вы хотите стать прислугой?
— Вообще-то не очень хочу.
— А кем вы работали, когда жили в Токио?
— Сестрой милосердия.
— В больнице или в каком-нибудь медицинском институте?
— Нет, просто сестрой милосердия. Так мне хотелось…
Симамура вновь вспомнил поезд и Йоко, ухаживавшую за сыном учительницы. Он улыбнулся — очевидно, это было своеобразным воплощением ее мечты.
— Вам хотелось бы учиться на сестру милосердия?
— Нет, я не буду больше сестрой милосердия.
— Но нельзя же быть такой… совсем без стержня!
— Ой, что вы говорите! Какие еще стержни!..
Йоко рассмеялась, словно отметая от себя какое-то обвинение.
Ее смех мог бы показаться глупым, не будь он таким звеняще-прозрачным. Этот смех лишь слегка коснулся сердца Симамуры, никак его не растревожив.
— Не понимаю, над чем вы смеетесь?
— Но ведь я же ухаживала только за одним больным!
— Как?
— Больше я ни за кем не смогу ухаживать…
— Ах так… вот оно что… — тихо сказал Симамура, словно оглушенный внезапным ударом. — А сейчас… говорят, вы каждый день ходите туда… где гречишное поле… на могилу…
— Да, это правда.
— И вы думаете, что… в дальнейшем вы уже ни за одним больным не станете ухаживать?.. И ни на какую другую могилу ходить не будете?
— Думаю, что не буду.
— Как же вы тогда можете бросить эту могилу и уехать в Токио?!
— О господи!.. Прошу вас, возьмите меня с собой в Токио!
— Комако говорила, что вы ревнивая. Но разве он… тот… не был женихом Комако?
— Юкио-сан? Неправда! Неправда все это!
— Почему же вы тогда ненавидите Комако?
— Кома-тян?.. — Она произнесла это имя так, словно его обладательница была здесь, рядом, и, сверкнув своими ослепительными глазами, взглянула на Симамуру. — Прошу вас, позаботьтесь, чтобы Кома-тян было хорошо!
— Но что я могу для нее сделать?
На глазах Йоко показались слезы, она прихлопнула сидевшего на татами мотылька и всхлипнула.
— Кома-тян говорит, что я сойду с ума, — сказала она и стремительно выбежала из комнаты.
Симамура вдруг почувствовал озноб.
Он открыл окно, чтобы выбросить убитого Йоко мотылька, и увидел Комако, игравшую в кэн[26] с клиентом. В этот момент она согнулась, словно в быстром беге.
Небо было пасмурным. Симамура пошел в купальню.
В соседнее, женское, отделение прошла Йоко с девочкой хозяйки гостиницы.
Было приятно слышать, как Йоко, раздевая и купая девочку, разговаривает с ней так тепло, так нежно, как только мать может говорить со своим ребенком.
А потом голос — тот, прекрасный — запел:
А на заднем дворе
Три яблоньки есть,
Три сосенки есть.
Три да три — будет шесть!
Вон вороны вьют гнездо
На большом, большом суку.
Воробьишки вьют гнездо
На вершине, наверху…
А кузнечики в лесу
Тараторят — тра-та-та…
На могилку я хожу.
Я хожу, хожу к дружку…
Йоко пела детскую песенку для игры в мяч, да так по-ребячьи оживленно, такой веселой скороговоркой, что Симамура даже подумал, не во сне ли ему приснилась другая Йоко, недавно приходившая к нему в номер.
Йоко вышла из купальни, все время болтая с девочкой, а когда они ушли, ее голос, казалось, продолжал наполнять все вокруг, как звук флейты. Симамура почему-то заинтересовался сямисэном в павлониевом футляре, стоявшем на темном сверкающем полу около парадной двери на фоне по-осеннему тихой полночи. Он подошел, чтобы прочесть на футляре имя владельца, и в этот момент с той стороны, откуда доносился шум посуды, появилась Комако.
— Что это ты разглядываешь?..
— Она ночевать, что ли, осталась?
— Кто?.. А-а… Чудак, думаешь, легко каждый день таскать такую тяжесть? Иногда инструменты по нескольку дней здесь остаются, а гейши ночуют дома.
Комако рассмеялась и, тяжело задышав, прикрыла глаза. Пошатнулась, наступила на подол кимоно, прислонилась к Симамуре.
— Проводи меня домой.
— А зачем тебе идти домой?
— Нет, нет, надо идти. После банкета все отправились продолжать веселье в тесной компании, одна я отказалась. Не хочу с местными… Хорошо еще, что у меня было второе приглашение здесь же, в гостинице. Но если подруги зайдут за мной домой по пути в купальню, а меня не окажется, это уж будет слишком.
Комако была пьяна, но твердо шла по крутому склону.
— Ты что, девчонку-то до слез довел?
— Между прочим, она действительно производит впечатление немножко ненормальной.
— А тебе доставляет удовольствие всех с этой точки зрения рассматривать?
— Да это же ты ей сказала, что она сойдет с ума! Она и заплакала, вспомнив об этом, от обиды, наверно.
— А, тогда другое дело.
— Но знаешь, минут через десять она вовсю распевала в купальне. Голос такой красивый…
— Это у нее привычка — петь в купальне.
— Совершенно серьезно просила меня о тебе заботиться.
— Вот дурочка-то! Но ты мог бы и не распространяться сейчас об этом.
— Не распространяться? Я-то что… А вот ты, как только о ней зайдет речь, злиться начинаешь, не знаю уж почему.
— Ты что, хочешь эту девчонку?
— Ну вот видишь, сразу начинаешь говорить ерунду.
— Я не шучу. Смотрю на нее, и кажется мне, что в будущем станет она для меня тяжким бременем. Не знаю почему, но так мне кажется. Тебе бы тоже, наверно, казалось, если бы ты любил ее и наблюдал за ней. — Комако, положив руки Симамуре на плечи, повисла на нем и вдруг резко покачала головой. — Нет, нет! Может быть, она все-таки не сойдет с ума, если попадет в руки такому, как ты. Может, ты избавишь меня от моего груза?
— Да будет тебе!
— Небось ты думаешь, что я напилась и несу вздор? А я серьезно. Мне бы знать, что девчонка рядом с тобой и ты ее любишь… Я бы тогда со спокойной душой пустилась в разгул, и мне было бы хорошо, словно в мертвой тишине…
— Но послушай!..
— Да ну тебя!..
Комако бросилась от него бежать. С разгону стукнулась о ставни на галерее какого-то дома. Но оказалось, что это и есть ее дом.
— Закрыли, думали, не придешь.
Навалившись всем телом, Комако открыла совершенно иссохшую, скрипучую дверь и шепнула:
— Зайдем ко мне!
— В такой час!
— Да спят же все!
Но Симамура колебался.
— Ну, не хочешь, тогда давай я тебя провожу.
— Хорошо…
— Впрочем, нет… Ты ведь еще не видел мою новую комнату.
Они вошли через черный ход, и Симамура сразу увидел всех обитателей дома, разметавшихся во сне. В тускло-желтом свете на матрацах из той же грубой бумажной материи, что и горные хакама, старых, выцветших, спали — каждый в своей позе — хозяин, хозяйка и человек пять-шесть детей. Старшей дочери на вид было лет семнадцать-восемнадцать. От всего здесь веяло бедностью, могучей по силе своей безотрадности.