Стюардесса

Глава 2

Лайнер замедлил бег и остановился у пассажирского терминала. Рим встречал путешественников по-летнему ярким солнцем.

Пассажиры сразу оживились, загомонили, выглядывая в иллюминаторы. Дина прошла к выходу, дождалась, пока зажегся сигнал, показывающий полную стыковку лайнера с терминалом, и открыла дверь.

Китаяночка сменила свитер на яркую шелковую блузку и подкрасила губки, итальянские сорванцы умудрились ущипнуть Динку за обтянутую форменной юбкой попку, а их отец хоть и шлепнул старшего, но, похоже, остался доволен шуткой своих малышей. Наверное, он и сам был бы не прочь повторить их вольность, да опасался строгого нрава своей внушительных размеров супруги. Все пассажиры приветливо улыбались Динке на прощание, и она в ответ кивала и улыбалась.

Наши соотечественники покидали салон одними из первых, хотя и сидели дальше всех от двери, в семнадцатом ряду. Первым вышел бровастый. Он задержался немного, словно замешкался, дождался, пока с ним поравняется нервный парень с места 6Г, и положил руку ему на плечо. Следом быстро шагнул его неприятный сосед, он подхватил парня под руку с другой стороны, а третий браток замкнул процессию. Напоследок он оглянулся на Динку. Ей стало не по себе.

— Счастливого пути, — пролепетала она, строя из себя полную дуру.

Нахмуренное лицо братка на секунду разгладилось. Он окинул Динку взглядом и процедил:

— Счастливо, куколка…

Дина смотрела им вслед. Все-таки странно… Они словно взяли парня в кольцо, ведут как под конвоем… Впрочем, может, они друзья? Но почему тогда весь полет не общались да и сидели порознь? Могли ведь попросить места рядом… да и пересесть можно было — салон полупустой…

Нет, все не то! Они следили за ним. А парень их боялся. И вот не сумел улизнуть. Интересно, что там, в этом свертке? Динка интуитивно чувствовала, что разгадка странного поведения ее пассажиров именно в нем…

— Что так смотришь? — ухмыльнулся Валентин. — Не веришь своему счастью? Или хочешь, чтоб он вернулся?

— Странно идут. Как под арестом, — тихо ответила Динка.

Валентин резко развернул ее и быстро сказал:

— Не наше дело. Запомни. Все, что за бортом, нас не касается.

…Вот те раз! Это что? Неужели настоящие? Не может быть…

Динка дрожащими пальцами перебирала купюры. Сколько здесь? Новенькие, хрустящие, серовато-зеленые, с портретом президента Франклина… Они были уложены в тонкие пачки. Десять по сто — тысяча долларов в каждой пачке, а пачек этих… Ой, мама! Сколько же? Сто? Выходит, у нее в руках целых сто тысяч баксов? Целое состояние…

Динке даже трудно было осознать громадность этой суммы. А уж перевести ее в рубли и вовсе невозможно.

Сто тысяч! Нет, не может быть. Разум отказывался верить в реальность происходящего. Динка крепко ущипнула себя за руку. Больно! Значит, это правда.

И главное, такая маленькая пачечка… а столько деньжищ!

Небольшую, потускневшую от времени дощечку с иконописным ликом Богородицы Динка сначала отложила в сторону. Иконка и пачка долларов были упакованы в фольгу и несколько раз завернуты в три целлофановых пакета. В свертке они казались обычной книгой. Пересчитав доллары, Динка опять завернула их в фольгу и взяла икону.

Лик Богородицы был темным, только по краям краски были заметно ярче, — видимо, там раньше был оклад. Дина вытянула руку с иконой и прищурилась, поводила ею вправо-влево…

Странно. Казалось, что Богородица отовсюду смотрит прямо на нее. Темные зрачки святого лика были нарисованы ровно посередине светло-коричневой радужной оболочки, и от этого возникало странное ощущение, что Богородица наблюдает за каждым движением Динки.

— Ну что смотришь? — шепотом сказала ей Динка. — Я, что ли, тебя свистнула?

В том, что икона ворованная, она даже не сомневалась. Иначе зачем ее вынули из оклада, почему она, вместо того чтобы радовать верующих в храме, лежит тут, в туалете аэропорта города Рима.

Динка заперлась в аэропортовском служебном туалете, чтобы утолить свое любопытство. Ей не терпелось узнать, что там, в таинственном свертке… И вот узнала…

Наверное, эти громилы в крахмальных рубашках хотели отнять деньги у парня, вот он и нервничал… Теперь по крайней мере ясно, почему он так себя вел. А они его взяли на выходе в кружок… и… Пшик!

Динка хихикнула, представив, как вытянулись лица братков от такого облома. Они ведь не знают, что денежки уже тю-тю…

А парнишка-то оказался умнее! Скинул сверток — и чистенький. И никто не догадается, что баксы у Динки. Вот только…

Динка вздохнула и опять завернула икону вместе с долларами в фольгу и упаковала в целлофановые пакеты. Вот только жаль, что все это богатство ей не принадлежит. Она просто выполняет функции камеры хранения. Через пару дней странный парень отыщет ее и заберет свое.

О том, чтобы спрятаться и не отдать чужие баксы, у Динки даже мысли не возникло. А поэтому стало очень грустно. Вот ведь везет же кому-то… У кого-то целое состояние, а она с трудом дотягивает от зарплаты до аванса. И главное, парнишка ничем не примечательный, откуда у него такая сумма? И что он такой везучий? И почему не везет ей?

Глубокие философские вопросы круговорота жизни Динку, честно говоря, волновали мало. Что толку рассуждать о несправедливости Промысла Божьего, раз уж ей выпало родиться в этой стране, в это время, да еще в среднестатистической семье, где мама врач, а папа инженер.

Сколько она себя помнила, они всегда еле сводили концы с концами, ужинали жареной картошкой и пустым чаем, зато покупали книги и путешествовали дикарями. Духовное родители всегда ставили выше материального. И может быть, из чувства противоречия Динка всегда мечтала жить наоборот, не так, как они.

Ей хотелось, не думая о деньгах, покупать то, что нравится, не боясь остаться на месяц голодной, красиво одеваться, стричься у дорогих мастеров, ходить на массаж, в солярий и куда там еще.

И вот теперь вещественное, осязаемое воплощение ее мечты лежит у нее на коленях. Ну как тут не загрустить! Обидно… Судьба будто поманила, показала, подразнила… а теперь отнимет…

Самое смешное, что Динка даже не представляла, как может потратить сто тысяч. Купить квартиру? Но у нее есть однокомнатная, доставшаяся от бабушки, так что можно не покупать, а обменять с доплатой. Сделать ремонт, обставить… Нет, сначала машину и шубу. Две шубы… и длинный кожаный плащ, как у Наташки. И сапоги, а то эти совсем старенькие… Да вот и все, пожалуй… Все мечты… Но это далеко не на сто тысяч, больше половины еще останется.

А ведь такой маленький сверточек мог осчастливить ее с избытком. Как мало ей, оказывается, нужно в жизни… Ведь все Динкины материальные запросы легко осуществить с помощью нескольких зеленых бумажек.

— Динка, ты здесь? Имей совесть! Нам сейчас питание принимать, — забарабанила в дверь Сашенька.

— Иду, иду.

Дина быстро спрятала сверток под свитер и открыла дверь.

В Риме стояло настоящее бабье лето. Теплый воздух, напоенный ароматами спелого винограда и теплого хлеба, приятно щекотал ноздри. Несмотря на то что был уже вечер, на улице все еще светило солнце.

Стюардессы уже успели прибрать салон и принять на борт воду и пластиковые подносы с ужином. Оставалось два часа на отдых перед вылетом. Пока лайнер заправлялся топливом на дальней стоянке, Динка не утерпела и выскочила на улицу. Хоть одним глазком взглянуть на Вечный город!

Сверток сунула во внутренний карман куртки. Оставить деньги в салоне самолета она не рискнула, но в теплом пуховике нараспашку теперь выглядела нелепо в толпе легко одетых прохожих. Мужчины здесь ходили просто в пиджаках, женщины в плащах или легких курточках. Не объяснять же каждому, что в Москве уже лежит снег…

— Не замерзнешь, дорогая? — раздался над ухом ехидный голосок.

Дина обернулась. Наташка держала под руку Антона и насмешливо смотрела на нее. Сама Наталья уже успела переодеться в симпатичный замшевый костюмчик, а Антон щеголял в форменном кителе с золотыми нашивками и в фуражке. Вместе они смотрелись прекрасной парой.

— Хочешь посмотреть город? — спросил Антон, приветливо улыбнувшись Динке.

— Да.

— Правильно, — кивнул он. — Вечный Рим — столица мира. Ты начни с Колизея, так сказать — с истоков. Сумеешь добраться самостоятельно?

— Попробую, — кивнула Динка.

Зря она английский зубрила, что ли? Сумеет объясниться.

— Смотри не опоздай, — строго напомнила Наташка. — Ждать тебя никто не будет. А времени в обрез.

— А хочешь, присоединяйся к нам, — вдруг предложил Антон. — Мы идем в собор Святого Петра.

Наташка метнула на него недовольный взгляд и скорчила кислую мину.

— С удовольствием, — ответила Динка.

…В соборе было душно и людно, пуховик пришлось снять, и Динка крепко сжимала его в руках, опасаясь, что сверток выпадет ненароком из внутреннего кармана. Антон удивленно косился на нее, но ничего не говорил. А Наташка не удержалась и отпустила шпильку: дескать, вцепилась в свою куртешку, словно у нее там миллион лежит… Знала бы она, глупая, насколько была близка к истине!

Жаль, что Динка не могла в полной мере насладиться величественными красотами знаменитого собора. Заботы о сохранности презренных денежных знаков не способствуют думам о высоком, а соседство обаятельного пилота отвлекает от помыслов о вечном.

Антон устроил девушкам что-то вроде экскурсии: он уже не первый раз был в Риме и знал все местные достопримечательности получше любого гида.

Знаменитая скульптура «Пьета» работы Леонардо да Винчи с распростертым на коленях у Девы Марии Христом, огромные фрески во всю стену, высоченные сводчатые купола, щедро украшенные золотой резьбой, — все впечатляло и поражало воображение. Они подошли к статуе святого Петра, и Антон сказал им, что если прикоснуться к правой ноге святого и загадать желание, то оно непременно сбудется.

Почерневший от времени святой Петр сидел в кресле, стоящем на высоком постаменте. Динка посмотрела на ногу святого и не удержалась от смеха. За несколько столетий от прикосновений множества людей камень истончился, и правая ступня теперь была в два раза тоньше левой. Подошва сандалии совсем истерлась, а большой палец вообще превратился в крючковатый, острый отросток.

Какая-то женщина в черной косынке и длинном черном платье неодобрительно покосилась на Динку и что-то сказала на резком гортанном наречии. Люди подходили к статуе, быстро касались ноги, крестились по-католически и отходили. Ни шума, ни суеты, ни давки. Вообще, в огромном пространстве собора человек казался муравьем, маленьким и ничтожным.

Вслед за Антоном и Наташкой Дина тоже подошла к Петру и тронула отполированный веками уродливый большой палец. Но ничего путного из желаний в голову не лезло. Носились какие-то бессвязные обрывки мыслей, какая-то чепуха.

Динка перекрестилась и решила, что святой и сам не дурак и лучше ее знает, что Динке нужно.