Невезение. Сентиментальная повесть

Господи, как он нетороплив, сколь медлительны его движения, как он бесчувствен: неужели все еще не замечает, как послушно откликается ее тело на его ласки… Чтобы погасить в себе возрастающее желание, она пытается думать о чем-нибудь постороннем, но ничего с собой не может поделать: чувствует, как напрягаются у нее ноги, и все ее тело, как бы бросая вызов своей хозяйке, постепенно выходит из-под контроля разума и начинает мерно, неуправляемо колыхаться…

Желая прекратить эти постыдные (для впервые пришедшего в ее дом мужчины) движения, боясь упасть в неодолимую бездну страсти и оттолкнуть тем его, Евгения кусает свою руку, кусает сильно, еще и еще, на глазах ее слезы отчаяния, но боль никак не приходит, и тогда, уже затуманенная, она, наконец, не выдерживает и жалко, не своим, а каким-то чужим, противным и хриплым голосом молит его: ну приди же, приди…

***

Утром, идя на работу, я стараюсь не вспоминать прошедшую ночь. Было жаль Евгению, брала досада на себя. Правда, она, умница, все пыталась утешить: мол, ничего, так может быть с каждым, не переживай, мне и так с тобой очень хорошо… Это казалось еще более обидным. Ну, мрак прямо какой-то…

В зоне тоже часто говорили на эту тему. Рассказывали, что такое происходит со многими после длительного перерыва. Главное только, не брать дурное в голову — и все пройдет. Тем не менее, сердце саднило.

Гл. 8

Магазин открывала Альбина Петровна. За непродолжительное время работы здесь я неплохо раззнакомился со всеми работниками своей смены. Альбина Петровна, например, по ее собственным словам, «несла свой тяжелый крест». Этим крестом был ее единственный, любимый и ненаглядный сын Петенька, или, как его все называли в магазине — Пеца. Редкая смена обходилась без того, чтобы этот Пеца — здоровенный двадцатипятилетний бугай с маленькой головкой дегенерата на мощных плечах — не заходил к матери с одной и той же фразой:

— Привет, ма! Тут у меня наклевывается одно дельце — подбрось-ка мне «дурной червончик»!

Альбина Петровна давала деньги без лишних слов. Только горестно пожимала губы и прятала глаза. Я пару раз замечал, как она после его визитов плачет в подсобке. Иногда заведующая приходила на работу в синяках. Девчата говорили, что сынок бьет ее по пьянке. В смене все обо всех знала Валя-маленькая. Эта полная рыженькая коротышка была на удивление доброжелательна. В ее приземистом нескладном теле царил восторженный пылкий дух. Она болтала без умолку, умела делать одновременно несколько дел: и покупателей обслуживать, и вести долгий, обстоятельный разговор со своими подружками. У нее был довольно редкий дар: поразительное чувство пропорции веса тел и их объема. Когда выпадает свободная минутка, я с интересом наблюдаю за ее работой. При взвешивании колбасы в восьми случаях из десяти она получает нужный вес «с одной руки» — с первого раза. Покупателей, которые в нашем магазине впервые, это очень впечатляет. Люди даже переглядываются. Некоторые после этого подходят к контрольным весам, но тут же уходят, не глядя по сторонам, — вес всегда оказывается на удивление точным.

Если у кого-то из продавщиц назревает ссора с покупателем, Валя-маленькая неизменно спешит на выручку. Своим вечно улыбающимся круглым лицом, густо усыпанном оранжевыми веснушками, бойкой речью — скороговоркой, обильно сдобренной меткими простонародными словечками, она умеет найти подход к каждому покупателю. Ей где-то под тридцать. Холостячка, она живет в семейном общежитии. В магазин частенько заходят ее односельчане. Рассказывают ей сельские новости, спекулируют ее добротой: отказать им Валентина ни в чем не может. Уходят от нее обычно довольные, тяжело нагруженные теми продуктами, которых в свободной продаже почти не бывает.

У них с Валей-большой какие-то сложные отношения. Скорее всего, это дружба, причем, довольно крепкая, хотя, на первый взгляд, кажется, что они непримиримые враги.

Валя-большая являет собой яркий тип «ломовой» женщины. Эдакая «коня на скаку остановит, в горящую избу войдет». Причем, не войдет, а забежит, да еще и поддаст лишнего огоньку.

Высокая, сутулая, с ногами ровными, как палки, быстрая и резкая в движениях, она немногословна и язвительна. Длинная стрижка подчеркивает лошадиное лицо с плоскими, чуть вывернутыми губами, обнажающими при постоянной кривой ухмылке крупные неровные зубы. Она тоже не замужем.

— Ничего, подружка, — любит ей говорить Валя-маленькая, — наше от нас никуда не уйдет… В кино сниматься мы с тобой все равно не пойдем — времени нет, да и рылом не шибко вышли, а во всем другом нам любая артистка позавидует: одеваемся — как хотим и во что хотим, зубки у нас тоже хорошие — любой сервелат враз измельчим, после смены всю вонь магазинную французским декалоном отшибаем…

— Что — «декалон», — рубит сплеча Валя-большая, — тебе бы мыться почаще стоило, хотя бы мылом хозяйственным. Враз любой запах сымает — это я по себе знаю… А то только и хвалишься, как пионерка задрыпанная…

***

Ну и зима в этом году! В наших южных местах — невиданно! — уже больше месяца держится минус 20, а то и более. Недвижно стоят обледенелые тополя. На улицах мало людей.

Что-то не нравится мне в последнее время баба Нюра. Вроде и хворать не хворает, а сдает с каждым днем. Она почти не ходит. Жалуется на ноги, но дело, кажется, не в этом. У нее плохое дыхание, а по ночам сильная одышка. Несколько раз вызывал к ней врача. Участковая девица прибегает взмыленная. Больше пяти минут не задерживается. Стреляет жадными глазами по квартире, даже противно. Слащаво успокаивает больную: вы еще, бабушка, нас переживете! Выписывает лекарства, заглядывая в рецептурный справочник. Принимая меня за сына, лицемерно вздыхает: старость — не радость! Возраст, возраст… И тут же, окинув беглым взглядом непривычную обстановку, стремительно исчезает.

Хожу в аптеки за лекарствами. Немножко веду хозяйство. Баба Нюра вздыхает: — Только этого тебе, Вася, не хватает — ходить за старухой…

Переживает, что мне она в тягость. Пытаюсь ее разубедить, да где там… Эта женщина, которая тяжко хрипит длинными зимними ночами, стала занимать в моей жизни важное место. Не знаю как, но ей удалось прописать меня в своей квартире. Ведь мы не родственники, а постоянная прописка в нашей стране на чужой жилплощади — дело не простое.

Часто заходит Евгения. Меряет температуру, давление. Приносит лекарства, следит, чтобы своевременно принимала. Стирает на кухне. Подолгу беседует с Анной Аристарховной. Делает уборку. С того памятного дня ее рождения прошло почти полгода. С тех пор я у нее не был. Она не навязчива. Мы с ней достаточно мирно сосуществуем. Наверное, я тогда сделал ошибку. Надо было после злополучного сексуального фиаско непременно прийти к ней на следующий день. Выпить немного. Не зацикливаться на прошлой неудаче, и все бы пошло, как надо. Но я, дурак, тогда не решился, а с каждым последующим днем это становилось все труднее. Теперь и вовсе боюсь, что если попаду к ней снова, то все окончится так же.

***

Неожиданно встретился в магазине со старой знакомой, Ниной Ставраки. Увидев меня в фартуке и с мешками, она удивилась, чувствовалось, что ей неловко. Понятное дело, в свое время она работала в моей школе, учитель начальных классов, и увидеть своего бывшего директора в таком облике ей было не очень приятно. Милая женщина. Всегда подтянута, хорошо одета, аккуратна, чистюля. У нас были добрые взаимоотношения. Ученики ее любили. Правда, она была несколько замкнута, в учительской ее почти не видели, все время с детьми, с классом. С ней была связана одна занятная история, после чего ей пришлось уволиться.

Как-то на автобусной остановке, возле школы, какой-то воришка вырвал у нее сумочку и бросился наутек, Нина растерянно закричала. Надо же, рядом проходил молодой мужчина, дал подножку бегущему и мигом его скрутил. Оказалось, работник милиции. Пришлось идти в районное отделение. Стали оформлять протокол задержания. Дежурный офицер, пожилой толстяк с багровым лицом и обширными залысинами, начал проверять содержимое сумочки на предмет: всё ли на месте, или что-то пропало?

Нина сказала, что ничего там особенного нет, она спешит, так что готова подписать протокол и уйти.

— Нет, голубушка, — отвечал дежурный, — порядок есть порядок, осмотр похищенного обязателен. Сидящий за другим столом милиционер, читавший газету, обратил внимание, что женщина явно взволнована.

Дежурный стал вынимать нехитрый женский дорожный скарб: помада, зеркальце-пудреница, какие-то мелочи и ажурный носовой платочек. Открыл боковое отделение, а там — три лотерейных билета. Стал переписывать. Его коллега встал, подошел, взял билеты и воскликнул: — Так это ж последняя лотерея, розыгрыш был только позавчера, вот, как раз, в моей газете! Вы уже проверяли?

Нина побледнела, сказала, что нет. — Так давайте проверим, — воскликнул довольный милиционер, у меня легкая рука!

— Я, правда, очень спешу, — взмолилась женщина, проверю уже дома…

Милиционер оказался настойчив: — Вдруг что-то выиграли, тогда воришку будут судить за более крупную кражу!

Он подошел к своему столу, раскрыл газету на нужном месте и взял первый билет. — Так, что там у нас, — с интересом проговорил он, — так, так…

— Смотри, — удивился милиционер, — кажется, что-то есть…

— Дежурный оторвался от протокола: — Что там?

— Да тысяча рублей! — радостно сообщил любознательный сотрудник милиции. — Поздравляю вас!

Дежурный удивленно раскрыл глаза: — Ничего себе, какая удача, а мне больше трешки никогда не везет.

— Ну, мне пора идти, большое спасибо за такое известие! — сдавленно проговорила пострадавшая.

Но воодушевленный успехом незваный доброжелатель уже держал в руках другую лотерейную карточку.

— Не может быть, — пересохшим голосом сказал он. — Здесь тоже тютелька в тютельку…

— Что? — замер в ожидании дежурный.

— Вы не поверите — «Запорожец»…

Дежурный раскрыл рот, достал застиранный носовой платок и стал вытирать пот со лба.

Нина стояла молча, не высказывая заметной радости. — Может, я уже пойду, — пролепетала она.

— Проверим и третий, — теперь уже требовательно произнес милиционер.

Нина стояла ни живая, ни мертвая. Третьим выигрышем оказалось чудо советского автопрома автомобиль «Москвич».

Милиционеры засуетились, забыв про удивленно таращившего на всё это глаза незадачливого воришку. Сообщили начальнику отделения милиции. Пришел грузный подполковник, внимательно рассмотрел билеты и обратился к поникшей учительнице: — Как это прикажите понимать?

В общем, завертелось дело, было открыто специальное следствие по неслыханному случаю таких выигрышей в одних руках.

Сумочка оказалась поистине золотой, а ее хозяйка катастрофически невезучей. На следующий день она пришла ко мне с повесткой, сообщила о своей беде и сказала, чтобы готовили ей замену.

— Сколько же ты купила билетов, чтобы выиграть такую сумму? — пытался пошутить я, но она не приняла мой тон.