Меня зовут Феликс

Глава 30

≪У меня был миллион

шансов и один телефон,

и я ничем из этого

не воспользовался≫.

А дома меня поджидала новая смерть. Умер Клаус Шульце, король электронной музыки. Его музыка сопровождала меня всю мою жизнь. Не то чтобы я был большим ее поклонником или с ней мне легче работается или спится. Просто она — часть меня. Из электронных синтезаторов он мог добывать все, что мне казалось важным, все мои самые глубокие переживания, самые тайные чувства. Он умел играть то, что так красиво не могу нарисовать я. Когда не хватало красок, я черпал идеи из его синтетических поэм. Ушел очередной из мастеров, оставляя после себя свою историю, свое творение и свою жизнь. Так обычно бывает, очень жаль.

Мне Клаус оставил гигабайты музыки и десятки виниловых пластинок, которые сперва покупал мне дед, а после и я сам искал и находил их в немецких антикварных магазинах и на блошиных рынках. Он останется со мной навсегда. И вдруг я осознал, что мне очень хочется жить. Не просыпаться рано утром и вынужденно проживать еще один день, а жить с удовольствием. Радоваться, что проснулся, иметь причину, чтобы просыпаться утром.

Я закрыл глаза и уснул, несмотря на топот сверху. Проснулся посреди ночи от какого-то беспокойства. Наверное, что-то приснилось, но я не мог вспомнить что. Запомнить сон мне удавалось так редко, что я даже завидовал тем, кто умеет их пересказывать. Я был в состоянии запомнить только ощущения, поэтому машинально проверил все части тела в надежде, что сон был не очень реалистичным. Но оказалось наоборот. Я хотел было снова уснуть, не обращая внимания на рефлексы, но не получилось.

— А тебе что приснилось? — В ответ была тишина.

Лишь шорох простыни от ритмичных движений. Жаль, что сила мысли не работает, подумал я, вспомнив о Еве и ее психологе-графомане. Иначе можно было войти в состояние альфа и телепортироваться куда-то далеко, в ЕЕ квартиру, узнать, чем она сейчас занимается. Мне было очень интересно, шуршат ли и ее простыни в эту секунду и кого она в этот момент представляет. А может она и вовсе спит не одна. Такая вероятность мне вовсе не понравилось, и я даже приревновал. Хотя чего я ожидал? Я столько противился, избегал ее, даже конкретное приглашение на выставку проигнорировал. У меня был миллион шансов и один телефон, и ничем из этого я не воспользовался. Была, конечно же, вероятность того, что мне это было не нужно, но вероятность эта настолько ничтожна, что растворяется при первом же воспоминании о ночных пробуждениях от слов «позвони мне».

Разоблачение самого себя подействовало на меня как изгнание из родной деревни. Наверное, так себя чувствовали люди, вынужденные оставить свою родину и пустившиеся в дорогу в неизвестность, теряя по дороге близких.

Тут я себя одернул, потому что эти размышления были слишком мрачными. Встал. Простыня подо мной всё еще была мокрой. Я поплелся на балкон. Было так тихо, что я слышал шипение тлеющего табака в сигарете. Это плохо, подумал я. Настоящий табак тлеет беззвучно.

Первую свою сигарету я стащил у деда. Помню, он совсем не злился, и матери не сказал. Встретил меня на следующий день возле школы и говорит:

— Если хочешь курить, кури настоящий табак, — и достал из кармана курительную трубку, а затем и сверток. — Я тебя научу правильно набивать.

Трубку я курить не стал, но запах настоящего табака запомнил на всю жизнь.

К дому подъехала машина. Я пригляделся. Из нее вышла незнакомая женщина. Это была не Молли. И Евы не было. Всё вокруг менялось, и я менялся. Я чувствовал, как во мне растет безудержное желание увидеть Алису. Мне хотелось, чтобы она ходила голой по моей квартире, надевала мою футболку, травила моих тараканов, играла с пауком, смотрела мои мультфильмы, слушала со мной Клауса Шульце, пересчитывала ножки у курицы, а потом смотрела на меня и говорила, что любит меня. Нет, про любовь не нужно, это, наверное, лишнее. Если сбудется всё перечисленное до этого, про любовь говорить уже не имеет смысла, потому что это и есть любовь. А когда она пройдет, останется только правда, и эта правда будет в том, что мне хочется, чтобы она ходила голой по моей квартире, надевала мою футболку, травила моих тараканов…

Я вернулся в кровать. Простыня подсохла, и я сразу же уснул. Я спал так крепко, что не услышал, когда проснулись и разбежались лошади. Никто не танцевал и не забивал гвозди. Посмотрел на часы. Было девять утра. Мне давно не удавалось поспать до девяти, поэтому я воспринял это как хороший знак. Впервые за долгое время почувствовал, что не придется вынужденно проживать сегодняшний день.

Я позвонил матери и поговорил с ней дольше обычного. Она удивилась, но виду не подала, хотя от неожиданности была менее ворчливой. Сварил кофе в турке, на этот раз только себе. Вышел на балкон, посмотрел по привычке туда, где обычно сидела Ева. Еще раз задумался над тем, что не случайно она появилась и исчезла из моей жизни. Вспомнил про чудесное техническое изобретение для налаживания жизни, о котором она говорила, потушил сигарету прямо в кофейной чашке, вернулся в квартиру и набрал ЕЕ номер.

— Привет, это Феликс.__

КОНЕЦ