Навеки Ваш, или Не поминайте лихом!

Всё! Развернуться лицом в кабинет, не отходя от окна, категорично скрестить на груди свои руки. Меня плохо видно (солнышко за окном – единственное там из «возвышенного»), но слышно прекрасно. Голос спокоен. Цель, как у любого, уважающего работу пиарщика – безупречная репутация конторы и ее руководства.

- Дрянь, - душевно прошипела женщина, но уже на полтона потише. Я поощряюще кивнула в ответ. – Ты, дрянь, сразу мне не понравилась. С первого взгляда на тебя в этом обшарпанном зале. Как ты смотрела на Андрея, как на свою любимую шаир…шайр…

- Шаурму?

Ну, я примерно представляла, что в аквапарке со своих величественных высот меня не заметили. А вот за шаурму обидно – я ведь правда ее люблю, но не всякую там!

- Шаурму!

- Кх-м.

- Шаурму, - вновь сбавила накал оппонентка. Молодец. – Надо было сразу тебя уволить, чертова матрешка, а не дожидаться…

И я не удержалась, стало так интересно:

- Чего?

- Пока этот мужлан сам не начал пускать на тебя слюну. Вкуса никакого. Дурная сибирская кровь. Понамешано сумасбродства со всей России. И о приличной свадьбе, выгодных взаимоотношениях уже думать не надо. Все из-за тебя.

Комариный антихрист!

- Хватит… Елизавета Юрьевна, вы все сказали? Вам полегчало хотя бы чуть-чуть, чтобы выслушать молча?

Женщина, сделав прокрут на высоченных каблуках, ретиво шлепнулась на мой стул. На мой личный стул!

- Говори.

- Говорю, - и как бы самой не заорать вдруг… - Объявить о расторжении вашей с Андреем Максимовичем помолвки было моим решением.

- А то я не догадалась.

- Моим личным решением. Почему я так поступила?.. – а дальше неси меня, тройка! – Я действовала на опережение. Сегодня рано утром один из моих знакомых прессовиков сообщил, что к сливу в СМИ готовятся некие фото. На этих фото запечатлены вы, Елизавета Юрьевна, и неизвестный господин, весьма близкий вам. Вы есть на входе в подъезд вашего дома, с обозначением даты и времени, на выходе из него, в аэропорту при прощании, в машине… дальше мне продолжать? Тоже думаю, не стоит. Так вот, уже сегодня к вечеру эти компроматы порадовали бы широкие массы. Еще раз повторяю – действовала я на опережение скандала, радостного журналистского расследования и падения репутации гендиректора завода «Сибирский мотор». Всё это крайне недопустимо… Я ясно вам объяснила?

- Как же благородно!

Она именно так и сказала. А потом подскочила со стула (личного моего!) и демонстративно покинула кабинет. А я… а я в нем осталась. Зачем? Так рабочий день же!

Почему я не рискнула выложить Елизавете всю известную информацию? Может, это неправильно. Но, я опасалась, что перед перспективой уголовной ответственности за промышленный шпионаж она замечется и наворотит кучу дел. И обязательно начнется расследование. Настоящее, не журналистское. Знать бы еще почему именно после свадьбы. Строго после свадьбы Елизавета планировала свою наглую кражу. Почему же?!. И тут, наконец, зазвонил телефон.

- Алло?..

После этого, произнесенного мною слова «Алло!» всё и случилось. Я почувствовала его без ошибки. И даже не вспомню, что именно в самый первый момент. Тихое дыхание за своей спиной? Волну нахлынувшего, вдруг тепла? Его пряный умопомрачительный запах?

- Бабушке отвечать не собираетесь?

- Ма-атерь всех бобров!

Почувствовать то почувствовала, но испугалась шёпота в самое ухо кардинально!

- Тих-хо.

Мы стояли в том самом конце коридора у кофейной машины. Там, где встретились в первый в этом здании раз. Я резко развернулась. Мужчина, вместо того, чтобы подхватить ненароком выпущенный из моей руки телефон, прижал меня к себе. И телефон, сделав пируэт, застрял между нами. Как смешно и нелепо… было бы.

- Здравствуйте, Андрей Максимович.

- Здравствуйте, Ульяна Дмитриевна. Хотя, исходя из того, что вы ничуть не изменились в выборе своих методов, мне можно называть вас по-прежнему «dear girl».

«Милая девочка». Он всё помнит. Дачный пруд, отсутствие бидона… да причем тут бидон? И что с этим мужчиной не так? Я разглядывала его сейчас безотрывно: непривычно взъерошенные русые волосы, легкая щетина на шее и лице, усталые, но… Злые? Весьма недобрые серо-голубые глаза.

- Я могу все Вам объяснить.

Уж кому-кому, а ему знать всю правду необходимо.

- А позвольте сначала я? – выдохнул он свежим запахом кофе. – Я опоздал. На девять часов задержали все вылеты из Стамбула. И надо было сразу вам позвонить, а потом я увидел эту колонку. Вы ведь сами учили меня следить за хроникой новостей, - и мужчина, вдруг зажмурился. – Я сам виноват. Я запал на вас сразу же в том аквапарке, а потом узнал лучше. Вы обманщица, Лапушка. Вы не изменились нисколько. И что вам надо было из всего этого? Месть? Это слишком глупо. Позволю себе дерзость, вам нужен я?

- Да вот…

- Погодите! – меня неимоверно встряхнули, прижав еще сильнее. – Вам стоило лишь подождать. Еще немного, и я бы сам… К черту эту помолвку. Но, вы не изменились, - последние слова он в самых сантиметрах от меня прошептал. – Вы этого хотели? Вся беда в том, что я сам этого больше жизни хочу.

Его неистовый поцелуй меня оглушил и ослепил. В первые мгновения я потеряла ориентацию. А потом, вдруг откликнулась на эту мужскую внезапную страсть. И он на миг опешил, шумно выдохнув мне в мочку уха. А дальше все продолжилось, но уже с особой какой-то лаской, так невыносимо, немыслимо долго и нежно.

Мы опомнились одновременно уже внутри сумрачной каморки возле кофе-машины. Вначале звучно шлепнулся о бетонный пол мой телефон. Я отстранилась от мужчины, прерывисто и громко дыша. Он был уже без куртки, в полностью расстегнутом кардигане и такой взъерошено растерянный, что захотелось вновь прижаться к нему и никогда уже не отпускать.

- Пр-ростите. Я не знаю, что сказать, Ульяна… Дмитриевна. Единственное, в чем уверен сейчас – это была ошибка.________________________________________________Продолжение 21 января...А пока я его усердно строчу, познакомьтесь с чудесным автором, Вольной Ветер,и ее остроумной и романтической историей "❄️Бал в Академии Драконов.

Глава 16

«Можно ли влюбиться в негодяйку?», «Как принять от аморальной личности любовь, при этом не унизив себя?», «Есть ли жизнь после внезапного расторжения помолвки?» - эти и другие вопросы рассматривались в моей голове всю ночь и последующее за ней раннее утро.

Потому что вчера вечером после работы мы «рассматривали» их вчетвером с вернувшимися, наконец, в город бабушками. И их «тезисы в тему» на приличный язык мало переводимы. Пожалуй, воздержусь лишь несколькими, из самых скромных:

- Козел малолетний! Подумать такое на нашу девочку!

- Ишь чё! «Я – ваш навеки» сначала…

- Ага! А потом «не поминайте лихом»! Вы слышали, и как он, как его…

- «Это была ошибка!», Маруся!

- Какая ошибка, Клара?

- Да не у тебя, а он тогда так выдал. Ну мы ведь все слышали!

Откуда они «всё слышали» я к великому стыду своему догадывалась. Но, выяснять степень аморальности данной «прослушки» настроения нет. Сама ведь, по мнению… некоторых – «аморальная личность». Расстроила помолвку, оклеветав невесту! Расчистила себе бульдозером из лжи местечко рядом! Тоже мне, «жених столетья». Вот всё это сегодня ему и выскажу! Да! Сначала выскажу, а уж потом уволюсь.

Мечте моей многообещающей исполниться было не суждено. И данный факт стал для меня полной неожиданностью, как и вальяжно застывший у вертушки Павел. Одно то, что он не в привычной своей мятой черной форме, а в деловом костюме, да еще при галстуке, уже должно было меня смутить (заинтересовать, насторожить). Но, я так пылала заготовленной заранее речью, что заметила эти перемены, лишь налетев с разбега на вертушку.

- До-оброе утро, - протянула, рассматривая эту пафосную статую. – Павел, открой мне пожалуйста.

- Не было такого распоряжения.

Вот те раз!

- Как это не было? А какое распоряжение было?

- Пропускать вовнутрь только сотрудников завода. А вы… ты уволена с сегодня, - сказал и, вдруг торжествующе оскалился, одернув на себе пиджак.

За это время у закрытой вертушки уже начал скапливаться наш сонный утренний коллектив. И я поняла, что пора красиво сваливать пока это еще возможно. К тому же всю информацию я получу чуть позже напрямую от Екатерины Марковны. И лишь напоследок мелькнули в голове две совершенно посторонние друг другу мысли: «Павла вполне очевидно повысили» и «Хорошо, что запретила бабушкам при любом раскладе вмешиваться в собственный разбор».

И все было нормально с моим настроем (я настаиваю на этом!), пока уже на спуске с крыльца меня не окликнул наш водитель Вадим:

- Ульяна Дмитриевна?! С-с наступающим.

- Спасибо, - мужчина неизменно стушевался, но это совсем не повод ему не улыбнуться. – И вас.

- Вы это… куда?

А «куда» же я?.. И вот тут меня внезапно накрыло пониманием: я больше не хочу. Вернуться в повседневно привычный дом, к привычным запахам, вопросам, людям. Я не хочу! А чего же я хочу?.. Укрыться. От подступающей душевной боли, тягостного чувства несправедливости. Спрятаться от этого всего под одеяло и замок. И лучше навесной!

- На дачу, - сказала и растерялась сама от этих слов.

Вадим сделал вид, будто бы не удивился. Лишь замер на миг, проведя ладонью по затылку:

- Это же по Червишевскому тракту, СНТ «Ученый», так? Я вашу родственницу, кажется, бабушку туда отвозил после лекции в нашем музее на Пристанской.

И где только она лекции эти не читала.

- Да.

- Поехали!

Прошло два долгих дня… В первый же из этих дней я потеряла телефон. Точнее утопила его в колодце. И это был не «акт похренизма на мирскую суету», а элементарная случайность. Мне позвонила Екатерина Марковна как раз в тот момент, когда я крутила за ручку колодезный обледенелый ворот:

- Ульяночка! У нас тут такое происходит! И я не знаю, что мне делать?!

- А я вас предупреж…

И всё. Ну… он летел сначала долго вниз, сверкая цветным экраном, а потом б-бульк в далёкой студёной темноте… И всё.

А, матерь всех бобров, мне хорошо. Мне хорошо, я сказала! И жила два дня. Слушала «Радио России», жаря оладьи на плите, смотрела старенький телевизор на диване, укутавшись верблюжьим одеялом, и думала о вечном. «Вечное» неизменно приобретало русые волосы, заправленные за уши, и серо-голубые очи. Я злилась на себя и в исправительных целях шла чистить снег. За два дня снега во дворе уменьшилось весомо.

А на третий день к самому вечеру явилось оно. Мое персональное «вечное». Подошло к двери в щелястых сенях, ответственно побилось ботинками о крыльцо, стряхивая с них снег (хотя снега там давно уж не было) и пару раз постучало в дверной косяк… напрасно… еще раз постучало… А я сказала, что напрасно! А потом все стихло в дачной, и без того не очень живенькой округе. На целых шесть минут! Но, меня за это время накрыла такая вселенская тоска, что прямо в открытую кухонную форточку бери и во…

- Ульяна?!

- Матерь всех бобров! Да как же можно так пугать?! Черт!

- Ну, это слово как-то ближе сердцу, чем бобры. Ты меня впустишь к себе?

- Нет, Андрей Максимович, - произнесла и опустилась на пол прямо у окна.