Тетрада Величко

— Руслан, — вновь позвала его по имени, будто бы прося опомниться.

Но он, вместо того, чтобы обратить на это внимание, протянул руку и пальцами коснулся ее плеча. Там, где кожа голая, не прикрытая свитером. И уже покрылась «пупырышками» от прохладного воздуха. А теперь и от горячего прикосновения его крепких и сильных пальцев, сжавших плечо.

По спине дрожь прошла. Жаркая, как его руки. Предательская.

Врут те, кто говорит, что на прикосновения «не любимых» тело не реагирует. Стыдливо лукавят, ханжески скрывая правду. Реагирует тело. И жар по сосудам струиться начинает, и дыхание тяжелеет, наполняя грудь, живот — обжигающей нуждой. И от взгляда глаз напротив: жаждущего, пылающего — пульс барабанит в ушах, давление скачет из-за выброса адреналина.

Любой человек хочет ласки. Любое тело. Всякой доступной. Как бездомный котенок каждому доброму прикосновению рад. Хоть и чужому. Особенно, коли хозяина нет. Бросил, оставил… Тело нуждается в нежности и страсти, как бы сердце и разум ни кровоточили, ни презирали самое себя за подобное предательство.

Хотя… Настолько ли чужим был ей Рус? Спорное утверждение. Очень.

— А ведь это я мог быть твоим мужем, Кристя, — словно мысли ее читал, прошептал он осипшим голосом, продолжая жарко и жадно пожирать взглядом.

— Но ведь не стал, Рус, — напомнила она, вжавшись спиной в холодную дверцу шкафа. Холодом стараясь стряхнуть ненужное томление. Измученное и наведенное. Вызванное тоской и одиночеством.

— И это был твой выбор. Правильный, кстати, — поспешно заговорила Кристина, взывая к гордости Руслана. — Ты стал великолепным хирургом! Один из самых молодых главврачей в стране! Тебе точно было бы не до таких карьерных вершин, если бы приходилось время на семью тратить, на придирки о забытом мусоре или разбросанной одежде. Или о том, что куришь в доме…

— Ну, судя по тебе, семья карьерному росту не мешает.

С усмешкой прервал. А рука его продолжает ее плечо сжимать. И пальцы кожу гладят, то и дело задевая лямку бюстгальтера. Скользят по ключице, дразнят шею мизинцем.

— А вместе мы бы еще больше добились, я теперь уверен. И сейчас — одна из лучших команд.

Руслан вздохнул, наверное потому, что Кристина губу закусила и откинула голову, упираясь затылком в шкаф. Продолжая все так же судорожно прижимать свитер к груди двумя руками.

— Если бы ты знала, как я жалею о том, что так протупил тогда, Кристя! — горячо прошептал он, подавшись вперед, почти впритык приблизившись к ней своим большим и сильным, таким крепким, надежным телом. Она ощущала напряжение, вибрирующее в этих мышцах, в его крови, казалось.

— Руслан, это все в прошлом. Действительно, не стоит, — вновь воззвала Кристина к его разуму.

Но, очевидно, тщетно. Руслан наклонился и прижался губами к ее плечу.

— Но ведь нам ничего не мешает сделать это настоящим, Кристя. Нашим настоящим. И будущим…

Его дыхание обожгло ее. Там, где выпирали косточки через слишком тонкую кожу.

Зажмурилась.

«Ей стоило бы больше есть и меньше изматывать себя работой…»

Думать. О чем угодно думать, только бы не поддаться глупостям, которые на самом деле никому не нужны. Из-за жалости к себе и слишком теплых эмоций к Русу. И все же Кристина точно знала, что это не то, в чем она на самом деле нуждалась. Суррогат. Как и…

В этот момент пальцы Руса зацепились за звенья цепочки и он потянул на себя, высвободив украшение из-под свитера. Он немного отстранился, заставив подвесы зависнуть в воздухе. Понимающе хмыкнул и выпрямился, так и держа цепочку в пальцах:

— Если бы ты была моей женой, то уже давным-давно избавилась бы от этого кулона, забыла бы о нем, — проговорил Руслан, сжав пальцами подвес в виде «К».

Когда-то и ей хотелось в подобное верить. Но время доказало невозможность данного утверждения.

— Убери руки, Карецкий! — отрывисто и холодно велела она, уже без всякой теплоты и симпатии в голосе. — Я — не твоя жена, — констатировала очевидное.

— Не моя, к сожалению. Из-за моей же глупости, — хрипло согласился Рус.

Отошел, видимо поняв, что преступил черту. Оставил в покое украшения. Отвернулся, позволяя Кристине закончить одеваться.

— Но и не его тоже… — замечание, произнесенное горьким тоном, многозначительно повисло в воздухе, заставив Кристину зажмуриться.

Ее аж передернуло из-за этого. Полоснуло по душе, будто плетью и наотмашь хлестнул. Ужасно больно…

— Руслан, ты предложил меня подвезти домой. И все, — резко напомнила она, чувствуя, как начинают дрожать пальцы на руках. Сжала их, чтобы не увидел. — Если с этим есть проблемы — все нормально, я такси вызову…

— Или водителя? — ехидно и резко бросил Рус.

Обиделся. Только она причем?

— Ты забываешься, Руслан, — тон стал холоднее еще на пару десятков градусов.

Вытащив волосы из проймы свитера, Кристина решительно прошла мимо Руслана к своему столу и достала сумку из тумбочки под кофеваркой. Взяла мобильный, который выкладывала из кармана халата, перед тем, как тот упаковала.

— Ладно, Величко, мир.

Руслан поднял руки в примиряющем жесте, словно сдавался на ее милость. И шумно выдохнул.

— Я переступил черту. Осознал. И прощу прощения, Кристя.

Рус приблизился, но теперь его глаза смотрели скорее устало и грустно. И виновато. Протянув руку, Рус накрыл ладонью ее пальцы, уже листающие телефонную книжку смартфона в поисках номера такси.

— Кристин, забыли, а? Я измотался и сорвался, потерял контроль, признаю, — так же хрипло, но с искренним раскаянием произнес он. — Извини, серьезно. Поехали по домам? Оба устали после тяжелой ночи.

Она долгим взглядом посмотрела в глаза Руслана. Подняла свободную руку и заправила украшение под свитер, спрятав и крестик, и кулон. Все под наблюдением Руса. Но он ничего больше не сказал по этому поводу.

— Ладно, Рус. Проехали, — закрыла Кристина тему.

Позволила ему забрать ее вещи и помочь надеть пальто. Рус поднял свою куртку с дивана, куда кинул, когда вошел, наверное. И они молча вышли в коридор, закрыв ее кабинет.

— Привет, — Кристина заглянула в комнату, не успев даже снять пальто, только сапоги скинула. — Уже проснулся? — устало улыбнулась мужу, который лежал поперек расстеленного дивана, заменяющего им кровать.

Напротив достаточно громко бубнил телевизор. Очевидно, Рома смотрел какое-то политическое обсуждение.

— Привет, киса, — муж подскочил с постели и заключил ее в теплые и уютные объятия. Чмокнул в щеку. — Как дежурство? — сам начал расстегивать пуговицы пальто, помогая ей раздеться.

— Тяжело, — Кристина зевнула. — Две сложные операции. Прогнозы пока неясные. Всю ночь в операционной проторчали.

От уюта и полутьмы в комнате, тепла рук мужа — тут же начало клонить в сон после трудной ночи. Позволила Роме забрать ее вещи и тяжело опустилась на край дивана, подвернув простыни, чтобы уличной одеждой не испачкать.

Рома сочувствующе покачал головой.

— Давай тогда укладывайся скорее, отдыхай, — погладил ее плечи, начал распускать косу.

— Подожди спать, сначала поесть надо. Знаю же, что ни крошки во рту не было, только кофе и заливались с Русланом наверняка, — из коридора в комнату заглянула ее мама. — Привет, родненькая. Тяжелая ночь? Доброе утро, Рома.

— Доброе, Тамара Ефимовна, — приветливо улыбнулся Рома теще, поспешно натягивая домашние брюки.

Кристина повернулась и тепло улыбнулась матери, правда, не представляя, как в себя сейчас будет еще и еду вталкивать? Но не хотелось расстраивать родного человека.

— Привет, мамочка, — с усилием поднялась, подошла.

Обняла ее, с грустью отмечая, что мама все больше сдает, словно прожитые годы придавливают ее к земле, сгибая. Иссушают. Кристина заставляла мать постоянно обследоваться, но все результаты оказывались в норме.

«Просто возраст берет свое, дочка», — похлопывала ее по руке мать после этих обследований. «Да и жизнь моя не была сказкой. Попила из меня соки…»

Кристина помнила. Не все, конечно, и не в мельчайших подробностях, но многое. И не могла не согласиться с матерью, что такая жизнь оставляет последствия.

— Я сейчас слишком устала, чтобы кушать, мамочка, — попыталась мягко отказаться, продолжая обнимать ее. — Пообедаю потом.

— Ничего, — похлопывая Кристину по руке, не согласилась мама. — На чай и булочку с маслом силы найдутся, даже не сомневаюсь.

— Ммм, булочка с маслом…

В груди все сжалось, дрожью по сердцу. Памятью всколыхнулось.

От одного слова на Кристину пахнуло теплом и сладким ванильным запахом сдобы. Сладко-масляным привкусом. И солнечным светом их старой кухни в общежитии, одной на две семьи, невероятно теплой даже в самые холодные зимние дни. Там такое угощение для Кристины было самым желанным и самым вкусным! И все об этом знали, балуя самую младшую…

Один из плюсов ее ритма работы, что и сейчас она спокойно могла лакомиться подобным.

— Вот-вот, — понимающе улыбнулась мама. — Сейчас приготовлю.

И, не позволяя ее задерживать, направилась в кухню. Тяжелые шаги, шаркающие. А ведь не так и много маме лет, только шестьдесят семь исполнилось. А ходит, словно больше восьмидесяти.

— Я помогу вам, Тамара Ефимовна, — крикнул Рома вдогонку, что-то слушая из разговора по телевизору. — Одну минуту! — взял со стула свою футболку.

Кристина же задумчиво смотрела вслед матери.

— Елки-палки! — возмущенный возглас заставил ее обернуться.

Рома стоял посреди их комнаты, которая изначально предполагалась гостиной. Но так как они жили в квартире втроем, то ее мать забрала себе меньшую спальню, уступив «детям» большую комнату.

— Что такое? — не разобралась она в причине возмущения мужа.

— Очередные реформаторы, блин! — скривился Рома, продолжая смотреть на экран. — Пятая реформа медицины за шесть лет! Сами ни черта в этом не понимают, а все равно — лезут, доламывают то, что еще не успели. Скоро вообще ничего не останется! Людей уже и так лечить некому… — возмущенно «объяснял» муж.

А Кристина, мало что поняв, подошла ближе, чтобы и самой услышать. Глянула на экран телевизора и медленно опустилась на диван. Все-таки ноги не держали после тяжелой ночи. И внимательно прислушалась к тому, что выпытывала бойкая и настойчивая журналистка, пепельная блондинка, у одного из депутатов, пойманного в коридорах «Рады». Подпись внизу экрана гласила, что это «Кузьменко Николай, заместитель главы второй по величине фракции в Верховном Совете».

— Николай Артемович, скажите, почему именно ваша фракция обратила внимание на реформу здравоохранения и так активно поддерживает нового министра во внедрении всех этих новшеств? Исторически, если можно так выразиться, ваша политическая сила больше занималась силовым блоком, не так ли? — журналистка сунула микрофон едва ли не в лицо депутату.

Впрочем, мужчина не выглядел растерявшимся или струхнувшим от такого напора. Довольно молодой как для депутата, кстати, что было характерно для последнего созыва — явно произошла смена поколений в политике. Да и внешне он мало походил на представителей прошлой политической элиты. Видно было, что следил за имиджем и внешним видом, да и здоровьем занимался, физическим — так точно. Плечи под пиджаком широкие и крепкие, сам высокий, серьезный. Следящий за выражением лица и интонацией.