Год Свиньи
- Автор: Глеб Петров
- Жанр: Современная проза / Самиздат, сетевая литература
- Дата выхода: 2023
Читать книгу "Год Свиньи"
Палата
Я лежал в палате в окружении трех мудаков разного возраста. Одного звали Вася. Вася сюда попал из-за измены жены. Это был обычный работяга со сталепрокатного завода. Все было как у людей. Ипотека, «Магнит» около дома, двое детей, ну, и, конечно, мечты о счастливом будущем. Тем более, что первый шаг был сделан — куплен участок земли в 10 км от города. Всё упиралось в стройку, в которую наш Василий вкладывал все силы и душу. Дома практически не появлялся. Его любимая же времени даром не теряла и долбилась на их кровати с продавцом из магазина восточных сладостей.
Так наш работник года однажды пришел пораньше домой и был приятно удивлен, когда увидел свою единственную в положении doggy style7, а сзади красовалась большая черная волосатая спина. Сказать, что Василий был изрядно удивлен, ничего не сказать.
Теперь он лежал на кровати возле окна и задумчиво смотрел вдаль.
Периодически он пытался начать разговор, но никто особо не хотел его поддерживать:
«А я думаю, че это она зачастила с орехами и сухофруктами? Я говорю: *** мне твоя курага? Вот ***? Да и орехи за***. Свари пельменей! Сметану положи. В чем проблема? Нет, говорит, полезно. Полезно для сердца. Так, если полезно, че ты сама не жрешь? Мужики, ответьте?»
«Да *** их этих баб разберешь».
«На сладкое пахлава. Я ей говорю, типа это ж хуево для сердца. Один жир сплошной! А она мне знаете, че?»
«Че?»
«Не нравится — не жри! А я ей, сама-то чего не ешь? Она молчит. Долго, говорит, еще строиться будем? Переходит на больную тему. Я ей, типа, давай я работу брошу? И буду х*** там сутками! Она мне — так ты и так х***! А толку-то, Вася? *** ли толку-то? Знал же, что не надо было мне быть с ней. Мамка говорила, мол, не женись ты на ней. Не подходите вы друг другу. Ей бы, понимаете, мужики, Вконтактах своих сидеть да со своими шалавами по кабакам гулять. Вот и нагуляла. Чему тут удивляться?»
Вася отворачивался, бурча себе что-то под нос. На нем были старые потертые треники Adidas с тремя полосками, вытянутая синяя футболка с надписью «Вперед, Россия!», черные ребристые носки. Ну и домашние мягкие тапочки. На тумбочке стоял апельсиновый сок «Добрый» и три бутерброда с сыром и колбасой в полиэтиленовом пакете. Жена принесла.
Я лежал и думал, как вообще так получилось? Еды и напитков на тумбочке и в палате быть не должно! Дебил. Просто. Натуральный дебил! Вот подставит он Леху своей несобранностью — кто мне будет приносить сигареты и Choco-Pie?
Второй — алкоголик Серега. Серега работал таксистом. По хитрым подсчетам он прикинул, что среднестатистический таксист выпивает стабильно два раза в неделю, а учитывая праздники, и того больше. В сумме получается, что полтора месяца (а то и два) человек пьет.
Серега обычно работал без перерыва год, потом брал отпуск в июне, покупал несколько ящиков водки домой, отправлял детей к матери в деревню. Жена готовила несколько кастрюль макарон. И они начинали вечеринку. Такое нехилое party8 тянулось в среднем три недели, затем он брал несколько дней на восстановление, забирал детей с дачи. И возвращался к работе.
В состоянии алкогольного астенического синдрома его привезли сюда. Выглядел Серега неважно. Лежал и смотрел в потолок. Без эмоций, весь какой-то скукоженный и бледный, как поганка.
Третий человек в палате был для меня загадкой. На вид он напоминал этакого брутального мужика. Борода придавала ему грозный вид, как и наголо выбритая голова. Говорил он редко. Да и вообще старался держаться особняком.
Шизофрения как диагноз его категорически не устраивала. Он был глубоко убежден, что имеет таинственную связь с иным миром, который управляет всеми нами. И предстоит еще разобраться: кто тут действительно больной? Мы, которые управляем всей ситуацией, или они, которые за окнами дурки позволяют ситуации управлять нами. Как-то раз проснувшись ночью, я увидел его стоящим у окна. Направив взор в темноту, он с кем-то разговаривал. Затем последовал громкий смех. На черном фоне это выглядело жутковато.
Его все звали Монах, наверное, из-за того, что в одежде он предпочитал только черный цвет. Передвигался очень легко. На нем были огромные льняные шаровары и такая же безразмерная рубашка. Говорил он редко, и его судьба оставалась для нас загадкой. Сколько этот персонаж находился здесь, известно одному Богу. К нему никогда никто не приходил, даже в часы посещения. Одиночество — сто процентов — было его верным спутником по жизни. Мне же одиночество было всегда чуждо.
Сколько мне нужно было провести в дурке, было совершенно неясно.
Из раза в раз я задавал этот вопрос своему психотерапевту, но внятного ответа не получал.
Его звали Александр Сергеевич Ковырялов. Внешне доктор напоминал булгаковского Фагота. Возник он передо мной, правда, не из майского зноя. И бывшим регентом не представился. А, наоборот, показался вполне приличным и интеллигентным человеком. С неба звезд не хапал, рейтинги себе на медицинских сайтах не накручивал. Свое дело знал. Возможно, не так сильно любил, но хорошо и щепетильно относился к своей профессии. В больнице пользовался уважением. Он всегда с большим любопытством смотрел мне в глаза и задавал вопросы, делая пометки в блокноте.
«Медикаментозная терапия — это то, что мы можем дать тебе. Тебе как будто ничего не нужно».
«Мне ничего не нужно».
«Я понимаю, но это всего лишь состояние. И его нужно пережить. Какая у тебя цель?»
«У самурая нет цели, есть только путь».
«Шутишь? Это уже хорошо!»
«Ну, а что хорошего? Нет у меня цели, да и путь мой вроде бы как закончился!»
Доктор улыбнулся. Отвлекся от блокнота. И посмотрел на меня: «Смерть — это то, к чему ты стремился?»
«Нет, но сейчас готов ее принять».
«Только не у меня в отделении. Попытки суицида были?»
«Нет! С чего Вы взяли?»
Он мельком посмотрел на мои руки: «Галлюцинации, бред?»
«Нет!»
«Никогда не возникало ощущения, что за тобой кто-то следит?»
«Ну разве что Большой Брат».
«Это кто? Родственник?»
«Нет, это Оруэл, 1984. Антиутопия9».
«Жена, дети?»
«Нет, да».
«А что случилось?»
«Ушла».
«Работа?»
«Нет».
«Почему?»
«Уволили».
«Плохо».
Он задумался и посмотрел в окно.
«Как с алкоголем?»
«Свободно!»
«Часто?»
«Часто».
«Связи на стороне?»
«Да».
«Наркотики?»
«Периодически».
«Что ты хочешь от меня?»
«В каком смысле?»
«Ну, что ты хочешь, чтобы я сделал?»
«Я не знаю, я же не врач».
«То-то и оно».
«И что мне делать?»
«Хороший вопрос. Многие хотят найти на него ответ. А я не знаю! Жизнь тебе подарила столько возможностей и перед тобой было открыто много дорог. Но ты сейчас здесь, сидишь передо мной. Хотя я уверен, что каких-то несколько месяцев назад сидел в баре, глотал пивко. Обнимал богемных девиц и тебя ничего не беспокоило?»
«Допустим».
«А потом что-то щелкнуло и перевернулось?»
«Возможно!»
Я смотрел на него глазами второклассника, получившего парашу по чтению. Язык не шевелился.
«Не буду читать морали, но жизнь на ближайшее время придется в корне поменять. Будешь находиться здесь ровно столько, сколько потребуется. Таблетки и уколы, которые я тебе выпишу, будешь принимать под надзором наших специалистов. Понял?»
«Да», — я встал и направился в сторону двери. Александр Сергеевич окликнул меня:
«Иди и прими душ. От тебя пахнет, как от бомжа».
«Золотая Буханка Дурака»
Так прошел месяц моего пребывания в дурке. В какой-то момент все стало по-другому. Жутко захотелось есть. Не пресной больничной еды. А нормального, качественного и вредного хавчика. Аппетит — это сто процентов очень хороший звоночек. Но на местную еду я не мог смотреть. В коридоре скучал Леха. Видимо, работы сегодня особо не было. Он задумчиво стоял напротив нашей палаты и залипал в одну точку.
«Здорова, Леха!»
«Сегодня по телеку отбой. Сразу говорю».
«Почему?»
«Потому что, ***, я так сказал. Тебе чего надо?»
«Че, ставочка не зашла?»
«Да, я вообще не понимаю, зачем эти пи*** выходят на поле. Играйте спокойно, нужна была просто ничья! Еб*** ничья! Но нет же, надо было за минуту обосраться!»
«Жестко прогорел?»
«Ну так. Тебе че надо?»
«Мне бы похавать».
«В магаз не пойду. Да и поздно уже. Доставка не работает».
«Лех, я заплачу по двойному тарифу».
«А что нужно?»
«Ты можешь мне сделать сэндвич?»
«Чего сделать?»
«Ну, типа бутера».
«Ты дебил?»
«Странный вопрос, учитывая, что я здесь».
«Что за бутерброд?» — он воровато осмотрелся по сторонам.
«Любимый сэндвич Элвиса Пресли. Называется «Золотая Буханка Дурака».
«И че, он сложно делается?» — задумался Леха.
«Заморочно. Но я все оплачу. Может, бабки хоть как-то отобьешь. Тем более, что завтра футбол».
«Ладно. Диктуй, что там нужно», — он достал из нагрудного кармана блокнот.
«Короче, покупаешь французскую булку, режешь ее пополам и жаришь на сливочном масле».
«Записал».
«Потом наполняешь ее арахисовой пастой».
«Где я, ***, ее найду?»
«В «Веселом градусе» она есть, от нас через дорогу. 24 часа. Потом жаришь бекон в этом же масле».
«О***», — прошептал Леха.
«Кладешь его прямо в сэндвич на пасту, ну и сверху нарезанный банан».
«Чего? Банан?»
«Да, банан».
«А н*** банан?»
«Так указано в рецепте!»
«И Элвис Пресли это жрал?»
«Еще как!»
«Тогда не мудрено, что он так рано сдох. Давай бабки».
Я отдал ему деньги. И пошел в сторону палаты.
Прикол этого сэндвича заключается в том, что Пресли любил смачно смазать его черничным джемом, который я не стал просить покупать Лёху. Иначе бы его схватил инфаркт.
По легенде 1 февраля 1976 года король рок-н-ролла в компании двух корешей — полицейских на частном самолете прилетел в Денвер, штат Колорадо, из своего поместья Грейслэнд. В ангар аэропорта владелец ресторана вместе с шеф-поваром привезли около 30 таких сэндвичей. За каких-то 2 часа они уничтожили их, запивая шампанским «Перье». Затем веселая компания улетела обратно в Мемфис, так и не выйдя за пределы аэропорта. Через полгода Элвис умер от обжорства и злоупотребления медицинскими препаратами. А сэндвич является визитной карточкой Мемфиса.
В палате всё было как прежде. Парни лежали на кроватях и занимались своими делами. Хотя давайте будем честными: ну какие дела могут быть в психушке? Они тупо смотрели в потолок. Царила тишина. Впервые за долгое время на моем лице была улыбка. На миг мне показалось, что всё не так уж и плохо.
Хотя я знал, что это ложное чувство. К вечеру всегда становилось лучше, а утром болезнь снова ворвется в мою жизнь как бумеранг. И я так же буду лежать, устремив взгляд в потолок.
Как поговаривал Венедикт Ерофеев: «Утром плохо, а вечером хорошо — верный признак дурного человека!10»
Тишину развеял Вася:
«А знаете, мужики. Она беременная».
«Да ладно?» — отозвался я.
«Да, вчера пришла и сказала, что, типа, так получилось, что будет ребенок, и не от тебя».
«А ты че?»
«А я *** знает. Стою, молчу. Она мне говорит, что сделает аборт. Что понимает, как прежде уже не будет. Но давай хотя бы детей поднимем. Одна я не справлюсь. А потом всё. Я уйду и больше ты меня не увидишь. И заревела. А я стою, смотрю на нее. Она такая беспомощная. Понял? Я ей, типа, да че ты? Успокойся. Ну, и обнял ее. Она еще сильнее разрыдалась. Стоит, вся дрожит. И я как бы, с одной стороны, понимаю, что прав. Но и внутри как бы всё сжалось. *** знает, что делать».