Империя желания

Глава 5

Натаниэль

Гвинет засыпает.

После такой долгой борьбы и простоя часами перед комнатой Кингсли она проиграла физическую битву и упала на один из стульев в зоне ожидания.

Я сказал ей, что она может пойти домой, но она яростно покачала головой, прижала колени к груди и закрыла глаза.

Вот почему ещё чуть-чуть и её теле упадет вперед.

Я кладу палец ей на лоб и отталкиваю, чтобы она не упала на землю. Этот легкий контакт, всего лишь проклятый палец, и все же мне кажется, что моя кожа загорелась, и теперь пламя распространяется по всему моему телу.

Оглядываясь назад, я не должен был позволять ей обнять меня. Или мне следовало оттолкнуть ее раньше. Потому что теперь даже простое прикосновение вызывает воспоминания о ее теле, прижатом к моей груди.

Оно у неё стройное, и я не могу перестать думать о том, какая она маленькая по сравнению со мной.

Я сжимаю кулак и закрываю глаза, чтобы прогнать мыли. Не работает. Потому что, несмотря на то, что она вне поля зрения, ее аромат цепляется за меня так же упорно, как и его хозяйка.

Ваниль мне никогда не нравилась — ни в чем. И все же это единственное, что я чувствую.

Убедившись, что она не упадет, я отпускаю ее. Она падает боком на стул, все еще прижимая колени к груди в некотором самоуспокоении.

— Папа… — бормочет она во сне, по ее щеке катится слеза.

После того, как она плакала ранее, можно было подумать, что у нее не осталось слез, но горе действует загадочным образом. Может, она никогда не перестанет плакать. Возможно, это событие изменит ту жизнь, которую она знала до этого момента.

А я чертовски уверен, что это оставит вмятины на моей собственной жизни.

Я снимаю куртку и накидываю на нее. Предполагалось, что это будет единичное движение, но меня застали врасплох. Снова.

Ее рука тянется к моей, и она хватает ее стальным захватом, хотя ее глаза остаются закрытыми.

— Не уходи…

Преследуемый ропот наполнен такой болью и горем. Может, это мольба, а может, это ее просьба, как раньше.

Вот почему мне не нравится видится с Гвинет, и я сделал все, что в моих силах, чтобы как можно больше не пересекаться с ней в течение последних двух лет.

Она больше не тот невинный маленький ребенок, которого я знал всю ее жизнь, хотя невинность все еще сохраняется. Она не тот ребенок, который просил меня скрывать вещи от ее отца, потому что не хотела причинить ему боль.

Все это прекратилось, когда она перестала вести себя как ребенок — по крайней мере, по отношению ко мне.

У нее есть способ втиснуться в любую броню, какой бы прочной и непробиваемой она ни казалась. Она даже не использует грубую силу. Ее методы мягкие, невинные, даже нескоординированные.

Я бы хотел, чтобы это была тактика или лукавость. Я бы понял это и положил этому конец. Самая обреченная часть состоит в том, что это настоящая гребаная решимость.

В этом она похожа на Кинга. Как и он, она не остановится, пока не получит то, что хочет. Неважно, сколько раз я ее отталкиваю, она отряхивается и проскальзывает обратно.

Если я сделаю ее невидимкой для себя, она просто включит выключатель и загорится ярче, чем раньше.

Если я проигнорирую ее, она все равно будет выделяться своим маленьким телом, яркими глазами и чертовым запахом ванили.

Прядь ее огненных волос прилипает ко лбу, почти попадая в глаза. Я протягиваю руку, чтобы убрать её, хотя мне не следовало прикасаться к ней.

Даже если сделать это значит пройти сквозь огонь и точно быть уверенным, что я сгорю.

На мгновение это не имеет значения.

Всего один момент. Одна секунда. Последствия размываются, и мой дикий инстинкт берет верх.

Когда я был моложе, то полагался на этот инстинкт, чтобы набирать клиентов, выигрывать дела и добираться до вершины. Мой инстинкт — один из моих самых ценных активов. Он не лжет и всегда видит наперед, прежде чем мой разум успевает догнать его.

Но сейчас это импульсивно, лишено обычной прохлады. Потому что, черт возьми, я не должен игнорировать последствия. Я не должен уступать тому демону, который поднимает голову из глубины моей души.

И все же я позволяю ему руководить моими действиями.

Одно касание.

Секунда.

Один…

— Вот ты где.

Я убираю руку, глубоко вдыхаю, прежде чем повернуться лицом к источнику голоса.

Аспен.

Она мой единственный друг, кроме Кингсли. Мы разделяем амбиции и личности. Все в компании называют ее моим стратегом, потому что она не боится использовать нетрадиционные методы для достижения цели.

Я должен быть благодарен за то, что она предотвратила импульсивный момент, но в моих жилах таится прямо противоположная эмоция.

Острые карие глаза Аспен скользят от меня к Гвинет, прежде чем снова коснуться меня.

— Есть ли новости на счёт Кингсли?

Я прикладываю указательный палец к губам. Меньше всего я хочу, чтобы Гвинет проснулась и снова испытала срыв. Так что я жестом показываю Аспен следовать за мной по коридору. Как только мы уходим из поля зрения и слышимости, я рассказываю ей о ситуации.

Она прислоняется к стене и скрещивает руки на своем темно-синем строгом пиджаке, с большим интересом прислушиваясь к каждой детали. Если и есть что-то, что, я уверен, всегда будет у Аспен, так это ее внимание к деталям.

— Так что, во главе Weaver&Shaw остаешься только ты? — спрашивает она, когда я заканчиваю.

— Он может очнутся.

— Но ты не веришь в это, Нейт.

Да. Я достаточно практичен, чтобы знать, что мы, вероятно, потеряли его навсегда. Но признаться в этом вслух — все равно что бить себя по голове, поэтому я не говорю это.

— Как насчет его маленькой принцессы? — спрашивает она, и, хотя обычно она говорила это снисходительно, сейчас она этого не делает.

Аспен никогда не уклонялась от того, чтобы схватить Кингсли за горло, доказывая, что ее характер соответствует рыжим волосам. Обычно она не соглашается с его безрассудством, поскольку более методична, как и я.

И ему никогда не нравился тот факт, что она заслужила свое место старшего партнера, и он не мог выгнать ее, даже если бы захотел. Не то чтобы я ему позволил бы. Аспен — актив для фирмы, и она была опорой в моей жизни с тех пор, как я украл ее у другой фирмы и убедил присоединиться ко мне и Кингсли в наших новых начинаниях.

Я прислоняюсь к стене и скрещиваю лодыжки.

— А что насчет нее?

— Когда Кингсли уйдет, всё это ей будет не по плечу. Конечно, ты знаешь, что его мачеха воспользуется случаем, чтобы подать иск в суд.

— Мы защитим Гвинет и сохраним все как есть.

— Даже если ты лично возьмёшься за дело, Сьюзен ни за что не выйдет из этого с пустыми руками. Гвинет не может управлять своим наследством или трастовым фондом, пока ей не исполнится двадцать один год. Это целый год для Сьюзен, чтобы потребовать дом и акции фирмы. У неё найдется достаточно доказательств, поскольку Кингсли аннулировал завещание своего отца. Поскольку он использовал деньги своего отца для капитала Weaver&Shaw, она может подать в суд на долю своего мужа, унаследованную Кингсли. Не говоря уже о том, что ей предстоит сразиться с девушкой, которая еще не умеет распоряжаться своими деньгами. И прежде чем ты предложишь это, да, мы можем ввести в заблуждение судью, но, учитывая все судебные баталии Сьюзен и Кингсли в прошлом, я говорю, что у Гвинет нет шансов. У нее нет юридического опыта отца, у нее нет духа мести или жестокости. Сьюзан сожрет ее заживо.

Я хочу не согласиться, но не могу. Аспен права. Иски Кингсли против Сьюзен были вызваны чистой злобой. Он ненавидел ее и хотел уничтожить. Гвинет не разделяет чувства своего отца к Сьюзен, поэтому даже если бы мы представляли ее, неизвестно, как все пойдет.

Не говоря уже о том, что бой может длиться вечно и в конечном итоге нанесет ей эмоциональный урон.

— Сьюзен могла бы приобрести акции фирмы, Нейт, — Аспен настаивает на этом, глядя мне в глаза. — Те же доли, которые Кингсли унаследовал от своего отца, теперь можно получить, поскольку завещание не имеет юридической силы в суде.

— Это, чёрт возьми, в её духе.

— Точно. Вот почему тебе нужно взять все в свои руки

Я делаю паузу, узнавая блеск в ее глазах.

— Что ты предлагаешь?

— Через несколько дней мы можем попросить врача объявить, что Кингсли вряд ли вернется. Мы не можем обработать его завещание, поскольку он не умер, но, к счастью, он уже подписал документацию, согласно которой Гвинет становится владелицей всего имущества в случае его недееспособности. Как только она получит контроль над его активами, заставь её продать тебе акции.

— Что?

— Она доверяет тебе и не станет допрашивать. Это лучшее решение, чтобы уберечь фирму от жадных рук. Если тебе будет принадлежать больше пятидесяти процентов акций, которыми ты владеешь, Сьюзен даже не осмелится пойти против тебя или что-то требовать.

— Ты себя слышишь, Аспен? Ты говоришь мне получить полную собственность Weaver&Shaw, воспользовавшись единственной дочерью моего друга.

Она пренебрежительно поднимает руку.

— Она еще ребенок и ничего не знает об управлении юридической фирмой. Ты можешь вернуть её ей позже, если она докажет, что достойна, но мы оба знаем, что она всего лишь неопытная студентка юридического факультета, которая почти не понимает, как устроен мир. Ты же не можешь думать о том, чтобы оставить что-нибудь в ее руках, не так ли?

— Нет, но я не предаю доверие Кинга.

— Он в коме, Нейт.

— Это сделает меня ещё более жалким если я нанесу ему удар прямо в спину.

— Ты не сделаешь это. Ты просто защищаешь своё имущество.

— Воспользовавшись своим положением и его дочерью?

— Да.

— Нет, Аспен. Этот вариант исключен, и это окончательное решение.

Ее брови нахмурились, но вскоре пришли в норму. Она знает меня, так что лучше не спорить со мной по этому поводу. Я могу быть ублюдком, но у меня есть свой набор принципов, которых никто и ничто не трогает и не меняет.

— Что ты собираешься тогда делать, Нейт?

Я выдыхаю, развязываю галстук и сосредотачиваюсь на своих быстрых мыслях. Мой отец называл это мозговым штурмом, и ассоциировал с поездом, потому что, когда он движется, его уже нельзя остановить или повернуть вспять. Ни по какой причине.

— Дай мне подумать об этом.

Она сужает глаза и стучит ногой по полу.

— Есть что-то, о чем я не знаю?

— О чем ты говоришь?

— Например, твой пиджак, укрывающий ее, или, может, твоя рука, тянущаяся к ней. Ты не делаешь этого, даже с женщинами, с которыми спишь.

Конечно, Аспен это заметила и сохранила в своей эйдетической памяти. Она ничего не забывает, поэтому я понятия не имею, почему подумал, что она позволила этому ускользнуть.

— Гвинет — не та женщина, которую я трахаю, Аспен. Она дочь Кингсли, и только что узнала, что ее отец может не проснуться.

— Это все?

Я киваю, но не лгу. Слова горят у меня в горле, их невозможно выпустить, поэтому я проглатываю их с их кровью.

Аспен по-прежнему внимательно смотрит на меня, но говорит:

— В таком случае, думай быстрее. Нельзя терять ни минуты.

Я знаю об этом больше, чем кто-либо. В таких ситуациях время никогда не на нашей стороне. Вот почему мне нужно действовать быстро.