Ложь, которую мы крадем

Я не держал это в секрете, потому что моим родителям было плевать на то, что я делал. Так что я бы повесил их на стеклянные панели стен оранжереи. Каждая была покрыта кремовым листом бумаги с каким-то рисунком, который я нарисовал. Дориан знал об этом. Он видел это.

К двенадцати я покрыл ими все пространство. Так что, когда они переделали его в его кабинет, я больше никогда не видел этих фотографий. Все они были выброшены. Еще один гвоздь в мой эмоциональный гроб.

Не желая, чтобы он победил, никогда не желая, чтобы мои каракули снова попали в их руки, я начал рисовать на себе. Мои пальцы, мои руки, руки и бедра. Везде, куда я мог добраться.

Я часто задавалась вопросом, а не взглянули ли на меня отец и мать, увидели ли во мне на самом деле талант. Но я мог бы стать выпускником Массачусетского технологического института в десять лет с IQ, равным Эйнштейну, и этого было бы недостаточно, чтобы сравняться с моим братом. Я не мог сделать ничего, что было бы достаточно хорошо для них.

Думаю, что было бы лучше, если бы я узнал об этом в раннем возрасте, вместо того, чтобы прожить всю жизнь, соперничая за их внимание, когда этого никогда не произойдет. У них было все, что им было нужно в ребенке, когда у них был Дориан. Я был просто тратой.

С семнадцати лет я стал приходить сюда. Я нашел его однажды ночью, когда катался на машине допоздна, думая о, переезде через популярную скалу для прыжков со мной внутри. У меня не было ничего, ради чего я хотел бы жить.

Все не так печально, как кажеться. Я имею в виду, что это происходит каждый день. Люди умирают, смиритесь с этим.

Я хотел умереть с тех пор, как узнал причину, по которой мне вообще дали жизнь. Я имею в виду, что мальчики были бы друг у друга. Я был не нужен, и я устал бороться за жизнь, которую ненавидел. И тут я увидел салон.

Так что, если верить в такую голливудскую ерунду, как судьба, можно назвать это как-то так.

Когда я вошел, встретил владельца, Шейда, и начал появляться с поддельным удостоверением личности только для того, чтобы сделать татуировку, я понял, что наконец-то нашел что-то, что действительно было моим.

Не у брата. Не у родителей. Даже не у парней.

Это все было моим, и никто не мог отнять это у меня.

Шейд разрешил мне работать здесь, когда у меня было время, бесплатно с моей стороны, и единственный раз, когда я когда-либо добровольно использовал ни копейки денег моих родителей, был, когда я подал заявку на стажировку здесь после того, как узнал, что останусь в Пондероз Спрингс на следующий год.

Первоначальный план до Роуз заключался отъезде в Нью-Йорк. Шейду понравилась моя работа, и он сказал, что устроит меня в мастерскую на восточном побережье для стажировки. Как будто кто-то снял с груди тяжесть всей моей жизни, и я, наконец, почувствовал, как крылья, которые они подрезали в детстве, начали отрастать.

Потом кто-то должен был пойти и убить девушку моего лучшего друга. Девушка, которую я считал младшей сестрой. И весь этот план был поставлен на паузу.

Я собирался свалить отсюда, подальше от всего этого дерьма и просто начать жизнь, в которой меня никто не знал. Где никто не знал моего последнего проклятого имени.

Карандаш в руке раскалывается на две части, рассыпаясь на рабочий стол и мою незаконченную татуировку. Это была часть бедра, над которой я работал с тех пор, как попал сюда сегодня. Каждую татуировку, которая была на моем теле, я либо сделал, либо нарисовал сам. Все мое тело было моим портфолио. Я бы позволил Шейду сделать то, что не смог бы я, но мои ноги были полностью мной.

— Хорошее время для перекура? — говорит Шейд из своей будки, поднимая взгляд с ноги парня, которого он покрывает.

Киваю: — Я так думаю. — Отодвигаю стул и встаю, чтобы растянуться.

— На обратном пути прихвати со склада еще несколько перчаток, убедись…

— Черные. Я помню вещи, которые ты знаешь? — кричу я, пока мои ноги несут меня вниз по ступенькам и к входной двери.

Пешеходное движение медленное, оставляя меня в тишине и покое, когда я закуриваю Marlboro Red, позволяя знакомому дыму наполнить мои легкие с первой затяжкой.

Я думал, что у меня будет тишина и покой.

Мой телефон начал гудеть в переднем кармане на моей второй затяжке, и я не могу не ответить. Не со всем происходящим.

Я подношу косяк к губе, зажав его в зубах, и провожу пальцем по экрану, поднося динамик к уху.

— Да, жена?

Я слышу насмешку: — Если бы я был твоей женой, ты бы не одевался, как президент мотоклуба на пенсии, имеющий проблемы с алкоголем. — сообщает Тэтчер.

— Ты, сука, похожая на жену. — Я сползаю по стене, присаживаюсь на корточки и упираюсь спиной в окна от пола до потолка за пределами мастерской. — Зачем ты мне звонишь?

— Лучший вопрос, где ты?

— Почему? — Я отвечаю на его вопрос одним из своих.

— Потому что ты должен быть здесь, помогая нам присматривать за Руком. Знаешь, следить за тем, чтобы он не разнес мой дом на мелкие кусочки за миллион долларов, в то время как он делает хлороформ в моем подвале.

Блядь.

Я забыл об этом.

Конечно, это было очень важно, но я уверен, что они справятся с этим без моего присутствия.

Крис Кроуфорд, помощник учителя, о котором нам рассказал наш торговец наркотиками, был единственной зацепкой, которая у нас осталась. Когда мы это обсуждали, мы звучали как мстительные детективы. Взяв закон в свои руки, сохраните значок и дайте нам ножи.

Всю неделю мы преследовали его повсюду, просто пытаясь поймать его на чем-то необычном, и мы почти остановились, разочаровались в нем, пока Тэтчер не сделал фотографии, на которых он просматривает товар в своей машине после школы. Предстояло установить, был ли он нашим убийцей. Но он поставлял наркотики, убившие Роуз, а это лучше, чем ничего.

Нам нужно было за что-то зацепиться. Что-либо. Если бы мы этого не сделали, я боялся, что сделал бы Сайлас.

— Он изучает химию, Тэтчер. Это всего лишь ацетон и отбеливатель, твоя покойная бабушка могла это сделать. Пока он не сработает, несколько часов ты будешь в порядке без меня.

Как бы я ни жаждал возмездия, я не мог не надеяться, что это конец. Что Крис накачал Розмари наркотиками, пытаясь залезть к ней в штаны, и это закончилось ужасно. Мы могли пытать его, пока он не умрет медленно. Тогда мы могли бы жить дальше.

Кроме Сайласа, конечно. На это у него уйдут годы.

Я видел, как они росли вместе, Роуз и он. Она была единственной, кто действительно понимал его шизофрению. Когда они были вместе, это было похоже на то, что они были в своем собственном маленьком, извращенном мире.

Я не был уверен, сколько времени ему понадобится, чтобы прийти в себя. Если даже.

— Ты так и не ответил на мой первоначальный вопрос, Алистер.

О, вот оно.

— Я думал, что ясно дал понять, что из тебя выйдет дерьмовая жена. — Пытаюсь отвлечь его, но все напрасно, я уже должен это знать.

— Где ты? — Он невозмутим, давая понять, что не хочет спрашивать снова.

— Я выхожу. —Выдыхаю, оглядываясь вокруг.

Да, я мог сказать своему лучшему другу, что был в тату-салоне, где проходил обучение. Это не то, чтобы я проезжал мимо, но это принцип.

Дело в том, что у меня есть одна вещь для себя. Что-то, чем мне не нужно делиться или беспокоиться о том, что меня заберут.

Никогда не узнаешь, как приятно владеть, пока не станешь тем, кому никогда ничего не разрешается иметь, тем, у кого всегда отнимают.

— Мне нужна была передышка, поехал кататься. Ты знаешь, что делает со мной Пондероз Спрингс. Почему ты так стремишься узнать?

Наступает молчание, прежде чем он снова говорит: — Значит, теперь мы храним секреты друг от друга? Вот чем мы занимаемся?

— Нет. — Я вдыхаю дым: — Если бы тебе нужно было знать, я бы тебе сказал. — Провожу рукой по волосам, потому что знаю, что он вот-вот поменяет отношение ко мне.

Я практически слышу, как скрипят его зубы. Я даже не знаю, почему его волнует то, чем я занимаюсь, не то чтобы он действительно мог заботиться о ком-то.

Все внутри Тэтчера мертво.

Все эмоции. Чувства. Угрызение совести. Все.

— Конечно, друг. — Он холодно бормочет.

— Я встречусь с вами, ребята, завтра. — говорю я, но он этого не слышит, потому что меня встречают гудком в ушах еще до того, как я заканчиваю фразу.

— Чертов мудак.

Я смотрю на телефон и вижу пропущенное ранее сообщение от Сайласа. Я открываю его и вижу ссылку и его текст под ней.

Вещи, которые ты хотел.

Нажав большим пальцем на ссылку, я попадаю в папку с документами, которую, как я полагаю, собрал Сайлас. На моем лице медленно появляется ухмылка, как будто ты охотился за чем-то в течение нескольких месяцев и только начал вонзать в это свои зубы.

На моем экране все, что Сайлас смог раскопать о Брайар Татум Лоуэлле.

Кроме того, что я знал, что у нее остроумный рот, а у Истона Синклера был на нее стояк, я знал чертову херню и ненавидел это.

Неизвестные мне не нравились.

Ее отношение ко мне давало понять, что она не местная, и хотя мне нравилась девушка, которая могла дать это так же сильно, как и вынести, я пошутил, когда сказал, что она соблюдает правила.

Чтобы попасть ей под кожу так, как я хотел, мне нужно было знать все о своем противнике. Такая смелая, настолько уверенная, что не боится меня, пока ее бедра дрожат от моих прикосновений.

Сначала я собирался отпустить ее, но даже после этого занятия она грызла меня. Бесит меня своими разноцветными глазами. Смесь золота, коричневого и зеленого закрутилась в одну спираль. Поэтому я проверил Facebook, прежде чем написать Сайласу. Я не был на Facebook чертовы годы. Мне пришлось создать фальшивую учетную запись, чтобы даже найти ее. Оказывается, она тоже не в соцсетях.

Согласно ее стенограмме из средней школы, она не пропускала ни дня в школе, имела средний балл 4,0 и все четыре года была в команде по плаванию. Была даже очаровательная фотография с первого курса, когда у нее были брекеты.

На всех ее школьных фотографиях не было ни одной ее фотографии с подругой, видимо мой умник был одиночкой. На выпускном вечере в команде по плаванию она стояла рядом с родителями, едва улыбаясь, и выглядела так, будто готова на все, лишь бы раствориться в толпе. Попытка сделать ее тело меньше, чтобы не занимать много места. Я должен признать, что двойные косы, которые она носила в бассейне, заставляли мой член дергаться.

Я продолжал листать файлы, любопытствуя, как она могла позволить себе такую школу, как Холлоу Хайтс, из-за происхождения ее родителей. У них едва хватило двух монет, чтобы потереть друг о друга. Но я быстро догнал ее, узнав, что ее дядя был профессором Томасом Ридом.

Мои брови нахмурились, когда появилось судимость, не одна, а три. Мой язык пробегает по верхней губе. Я знал, что в ней было что-то, что жаждало, чтобы я понял, что это был не я, а хаос, который пришел со мной.

Тени ей тоже понравились. Любила там прятаться. Оставайся там.

Нападение и побои по одному пункту, что впечатляет не только само по себе, но и в отношении парня, который пытался напасть на ее мать. Еще одно обвинение в вандализме, которое выглядело как своего рода розыгрыш. И один пункт обвинения в мелком воровстве.