Инициализация

Судия. Ангел и Судия

Инокентий понятия не имел, как очутился в Рябиновом переулке. Он помнил, что телефон зазвонил ненавязчивой попсой в полшестого утра. Помнил, как почти не сонно ответил «алло?». В глазах плавали размытые пятна, и ни черта не было видно.

— Планы изменились, — сообщил явно изменённый на компьютере голос. — Шесть утра, Рябиновый переулок, дом двадцать. Вам встретит Харитон Ветров. Скину смс-кой, чтобы не забыли.

— Фокусник? Откуда вы узнали мой номер?

Трубка ответила короткими гудками. Инокентий продрал глаза и начал собираться. Вне пределов родной квартиры сборы затянулись на десять минут. Рябиновый переулок был рядом с его домом — то есть, очень далеко. К шести он успеет только на реактивном самолёте.

Острым, пронзительным винтиком завертелась мысль: «неужели история повторяется?». В это время Инокентий, кажется, завязывал шнурки… нет, искал носок… или надевал рубашку… хм…

А затем он очутился в Рябиновом переулке. Если это была телепортация, то медленная: часы показывали 7:15.

— Какая телепортация! Углубился в свои мысли, забыл о времени, о мыслях… дошёл как всегда на автопилоте…

Прохожий, обернувшись на его бормотание, прибавил шагу. Инокентий покраснел и начал искать двадцатый дом.

Местные выходят наружу, только чтобы подобно Инокентию торопиться на работу. Взгляды скользят по лицам, перескакивают на вывески, машины, и вновь засасываются куда-то внутрь. Броуновское движение оторванных друг от друга мирков, законсервированных стремлений, втоптанных в землю жестоким «надо» реальной жизни. Погоню за временем тормозят вечно любопытные дети, но их одёргивают, как собачонок, пропуская их болтливую истину мимо ушей.

Почти час Инокентий проторчал в условленном месте. Он хотел позвонить Фокуснику, но мало того, что номер не сохранился — не осталось даже упоминания о звонке. Только смс-ка, где в графе «отправитель» зияла пустота.

«Все впустую… опять разрушил себе жизнь одним-единственным опозданием…»

Кровь заледенела в груди, когда в потоке прохожих промелькнули знакомые рыжие патлы.

— Вы опоздали, — сказал Фокусник, поравнявшись с Инокентием.

— Я…

— Неважно. За мной.

Фокусник натянул на голову шапку и нырнул в толпу. Инокентий едва поспевал за ним, но потом, сообразив, что люди сами неосознанно шарахаются от него, полез напролом.

— Харитон, — не оборачиваясь, бросил ему Фокусник. — Не выходит на связь. Клянусь своей божественной задницей, он полез в одиночку и огрёб неприятностей. Совсем не умеет ждать. Годы практики не вынули шило из… — Фокусник мимолётом убедился, что Инокентий поспевает, и вновь устремил взгляд куда-то вдаль.

Они юркнули в проход меж двух домов и пересекли замызганный дворик, треть которого занимали мусорные баки. Ловкач помог Инокентию взобраться на пожарную лестницу, нижний пролёт который канул не иначе как в Лету, и залез следом.

— Наш клиент — Валерий «Ангел» Михайлов. Месяц назад выписался из Гоголевки, куда загремел, не пройдя психиатрическую экспертизу. Ухайдакал девять человек, которых принял за воплощения каких-то грехов. Использует ангельскую атрибутику.

Фокусник остановился на шестом этаже и протянул Инокентию пистолет.

— Умеете?

Инокентий мотнул головой. Фокусник передёрнул затвор, проверил предохранитель и спрятал пушку в одном из внутренних карманов плаща. Затем достал вторую.

— Неужели… — пролепетал Инокентий.

— Хуже не бывает, — заверил его Фокусник.

Строгой роскошью и изяществом подъезд напоминал музей. Рябиновый переулок и задумывался оазисом утончённых архитектурных решений, затерянным меж трущоб Топей да заунывным Леворечьем, типичным спальным районом. Но буквально за пару лет переулок нещадно загадили — даже алая черепица по непонятным причинам стала блёкло-ржавой; остатки былого великолепия забились внутрь, под присмотр частных охранных организаций.

— Не стойте столбом, — прошипел Фокусник, ковыряясь отмычкой в замке одной квартиры. — Стойте на стрёме.

В нервозной, воровской тиши дверь прогремела как хруст алмазных пород. Фокусник выжидающе уставился на Инокентия.

— Мне заходить, что ли? — прошептал тот. Фокусник кивнул. — Но зачем?

— Пригодятся ваши способности.

— Какие способности?

— Тсс! За мной.

Прихожая выглядела как греческий зал, обжитый современными варварами. Коринфские колонны упирались позолоченными капителями в выбеленный, но с разводами потолок, а основанием — в облезлый светло-коричневый палас. На голове затолканной в угол скульптуры Октавиана Августа кто-то заломил дырявую шапку-ушанку. Ящики из столов и шифоньеров были вывалены на пол в буйном беспорядке.

Фокусник тщательно обследовал прихожую, держа пистолет наготове.

— Это квартира его брата, — сообщил он, переворачивая одно из богатых сидений, в которых можно было устроиться полулежа.

— Без оружия я чувствую себя… неуютно, — не сразу подобрал подходящее слово Инокентий.

— Вам вправо, — пропустил его замечание мимо ушей Фокусник.

— А что мы ищем?

— Поймёте, когда увидите.

Фокусник прошмыгнул в левую комнату. Инокентий бросил взгляд на выход из квартиры. Приоткрытая дверь манила туда, подальше от ангелов, домушников и странных событий, которые напоминали не то снежный ком, не то тянущуюся в никуда цепочку… Ещё хотелось позавтракать и в душ.

Но что-то, как всегда, удержало его — неосознанное, ненавистное… неодолимое.

Инокентий зашёл в какую-то художественную студию. Дешёвые хлопчатобумажные шторы были распахнуты настежь. Любопытный запах масляных красок нарушал ветерок из открытой форточки, откуда, как из старенького приёмника, доносился шершавый шум улицы. Под ногами хрустели пласты мятых бумажек с рисунками и набросками. Время от времени Инокентий нашаривал ногами керамзит, упаковки из-под чипсов, осколки стекла, а один раз чуть не споткнулся о трёхлитровую банку с сушёным тарантулом.

Брат «Ангела», вероятно, не мог определиться, кем хочет стать: художником или скульптором. Об этом свидетельствовали сваленные в кучу бюсты, натюрморты, портреты, пейзажи и какая-то метафорическая мазня. На каждом произведении стояла одна и та же щегольская подпись, хотя ни одно не было завершено.

Инокентий приоткрыл дверцу шкафа у стены. Внутри лежали две восковые фигуры: одна уже готовая, а другая только наполовину. Он с интересом пригляделся к готовой. Это был молодой мужчина с золотистыми локонами, облачённый в белую наволочку, небрежно стилизованную под тогу. Стояла фигура по стойке «смирно», глядя лучистыми глазами куда-то сквозь непрошеного гостя. Инокентий ткнул фигуру пальцем в глаз. «Фигура» айкнула и схватила Инокентия за горло. Инокентий попытался вырваться, но мужчина легко сбил его с ног и прижал к хрустящему полу. Из складок своей наволочки он достал платок и прижал его к носу наглого гостя. Жгучий сладковатый запах просочился прямо в сознание. Дёрнувшись несколько раз, Инокентий ослаб и провалился в глубокое небытие…

Боль, крики, всполохи. Металл в вене.

Он не сразу понял, что пришёл в себя, ибо не мог пошевелиться в кромешной тьме. Лишь слух выхватывал тишайшие, на грани реального, григорианские напевы. Дверь лязгнула так неожиданно, что Инокентий вздрогнул всем телом. Вспыхнул яркий, слепящий свет. Неизвестный прикоснулся холодной влажной рукой ко лбу и засунул в рот горлышко пластиковой бутылки. Тёплая вода хлынула в пересохшее горло. Не дав сделать и пару глотков, бутылка исчезла. Свет потускнел.

Проморгавшись, Инокентий увидел его — человека, которого по дичайшей глупости принял за манекен. Неестественно чистые глаза всё так же смотрели куда-то сквозь пленника. Наволочка-туника едва заметно фосфоресцировала в полутьме. Инокентий скосил взгляд. Рядом лежал Фокусник, прикованный к кушетке. Из уголка рта у него капало что-то тёмное и вязкое. Подле, привязанный к стулу, сидел поразительно похожий на обезьяну человечек — сходство это подчёркивали близко посаженные глаза, крупные уши и характерные бакенбарды на две трети лица. Кажется, оба «фокусника» были без сознания.

— Говори правду, и будешь пощажён! — пророкотал человек.

Этот тип обладает голосом артиста, не чурающегося трибуны. Инокентий видит, как Валерий взбирается на один из обеденных столов и разражается проникновенной речью, которую обрывают четыре санитара и врач со шприцом успокоительного. Это был его третий день в Гоголевке.

— Смотри на них, — продолжил «Ангел», широким жестом указывая на «фокусников». — Рыжему пришлось пустить кровь, а мелкому — разбить челюсть. Всё потому, что они лгали. Ты понимаешь меня?

— Понимаю…

— Это мы посмотрим.

«Ангел» пропал из виду и вернулся с парой напечатанных листов формата А-4.

— Кто ты? — вопросил он требовательно.

— Инокентий. С одной «н». — «Зачем я всегда это уточняю?»

— Я не спрашиваю имени и особенностей его написания. Кто ты?

Инокентий перевёл дух:

— Судия.

Немигающий взгляд «Ангела» фокусируется на его лице. Инокентий поспешил отвести глаза, чтобы не видеть эти чистые, сверхнормальные радужки.

— Повтори, — потребовал «Ангел».

— Я — Судия.

«Ангел» швырнул листки на пол и начал ходить кругами, схватившись за голову. Инокентия замутило, и он закрыл глаза.

— Ты не врёшь.

Инокентий услышал, как «Ангел» подвинул стул к нему поближе. Сел. Запахло миррой и лежалыми яблоками.

— Но знаешь ли ты, кто такой Судия?

Инокентий открыл рот, но не издал и звука.

— Нет, — обронил, наконец, он, только чтобы выбраться из тугодумной пустоты в голове.

— А я скажу. Это тот, кто судит. — «Ангел» разразился металлическим смехом. Всё очевидное кажется ему смешным. — Капкан… силки… ловушка! Ловушка! — как ребёнок он радуется, что вспомнил подходящее слово. В мире, где всё слишком сложно, радоваться можно только мелочам. Они чисты в своей простоте и не имеют привкуса. — Это ловушка, Судия. Не суди, и не судимым будешь. Так говорят в народе.

«Почему у него не пахнет изо рта? Ничем…»

— Зачем ты пришёл ко мне, Судия? — мягко, почти ласково спросил «Ангел».

— За местью, — услышал Инокентий свой суховатый ответ.

— Это не совсем правда. Это… твоё понимание.

Подскочив на ноги, «Ангел» схватил свой стул. Инокентий улавливает глухой удар и треск дерева. Приоткрыв глаз, он видит, как лицо безумца озарила внезапная догадка.

— Это они прислали тебя? Зачем?!

— Покарать виновного, — тоном Йишмаэля ответил Инокентий.

— Все виновны. Различна только степень вины. — «Ангел» неожиданно упал на колени. На его глазах засияли слезы. Его грудь сотрясалась в беззвучных рыданиях. Этот гигант в человеческом теле виновен. — Я расскажу тебе. Я расскажу тебе, Судия.

«Ангел» пополз за листочками. Инокентий услышал, как он ставит стул на место, садится и раскладывает их на коленях.

— Ты прости, что по бумажке. Там… — в Гоголевке, — я осознал, что мыслей у меня слишком, много мусора, много важного, но бесполезного для определённого момента…