Никогда не занимайтесь сексом со своим эксом

Арт прищурившись смотрит на меня, будучи в замешательстве, ведь режиссер — он, и я вроде как выполняю сейчас его работу, но слава Богу он ничего не говорит, а берет дело в свои руки и расставляет каждого по местам.

Я в постели со своим бывшим мужем. Вот уж не думала, что такое скажу. Но, черт возьми, это странно, не правда ли?

Спектакль начинается с того, что мы находимся в кровати, и я должна проснуться первой. Приглушенный свет предназначен имитировать рассвет осеннего лондонского утра. Я должна смотреть на партнера с обожанием. Изучать его спящее лицо. Я стараюсь представить, что Рубен — это Стэнли.

А кто такой Стэнли? Похоже, все без толку, потому что я смотрю на Рубена, и моя голова забита только мыслями о нем. Он спит, вернее должен притвориться спящим перед зрителями. Белые простыни на кровати скомканы, и Рубен с обнаженным торсом лежит слегка на боку лицом ко мне, одна рука небрежно закинута за голову.

Простынь прикрывает его бедро, и понимаю, что не имеет значения, как я выгляжу в этот момент, потому что все взгляды в этой комнате устремлены на его великолепную, загорелую грудь. Без сомнения, так будет продолжаться постоянно, начиная с этого момента пьесы и до ее конца. Я решаю слегка что-нибудь изменять каждый раз после премьеры, делать что-нибудь произвольное, чтобы посмотреть, заметит ли кто-нибудь разницу. Я бы поставила хорошие деньги на то, что никто не обратит внимание.

Итак, Рубен спит, и я изучаю его спящее лицо. В пьесе моя героиня очень сильно влюблена в этого мужчину, и так как я чертовски хорошая актриса, то тоже позволяю себе снова влюбиться в него в этой постели.

Не разрешаю себе вспоминать ничего хорошего о Рубене с тех пор, как угрожала подстрелить его жалкую задницу, если он вернется. Но ради своей карьеры и этой постановки, я вспомню все хорошее, что было связано с ним.

Такое чувство, словно кто-то ударяет меня в грудь.

Эмоции выливаются, словно из ниоткуда, и слепят меня. Я рада, что в этой сцене нет слов, потому что просто не смогла бы произнести их сейчас.

Мне нужно к нему прикоснуться. По сценарию я должна протянуть руку и провести пальцами по его телу. О Боже, на самом деле я и не задумывалась об этом.

Когда тянусь к нему рукой, она дрожит, и я уверена, что Рубен почти незаметно вздрагивает, почувствовав нежное прикосновение моих пальцев к его скуле. Интересно, размышлял ли он обо всем этом, и не кажется ли ему происходящее странным и сложным, как и мне. Уже почти десять утра, мы расстались крайне неудачно и ни разу за все эти годы не разговаривали, а теперь же мы здесь, в кровати, на виду у трех десятков человек.

Сегодняшний день не похож на мой привычный вторник.

Его кожа, о Боже, его кожа. Она невероятно теплая от софитов и ох, он такой великолепный. Я провожу рукой по его лицу, а затем по подбородку. Он вздыхает, и совсем немного приоткрывает рот. Господи, не думаю, что смогу это сделать. Глядя на его губы, я вспоминаю, как Рубен невероятно целуется. Этот мужчина точно не знает, что такое простой поцелуй.

Сейчас моя рука покоится на его плече, теперь я должна скользнуть ею под простыни и прижаться к нему своим телом. На мне надета маленькая, черная комбинация без бюстгальтера. И я в трусиках «танга», потому как настояла на том, что не буду играть роль полностью обнаженной, даже ради искусства. А Арт хотел, чтобы я была голой. Вот мудак. Я не собираюсь светить своими прелестями перед всеми только ради того, чтобы все выглядело подлинно. Единственное, чем я хочу прославиться, играя в этой постановке — это своим актерским мастерством, а не тем, что я исправно делаю эпиляцию у себя между ног.

Когда-то я спала с Рубеном полностью раздетая.

Картины прошлого проясняются по мере того, как я медленно дюйм за дюймом придвигаюсь к нему по кровати. Я вижу, как дергается его кадык, когда он сглатывает, и оказываюсь достаточно близко, чтобы почувствовать тепло его кожи. Я вдыхаю знакомый запах, воспоминания мгновенно возвращаются ко мне, вызывая чувство похоти и нужды. Эти эмоции могут быть для меня плюсом, как для актрисы, но, Боже, они губительны для меня, как для женщины.

Мы со Стэнли хорошо отработали эту сцену. Он вообще не шевелится, пока я не прижимаюсь к нему своим телом, а потом начинает двигаться и притягивает меня к себе за бедро. Я снова думаю о сценарии, который ужасно скудный.

До сих пор я не придавала ему значения. На самом деле мы со Стэнли оценили тот факт, что Арт очень доверяет нам и разрешает в этой сцене больше импровизировать. Это самая откровенная и сексуальная сцена во всем спектакле, которая создает нужную атмосферу для всей остальной пьесы.

Нам не нужно закреплять на себе микрофоны, так как в этой сцене нет слов. И я рада, потому что не смогла бы скрыть свое учащенное дыхание, и бешено стучащее сердце. И вот я здесь, на кровати, мне нужно закончить маневр и прижаться к его теплой коже.

Я не хочу. Нет, хочу. Я должна. Так написано в сценарии.

Закрыв глаза, я делаю это — скольжу рукой по его талии и оказываюсь у теплой, знакомой и твердой груди.

Ох, боженьки, я это чувствую, чувствую его тепло. Я помню, помню, помню. Ведь делала это бесчисленное количество раз, ложась с ним в постель по выходным и сворачиваясь клубочком в тепле его тела под одеялом.

Это безумие. Я едва дышу от неожиданных слез, а горло сжимается. Моя голова покоится на груди Рубена, и понимаю, что его собственное сердце стучит так же быстро, как и мое. Даже быстрее. Мне нужно вылезти из этой постели и убраться со сцены, но мои ноги меня не слушаются.

И вдруг Рубен медленно убирает руку из-под своей головы, опускает ее и касается моей, скользя по волосам. Пальцами он нежно гладит меня, в то время как другой рукой обнимает за плечи, притягивая ближе.

Я ненавижу его. Повторяю себе, что ненавижу, но в этот момент не испытываю таких чувств к нему на самом деле. Я люблю его так же, как и раньше, будто не было этих прошедших лет и всех тех проблем. Я словно просыпаюсь с ним в нашей спальне, как и когда-то.

Рубен обнимает меня так, как может только он. Это такой кайф, такое облегчение, будто я ждала этого с момента его ухода, но сама даже и не подозревала об этом.

Что будет дальше? Если бы вы заглянули в сценарий, то увидели, что наши персонажи должны «заниматься медленной и нежной любовью». И это все, что там написано. Нет никаких деталей типа: «он делает это, а она делает то. Он скользит рукой туда-то, а она задирает свою ногу сюда». Мы просто должны медленно и чувственно предаваться любви, любым способом, каким захотим. Будучи вместе мы иногда занимались подобным сексом. Конечно, у нас чаще всего был жесткий и быстрый трах, он даже иногда граничил с насилием, но когда мы делали это нежно, то все было очень эротично.

Теперь Рубен обнимает меня за шею и опускает свою голову, чтобы поцеловать меня в макушку, будто пробуждаясь медленно и с удовольствием.

Я закрываю глаза, и касаюсь ресницами мягких волос на его груди.

Рубен слегка смещается, приподнимает немного простынь, укутывая ею нас, и внезапно меня накрывает паника, потому что в отличие от меня и Стэнли, Рубен решил послушаться советов Арта и полностью раздеться. Твою ж мать.

Его член прижат к моей промежности, и он супертвердый.

Губами Рубен скользит по моим волосам вниз к уху.

— Давно не виделись, Лиззи.

Я слышу скрытую иронию в его голосе, а слова настолько банальны, что сама не понимаю, то ли ахаю, то ли усмехаюсь, и все это происходит в относительной тишине, так как подразумевается, что сцена эротичная и нежная.

— У тебя нет случайно пистолета в кармане? — мурлычу я. — Потому что если есть, то я пристрелю тебя за все.

Глажу его по спине, строго придерживаясь движений, которые мы отрабатывали со Стэнли.

— Нет карманов, нет пистолета, — говорит Рубен. — Я просто очень, очень рад видеть тебя снова. И вновь ощутить тебя.

— Ты должен поцеловать меня сейчас, — говорю я соблазнительно, следуя сценарию, и мой партнер по сцене стонет еле слышно даже для меня.

— Иисусе, мне так нравится, когда ты доминируешь, — шепчет Рубен, после чего внезапно опрокидывает меня спиной на кровать и придавливает своей грудью.

«Не по сценарию! Не по сценарию!», — хочется закричать мне, но если издам хоть звук, то нам придется остановиться и начать все с начала… а я не хочу останавливаться.

Я открываю свои глаза и встречаюсь с его темным взглядом, который внезапно становится серьезным, в паре дюймов от моего лица.

— Я думал о том, как поцелую тебя, каждый гребаный день последние шесть лет, — произносит Рубен, затем опускает голову и касается губами моего рта. — Я повзрослел, Лиззи, — шепчет он между поцелуями. — Уже не глупый мальчик и в этот раз знаю, как не разбить твое сердце.

Когда-то я заставила себя забыть о Рубене, чтобы спать по ночам, но как только он начинает меня целовать, то все вспоминаю и уступаю ему, открываю рот и впускаю его язык.

О. Мой. Бог. Сначала Рубен начинает нежно, но создается впечатление, что мои губы как будто охвачены похотью, потому что я чувствую его растерянность, когда отвечаю на поцелуй. Я не могу остановиться. Такое ощущение, словно я крепко спала последние несколько лет, и Рубен только что меня разбудил. Я Спящая Красавица в его объятиях, за исключением того, что Прекрасный Принц не прижимался возбужденным, горячим членом между ног Красавицы.

Рубен переплетает наши пальцы на подушке, пока другая его рука зажата между нашими телами.

Он гладит мой сосок через комбинацию.

Я не могу совладать с собой. Он языком скользит в мой рот, а вес его тела очень приятно ощущается на мне. Мы больше не играем наши роли.

Эта сцена, пусть даже неуместная, наше воссоединение.

— Я так скучал по тебе, — шепчет Рубен, чтобы слышала только я, и дотрагивается губами до моей шеи, облизывая и покусывая. Мне нравится, когда он касается моего лица своей щетиной.

— Я не могу сделать этого, — сопротивляюсь я, но мое тело говорит об обратном. Оно приветствует его, жаждет и словно само по себе обвивается вокруг него, как плющ вокруг ствола дерева.

— Нет, ты можешь. Ты должна. Это есть в сценарии, — мягко отвечает он, а пальцами скользит под нижнее белье и начинает играть с моим соском. Его прикосновение очень интимное, словно изящная пытка электрическим током, такое приятное, что я закусываю губу, сдерживая стон.

— Стэнли никогда такого не делал, — задыхаясь, говорю я.

— Значит Стэнли был полным придурком, — тихо произносит Рубен. — Никто не видит, что мы делаем. Представь, что здесь только я и ты, Лиззи, как раньше.

Он говорит все это, перекатывая мой сосок между своим большим и указательным пальцами, и все, о чем я мечтаю — чтобы вместо пальцев он припал своим ртом к моей груди. Я поглаживаю волосы Рубена, когда он целует меня снова. Его язык беспрепятственно скользит в мой рот, пока я не начинаю стонать и покачивать своими бедрами.

Я знаю, что наша команда нас не видит, так как мы под простыней, и я молю Бога, чтобы все в этом помещении думали, что Рубен в шортах, потому что мы больше не играем.