Топ-модель

Глава 7

— Нет, не курю. — И выдрессировано добавляю: — Извините.

Максим усмехается:

— За что извиняешься? Это же хорошо. Я тоже давно бросил, но иногда тянет.

— Иногда — это после спасения людей?

Едва заметно приподнимает брови.

— Чаще.

Я так жадно вглядываюсь в черную воду, что еще немного, и начну видеть останки древних кораблей на дне. Напрягаюсь всем телом от его близости. Уйти бы немедленно, мало ли что ожидать можно. Скинет за борт, и скажут потом: «Официанточка с ума сошла».

Но остаюсь на месте и продолжаю:

— Переживаете, да? Все веселятся, но вам не до смеха. Вы даже практически трезвый, хотя бар бесплатный. Абсолютно. Там даже «Хеннесси ХО» есть.

Максим снова чуть улыбается:

— Да, бесплатный, верно. Извини, малая, что обидел днем. Я был на стрессе и не разобрался, что к чему.

Вся кровь, что есть в моем теле, устремляется к лицу. Сердце так дико колотится под ребрами, что я едва за него не хватаюсь. Голова кружится. Наверное, у меня прямо сейчас происходит какой-нибудь инфаркт.

Подгибаю пальцы ног — мозоли дают о себе знать, я чувствую боль и прихожу в себя.

— Вы спасли двух человек. Женщину и ребенка. Даже если бы вы меня послали на три буквы и влепили пощечину, я бы не обиделась.

Максим издает короткий смешок и качает головой:

— Это точно было бы лишним.

— Да, вы правы. — Прикусываю язык.

Наши глаза встречаются, я улыбаюсь и вновь смотрю на море. Какой сегодня удивительный день, столько интересных людей вокруг и нового опыта.

— У тебя все в порядке? — нарушает молчание Максим.

— Д-да, у меня перерыв. — Бросаю взгляд на часы: — Еще пять минут. Я спустилась отдохнуть перед финальной уборкой. Немного устала, если честно.

— Я обратил внимание, что ты усердно трудишься.

— Спасибо.

Он молчит, смотрит на прибрежные огни, потом на усыпанное звездами небо. Я догадываюсь, что его откатило. Если у папы был сильный стресс, — например, когда волки подошли к нашей деревне и напали на корову, а еще до этого хулиганы побили его учеников, — он пил и долго восстанавливался.

Максиму невесело, он, вероятно, прокручивает в голове спасение двух человек и проживает его снова и снова.

— Вам было страшно? — спрашиваю. — Мне бы точно было.

— Я занимался плаванием, был уверен, что все получится.

— Ну да, ну да, — качаю головой. — Рассказывайте.

— Что?

— Вы такой крутой, что ежедневно прыгаете со скалы головой вниз прямо в ботинках! Притворюсь, что поверила.

— Уж сделай одолжение.

— Чисто из уважения к тому, что вы гость, а я на зарплате.

— Будь так добра.

Мы переглядываемся, я понимаю, что он прикалывается надо мной, и смеюсь. Потом мы смотрим вдаль и одновременно улыбаемся. Все очень хорошо и замечательно, эта минута такая крутая, что… вот буквально одна из лучших в моей жизни!

Максим оборачивается, доходит до лавки, берет плед и накидывает мне на плечи.

В груди тепло-тепло становится! Намного жарче, чем плечам, которые теперь греет шерстяная ткань.

— Спасибо.

— Не за что.

Интересно, какая она — его девушка? Наверное, особенная во всем. Я понятия не имею, кто она, но почему-то очень за нее обидно, если Максим изменит ей с танцовщицей этой ночью. При этом осознаю, что, если вдруг меня спросят — я ни за что его не сдам. Из-за пледа, шуток и всего вместе.

— Как вам праздник?

— Хороший.

— А танцовщицы? Обалденно красивые, да?

Максим мимолетно хмурится и отвечает довольно скучающим тоном:

— Полуголые девицы хороши, как и все полуголые девицы. Других танцовщиц гоу-гоу в своей жизни я еще не видел.

Беседа явно перестала его развлекать. Я понимаю, что нащупала предел, больше нам говорить не о чем.

— Но вас они не впечатляют?

— Мне же не шестнадцать.

Спросить хочется много. И про его девушку, которая, очевидно, не в восторге, что Максим сиганул со скалы в бушующее море. И как прошло спасение. И что он думает о Льве, танцовщицах, празднике, монгольском иге. О чем угодно!

Но я молчу, потому что никак не могу собрать слова в умное предложение, а тупить перед ним стыдно. Он извинился, и этот факт выбил почву из-под ног. Передо мной еще никогда никто из взрослых не извинялся.

— Я схватил ее за волосы, — произносит Максим, не глядя в мою сторону. Я обращаюсь в слух. — Она поэтому меня поцарапала, из-за охрененной боли. Она паниковала, лезла сверху и душила, не реагировала ни на просьбы, ни на мат. Я перестал видеть голову ребенка. Дернул ее за волосы вверх, чтобы вдохнула побольше, и отбросил к берегу, сколько было сил. Только после этого смог выловить мальчика. Ей было ужасно больно, но иначе мы бы утонули втроем. Думаю, у нее еще долго будет болеть голова.

Мурашки бегут по телу. Я хотела откровенности, но не была готова к ней. Застываю от ужаса, явственно представляя весь кошмар ситуации.

Ледяное море, соль во рту и в глазах, сильные волны, паникующая мать, ребенок, который уже уходит под воду… Я делаю громкий вдох, парализованная воображением. Зябко тру предплечья.

Максим улыбается и меняет тему:

— Пошли наверх, холодно.

— Да, мне уже пора. — Иду первой.

— Аня.

Оборачиваюсь, удивляясь, что он запомнил мое имя.

— Сегодня не ходи больше одна. Даже если по работе будут заставлять. Уберешься, и в каюту до утра.

Внутри взрывается миллион вопросов, которые тают на языке. Я сглатываю и киваю.

Мы вместе поднимаемся на верхнюю палубу, где работают обогреватели и намного теплее.

— А вот и ты! Макс, да твою мать, я обыскался! — кричит жених. — Мы тосты двигаем, свадьбу репетируем, а свидетеля нет!

— Ему Олеся позвонила, я же сказала, — подхватывает невеста. — Я бы на ее месте уже на вертолете сюда вылетела, после случившегося.

— Всё, давайте уже последний тост и отдыхать! Я пиздец устал. Кто у нас остался? — оглядывает гостей Георгий.

Они бурно радуются Максиму, меня никто не замечает, но это и к лучшему: и без того много внимания.

У всех, кроме Максима, в руках стаканы с напитками. Срываюсь с места и спешу к бару, но когда возвращаюсь с виски, — а он пьет именно виски, — Максим уже держит напиток. Кто-то меня опередил?

Лев Васильевич стоит неподалеку с микрофоном и рассказывает тост. Долго рассказывает. Какую-то притчу, на которую к четырем утра ни у кого нет сил. Поначалу слушают с улыбкой, затем лица становятся кислыми.

Гости перекладывают бокалы из руки в руку, мы с девочками переминаемся с ноги на ногу. Спать! Так сильно хочется спать! Они сейчас уйдут, а нам еще мыть и чистить. Ну же, скорее!

— …Поэтому за молодых до дна! — наконец кричит Лев Васильевич и пьет.

Все с радостью следуют его примеру. Максим тоже осушает свой стакан до дна. Музыку выключают, и народ начинает расходиться по каютам, а мы принимаемся за уборку.

Краем глаза я замечаю, что рядом с Максимом идет та самая эффектная танцовщица, смеется, касается его руки.

Н-да.

Поджимаю губы. Ну вот, а говорил, что все танцовщицы одинаково красивы и ему по фигу.

Значит, не одинаково. Или не по фигу. Сегодня он спас двух человек, у него откат. Мой отец пил, но он алкоголик. Максим хочет других радостей. Ну и пусть. Заслужил, наверное.

Я остервенело оттираю стол, когда слышу, как меня окликают:

— Аня! Анют, подойди.

Даже голову поднимать необязательно, чтобы понять кто. За вечер я запомнила и голос, и интонации. Передергивает.

Лев Васильевич о чем-то говорил с женихом, но прервался, чтобы меня подозвать.

Вопросительно смотрю. Глаза слипаются, приходится постараться, чтобы не нагрубить.

— Шампанское, — произносит он. — Принеси бутылочку, зайчик.

Ар-р-р. Слушаюсь. Но едва собираюсь вернуться к работе, Лев пихает бокал под нос.

— Выпей с нами, Анют.

— Спасибо, я не пью.

— Жора, разреши девушке выпить, — улыбается Лев Васильевич. — Она весь день носится, как та белка из мультика.

— Я правда не пью алкоголь совсем. И я на работе…

— Можно, — пьяно и добродушно улыбается жених. — Бокальчик еще никому не повредил, а вы и правда молодцы сегодня. Накину всем премию за праздник, отработали как надо.

— Очень приятно, я передам Стасу. То есть Станиславу Олеговичу.

Лев Васильевич вручает бокал, я нерешительно замираю, но Жора одобрительно качает головой. Мы втроем чокаемся.

— Не волнуйся ты так, всё в порядке, — отмахивается Жора. — Молодцы! Все! — кричит. — Все молодцы! А я уже едва стою. Бля… — Он действительно чуть не падает, вовремя опирается о перила. — Простите, поползу-ка я к своей Мари спать. Завтрак не раньше десяти.

Киваю.

Мужчины выпивают шампанское залпом, я же делаю пару глотков. Пузырьки приятно лопаются на языке.

Георгий уходит, а я… глубоко вздыхаю. Долгий такой день, стресс, да не один. Делаю еще глоточек, потом еще один. Ударяет в нос, и я морщусь.

Лева Васильевич смеется:

— Пей, вкуснятина моя.

— Что?

— До дна. За Жору и Машу.

— Больше не хочу, спасибо. Ладно, последний.

Делаю еще глоток, смакую на языке. Лев придерживает бокал, заставляя выпить больше.

— До дна. Давай-давай.

С трудом отстраняюсь.

— Иначе придется выливать. Кто мне сказал, что переводить продукты вредно?

— Спасибо. Я… куплю, если нужно.

В этот момент бокал из рук буквально вырывают. Я впадаю в панику, думая, что это Стас и мне капец!

Но передо мной вовсе не Стас, а цыган-пакистанец. Выглядит он правда… как-то не так. Ненормально. Или у меня от усталости голова кружится? Ох! Хватаюсь за ближайший столик.

— Ты чего не спишь? — бросает Лев.

— Не знаю. Пиздец. Дурно стало, пить захотел, а воды нет в каюте. Не против? — бросает мне.

Не успеваю кивнуть, как Максим осушает мой бокал.

— Морская болезнь? — язвит Лев. — Бывает.

— Возможно. Странно, я всю юность в спортшколе по плаванию…

— Ну уже не юность, Макс.

— Наверное.

Он чуть покачивается и смотрит на меня, глаза его при этом еще сильнее темнеют… Или это зрачки расширяются? Морозец пробегает по коже. Максим какой-то жуткий. Дикий на вид. Интуиция трубит спасаться. Волоски дыбом поднимаются. Но алкоголь, видимо, уже успел всосаться в кровь, колени слабеют.

Через вдох кидает в жар, да так, что, стыдно признаться, подмышки обильно потеют прямо при мужчинах.

Пересыхает в горле. Я остро жалею, что мой бокал пуст. Пить хочется невыносимо!

— Пошли провожу. — Максим бесцеремонно приобнимает за плечи.

Он другой. Другой!

Будто не этот мужчина полчаса назад бережно накинул на меня плед и галантно извинялся. Все его воспитание морским ветром сдуло!

— Вообще-то мы с девушкой общаемся. — В голосе Льва проскальзывает металл.

Он вклинивается между нами. Охмелевший мозг выдает страшную идею, что Лев пытался меня напоить. От паники я всем телом льну к Максиму, тот как-то резко вздыхает в ответ.

— Тебя никто не звал сюда, Одинцов, — рычит Лев. — Бери свою воду в баре и проваливай.

— Иди на хуй, — выдает Максим.

Обнимает крепче и ведет к лестнице под аккомпанемент моего колотящегося сердца.