Цена твоего молчания

Глава 4

Рыжий доходит до стола и галдящей компании подвыпивших студентов, даже не подозревающих о произошедшей между нами ссоре. Плюхается на свободный стул, как раз рядом с Борщевским, и щедро наливает себе виски, разбавляя газировкой едва ли на треть. Опрокидывает все это в себя залпом и даже не морщится, тут же взрываясь громким хохотом на какую-то шутку.

Даже не оглядываясь на меня.

Словно ему и в самом деле все равно.

От обиды перехватывает дыхание, а мир смазывается…

— Я не вовремя?

Вздрагиваю и резко поворачиваю голову, отрываясь, наконец, от бесполезного созерцания спины друга.

Владимир смотрит на меня снова серьезно и с таким видом, будто это я вторглась в его личное пространство и помешала разговору. Без сочувствия, без улыбки, только с легким недовольством, которое на этот раз бесит настолько, что даже слезы, выступившие на глазах, высыхают в один миг.

Все эмоции, не нашедшие выхода до этого момента, трансформируются в запредельное раздражение, отключая здравый смысл напрочь. И хмурое выражение лица сводного брата Пашки лишает меня даже мук совести, когда с губ срываются резкие слова.

— А ты сам не догадываешься?

С трудом сдерживаюсь, чтобы его не оттолкнуть. Только разворачиваюсь на пятках, намереваясь сбежать в одинокую темноту, чтобы остыть и хорошенько все обдумать. Успокоиться и решить, что же делать со всем этим дальше.

Но парень, очевидно, оказался непробиваемее, чем я думала.

Потому что, проигнорировав мой тон и неприветливость, шагнул следом…

— И для тех, кто до сих пор нихрена не понял — не надо за мной ходить! И следить за мной тоже не надо, не маленькая!

И, не оглядываясь, устремилась прочь, едва не срываясь на бег.

Черт бы побрал этого Владимира!

Черт бы побрал Пашку!

И меня заодно…

Сколько я бродила вдоль забора, не знаю. Специально ходила туда-сюда вдоль угла за домом, чтобы не видеть и не слышать никого, а желающих составить мне компанию, слава Богу, и так не нашлось. Успела успокоиться, разозлиться и снова успокоиться, замерзнуть и проголодаться. Последнее, если честно, удивило — обычно стресс надолго отбивал у меня аппетит. Но видимо запах жарящегося на костре мяса способен перебить устоявшиеся привычки и принципы.

В результате размышлений я, как ни странно, осталась при своем мнении. Пашка не должен был меня обманывать, иначе, что это за дружба такая? А уж благими намерениями…да что уж теперь говорить.

Оставаться здесь, на даче, желания, откровенно говоря, не осталось никакого. Да и смысл? Сидеть за одним столом и дуться друг на друга? Или еще лучше, обходить за километр? Детский сад какой-то…

Поэтому вариант оставался только один — возвращаться домой. Хотя это тоже совершенно не воодушевляло — придется снова отбиваться от попыток матери и ее собутыльников затащить меня за стол и выпить вместе с ними, терпеть пьяные возмущенные возгласы, что убежала и закрылась в комнате, до утра пытаться уснуть под разноголосый ор, даже отдаленно не напоминающий пение… Да и сумма, которую придется выложить за такси…денег было жалко нереально.

Но просить рыжего вернуть меня в город уж точно не собиралась.

Хрен с ними, с деньгами. Придумаю что-нибудь. Кровь вон сдам на станции переливания — и полезно, и такси компенсирую. Не пропаду.

А там — пусть Пашка хоть с Борщевским, хоть с лешим дружит! Наплевать! Может они окажутся сговорчивее и проще…

Странно, но стало легче. Сколько раз замечала — эмоции застилают глаза, заставляя мысли метаться беспокойным клубком в лапах шкодного котенка. А как только отринешь чувства, сожмешь их в кулак, так оказывается, что и выход рядом, и жизнь продолжается. Причем вполне себе невозмутимо продолжается, снисходительно улыбаясь тебе, как несмышленому ребенку, у которого упало подтаявшее мороженое под ноги. Обидно, да. Но совершенно не смертельно. И решается все горсткой монет и каплей поддержки…

Но, прежде чем отправиться за рюкзаком, решила наведаться в ту самую деревянную будочку, знакомую едва ли не всем и каждому с детства. Вкусный сок, с аппетитом поглощаемый мною весь вечер, настойчиво требовал выхода…

К счастью, очереди не было, поэтому я проворно забежала в туалет и захлопнула за собою дверь, оказываясь в пугающей темноте. Через малюсенькое резное отверстие в самом верху рассеянный свет растущего месяца проникал совершенно недостаточно. И дискомфорт внутри не давал расслабиться и задержаться тут лишнюю минуту.

Поэтому, едва застегнув джинсы, я с облегчением выскочила наружу. Наугад захлопывая за собой дверь и, одновременно, поправляя куртку. Успевая посматривать под ноги, чтобы не запнуться, и совершенно не обращая внимания на то, что творилось прямо передо мной.

И только когда знакомый насмешливый голос разрезал тишину этой поистине кошмарной ночи, изумленно вскинуть глаза вверх.

Чтобы еще через миг изумление сменилось отвращением…

— Вот ты где, Настя, — протянул Борщевский, заступая мне дорогу. Обманчиво расслабленный, но я точно знала — спокойно мне уйти он не даст. И плевать, сколько людей вокруг. Особенно, когда в радиусе трех десятков метров их нет вовсе, — убежала, пропала куда-то. А я соскучился…

— И поэтому лучше места для встречи, чем это, — я красноречиво выделила последнее слово, — ты не нашел?

Старалась, чтобы голос звучал язвительно, но в душе все явственнее поднимался страх. Мало ли что в голове у этого придурка…тем более в свете нашей последней встречи…

А в том, что Енот не забыл и не простил, не сомневалась нисколько.

И я не ошиблась.

— Ну, а что поделаешь, — пожал он плечами, делая шаг ко мне, — если ты по-хорошему не хочешь. За столом, со всеми…

— Борщевский, какого хрена тебе надо? Я не Пашка, мне лапшу на уши вешать не надо! В твои извинения я не поверю, даже если ты тут на коленях ползать будешь!

— А зря, — усмехается он, не изменившись в лице ни на миллиметр, словно болтал с давним приятелем, — только я ведь и вправду приехал из-за извинений. Только не моих. Твоих.

— Что? Ты головой ударился? Или вискарь паленый? С чего вдруг я буду извиняться? За что?

— А за свою несдержанность, милая, — он медленно приближается, а я, отступая, неожиданно упираюсь в знакомую деревянную дверь. И деваться некуда — Енот с глухим хлопком припечатывает ладони по обе стороны от меня, лишая возможности вывернуться и сбежать. И, широко распахнув глаза, я вижу прямо перед собой ненавистное лицо, не в силах даже закрыть глаза, потому что так еще хуже, — твоя пощечина, помнишь? У меня до сих пор кожа горит…

Он со свистом втягивает носом воздух, словно принюхиваясь, и сокращает расстояние между нами еще сильнее. Я только успеваю упереться руками в его грудь, ощущая холодную кожу куртки и силу парня, которая легко преодолеет мое сопротивление, если он захочет.

А он точно захочет, это с легкостью читается в его глазах.

— А еще при всех…

Его нос вдоль моей щеки, едва не касаясь ее…

— Поэтому самолюбие, поверь, пострадало не меньше…

— Отойди от меня! — шиплю ему в лицо, но парень только весело хмыкает.

— А если не отойду?

— Я закричу! — звучит вполовину не так уверенно, как мне этого хочется. Борщевский слишком близко, мне слишком страшно и некомфортно. Его аура и запах словно лишают воли, мешая сопротивляться в полную силу. В памяти всплывают обрывки знаний о самообороне, но слишком смазано и в разнобой, чтобы оформиться в сколько-нибудь конкретный план.

Но сдаваться просто так я не намерена…

— Давай, кричи, — покладисто соглашается он, а его левая рука вдруг ложится на мой подбородок, не давая отвернуть голову. Проводя пальцем по нижней губе, заставляя дернуться от отвращения. Безуспешно. А парень только усмехается, мельком оглядываясь, — только, боюсь, тебя не услышат.

Нееет..

Я готова застонать в голос, но лишь крепче сжимаю зубы.

И как я могла не заметить!

Ребятам надоело пить под аккомпанемент собственных голосов, шороха посуды и разномастного смеха. Кто-то притащил колонки и, судя по всему, подключив телефон, врубил популярную попсовую песню, под громкое одобрение окружающих. И то, что некоторые сидя начали пританцовывать…

Енот прав…если меня и услышат, то явно не сразу и не быстро.

И парень ясно видел мой взгляд с отразившейся в них зарождающейся паникой…

— Давай так, — горячие пальцы скользят по моей щеке, перемещаясь на висок и волосы, — сначала ты меня поцелуешь туда, куда ударила…

Он прижимается ко мне всем телом, словно не замечая моего сопротивления и выставленных рук.

— Потом еще раз…туда же, — я пытаюсь отвернуться, но меня грубо хватают за волосы, не позволяя, — для закрепления результата…

Еще пауза, а я понимаю, что шансов вырваться у меня с каждым мгновением все меньше. Но и подчиниться немыслимо. Внимательно слежу за каждым движением урода, с мрачной решимостью готовясь, если не ударить, так хотя бы укусить. Сильно, до боли, до крови! Чтобы шрам на всю жизнь, как напоминание!

О том, чем может обернуться такое членовредительство, думать не хотелось…

— А после, в качестве моральной компенсации, я, так и быть, поцелую тебя сам, — волосы свободны, но в плену снова подбородок и мне недвусмысленно намекают на то, что целовать будут явно не целомудренно, — и, если мне понравится, мы будем в расчете…

— Нет! — дергаюсь в отчаянном порыве, но Борщевский лишь сжимает меня крепче.

— А мне плевать, милая… Хотя, можно обойтись и без прелюдии…

Он приближается неотвратимо, а я не выдерживаю и все-таки зажмуриваюсь. Чувствуя волну тошноты, подкатывающую к горлу, и собираясь в единый комок, готовясь к сопротивлению. Несмотря на то, что отвернуться мне не дают. Дернуться — тоже.

Я не сдамся!

И за миг до того, как омерзительные губы касаются моих, а я открываю рот только для того, чтобы прокусить все, до чего смогу дотянуться, мне вдруг становится легко и свободно.

Настолько, что я не сразу понимаю, что случилось и почему.

Но сдавленный, полный боли стон быстро возвращает меня в реальность, заставляя распахнуть глаза…

Енот валялся на земле, почему-то прижимая к себе правое колено и с ненавистью глядя на парня, стоящего в паре метров от меня. Сморгнув пару раз и приглядевшись, я с удивлением узнала в парне Владимира. И такой вид у него был…

В общем, я бы искренне посоветовала Борщевскому очень тщательно выбирать слова и телодвижения…а еще лучше немного полежать и не отсвечивать. Сводный брат Пашки производил впечатление ядовитой змеи — мало того, что клыки уже смазаны ядом, так еще и молниеносный бросок в случае атаки не оставит шанса даже самому сильному и проворному врагу. И даже учитывая то, что комплекция Борщевского была куда как внушительнее, в случае драки тет-а-тет я бы на него не поставила ни рубля.

— Сука, — выдохнул Енот непослушными губами, с трудом принимая сидячее положение, — я тебя запомнил. Ты просто не знаешь, с кем связался…

— Ну, и с кем же? — прозвучало так издевательски-ласково, словно Владимир разговаривал с глубоким инвалидом по умственной части, — с оригиналом, зажимающих девчонок около туалета? Или это ущербный подвид романтики такой, а я не в курсе?